Где песня льётся – там легче живётся
В последние годы в России ширится хоровое движение, всё больше людей увлекается хоровым пением. Среди наших читателей также многие поют – кто в храме, кто в любительском хоре или дома.
Сегодня мы публикуем песню, которая написана в наши дни и успела полюбиться православным, а также старинный духовный стих – в преддверии Дмитриевской родительской субботы.
Слово «мама» дорогое
сл. Н. Егоровой, муз. народная
Слово «мама» дорогое,
Ею надо дорожить.
С её лаской и заботой
Легче нам на свете жить.Припев:
Если мать ещё живая,
Счастлив ты, что на земле
Есть кому, переживая,
Помолиться о тебе.В раннем детстве беззаботном
Я не знал, как трудно жить.
Мать трудилась, чтобы было,
Чем кормить нас и поить.Припев.
Когда был ещё младенцем,
И она в тиши ночной,
Словно Ангел, у постели
Охраняла мой покой.Припев.
Помню тихие беседы…
Мать внушала нам о том,
Чтоб был умным и примерным,
Жизнь свою связал с Христом.Припев.
Когда было в жизни трудно,
Вспоминал я те слова,
Что мне мама говорила,
Как была ещё жива.Припев.
Часто маму мы не любим,
Не жалеем и не чтим.
И помочь, когда ей трудно,
В старости лет не хотим.Припев.
«Поминальная»
Духовный стих из сборника «40 русских народных песен, собранных Т. И. Филипповым и гармонизованных Н. А. Римским-Корсаковым». М., 1882.
Да помянет Господи
Род ваше племение,
Отцев ваших, матерей,
Дедушек, бабушек,
Дядюшек, тётушек.
Всех же по имени
Господь же их знает.
Запиши их, Господи,
В грамоты церковныя!
Понеси их, Господи,
За престолы святые, духовные.
Сотвори им, Господи,Вечную память.
← Предыдущая публикация Следующая публикация →
Оглавление выпуска
Это стихотворение одного монаха Свято-Пантелеимонова монастыря на Святой Горе Афон.
На Святой горе такого кладбища, как мы представляем обычно, – большого и просторного, – нет. Кладбище на Афоне – совсем небольшой участок земли, куда погребают усопшего священнослужителя, либо монаха обители Афонской на три года. Все это время братия монастыря молятся каждый день о упокоении души новопреставленного раба Божия. Молятся, чтобы Господь его простил, помиловал и даровал ему спасение, привел его в Царство Божие. А после трех лет выкапывают тело. Если оно не истлело, то снова закапывают и еще три года за него молятся. И так бывает до трёх раз. Девять лет могут молиться об усопшем.
Если через девять лет тело не истлело, тогда считают, что этот человек так грешен, что Господь не принимает его в Свое Царство. А если после трёх лет они видят, что кости желтоватого цвета и полностью тело истлело, то его выкапывают, очищают, пишут на черепе имя монаха и ставят главу на полочку. А остальные части тела тоже складывают в специальное помещение, где все эти косточки, каждая в отдельности, имеют свое место. Это специальное помещение называется “костница”. В «костнице» постоянно дежурит монах. Так вот один из них в начале XX века написал стихотворение-размышление – 1905 г. монах Виталий. Таким образом совершается чин погребения по отношению к усопшему монаху, подвизавшемуся на Афоне.
Конечно, это очень приятно – осознавать, что, подвизаясь на Афоне, ты имеешь большую надежду на спасение. Пребывая в монастыре, совершая подвиг монашеского жития, и после кончины инок монастыря не остается без попечения. После смерти о нём заботятся, о нём молятся, молятся очень усердно, чтобы Господь его помиловал.
Если мощи белого цвета, то считается, что усопший помилован, а если желтого цвета, – значит, он спасен, то есть имеет совершенство духовное, достиг высокого совершенства и сподобился от Бога святости. Поэтому к такому усопшему относятся с большим благоговением и молятся с особым прилежанием.
Есть большое утешение у братии Афонской обители. Монахи, подвизаясь на Афоне, обязательно должны спасаться. Потому что там особая молитва, особая благодать, особый подвиг. И после смерти за усопших молятся и умаливают Бога, чтоб Господь их простил и помиловал, даровал им спасение.
Монах Виталий (Св. гора Афон, Свято-Пантелеимонов монастырь,1905 год)
Люблю бывать по временам, где скрыта тайна жизни нашей,
Где, может быть, сокроюсь сам, вслед за испитой смертной чашей.
Здесь я минуты провожу, томим уныньем неисцельно.
И здесь отраду нахожу, когда душа скорбит смертельно.
Смолкает тут житейский шум – и вместо мыслей горделивых,
приходит ряд суровых дум – судей нелестных, справедливых.
Передо мной убогий храм, наполнен мертвыми костями.
Они свидетельствуют нам, что мы такими ж будем сами.
Немного лет тому назад (как жили те земные гости),
и вот ушли они в свой град, оставив нам лишь эти кости.
Не в силах были и они, владеть собой в иную пору.
И между ними, как людьми, бывали ссоры из-за сору.
Теперь довольные судьбой, лежат, друг другу не мешая,
Они не спорят меж собой: своя ли полка иль чужая.
Мы тоже гости на земле, и нам лежит туда дорога.
Идем туда в какой-то мгле, не видя вечности порога.
И святость любим, и грешим, гонясь за счастием – страдаем,
куда-то всякий день спешим, и то, что важно, забываем.
Боимся смерти и суда, желаем здесь пожить подольше,
стараясь избегать труда, и чтоб скопить всего побольше.
Не можем слова перенесть, иль чуть не ласкового взгляда,
а скорбных испытаний крест, для нас мучительнее ада.
Других виним почти всегда, хоть сами Бога прогневляем,
себя ж винить мы никогда и в самом малом не дерзаем.
Для личной прихоти своей, готовы потом обливаться,
Не спать подряд и пять ночей, во все опасности пускаться.
Кривить душой на всякий час, безбожно совесть попирая.
И все, что только тешит нас, к себе усердно загребая.
За честь всегда стоим горой, ценим труды свои и знанья.
И невниманье к ним порой, приносит нам души терзанье.
Таков есть страстный человек – хвастливый бог земного рая!
Он суетится весь свой век, покоя день и ночь не зная.
И всем безумно дорожит, пока здоровьем обладает.
Когда ж болезнь его сразит, совсем другой тогда бывает.
Ударит грозный смертный час – душа греховная смутится.
И все, что дорого для нас, – со всем навек должны проститься.
Безсильны нежности друзей, ничтожны ценности имений –
они не могут жизни сей, продлить хоть несколько мгновений.
Напрасно с помощью спешат, и врач искусство изощряет:
больному все трудней дышать – и он, конечно, умирает.
Хладеет грудь и тускнет взор, все чувства рабски умолкают.
И нас, как будто некий сор, поспешно в землю зарывают.
Затем немного надо знать, что с нами здесь потом бывает:
Вот эти кости говорят… Им наша совесть доверяет.
Один момент – и жизнь – мечта! Зачем же столько треволнений?
Зачем вся эта суета и масса горьких наслаждений?
Мы забываем тот урок, который смерть нам повторяет,
Что жизнь дана на краткий срок, и детство дважды не бывает.
О смерть, кому ты не страшна? Кому ты только вожделенна?!
Блажен, кто ждет тебя, как сна, кто помнит, что душа безсмертна.
И нет несчастнее того, кто вспомнить о тебе страшится:
Вся жизнь – мученье для него, и сей, однако, он лишится.
А там – для праведных покой и радость вечно со святыми:
Для грешных – ад с кромешной тьмой, и участь их с бесами злыми.
Теперь, быть может, что иной одежды всякий день меняет;
Умрет – положат лишь в одной, и той случайно не бывает.
А тот, кто даром мудреца владеет, Бога же не знает,
Умрет – не более глупца, напрасно только жизнь теряет.
Недалеко уж этот срок, и эта к вечности дорога,
Припомни, мудрый, тот урок: познай себя – познаешь Бога.
Познай, откуда ты и кто, зачем пришел, куда идешь,
Что ты велик и ты – ничто, что ты бессмертен и – умрешь.
И в Боге мудрость ты познаешь!