Из белых кирпичей
Фото в ноутбуке
Отца Евгения Панина я приметил ещё на Финляндском вокзале Петербурга, когда проводилась посадка на миссионерский поезд, отправлявшийся на родину Иоанна Кронштадтского. В огромной толпе на перроне он выделялся осанкой и большой белой бородой. Солидный такой протоиерей. Подумал: «Подойти бы, спросить, откуда он. Наверное, много бы интересного рассказал…» В Суре определили меня в одну из комнат детского садика, временно переоборудованную под гостиницу. Захожу. Все койки заняты, только одна свободна – моя. А на соседней сидит… тот батюшка, седобородый.
Над другой койкой склонился молодой парень в кожаной куртке, разбирает какие-то бумаги, вынутые из чемодана. Наверное, помощник священника.
Вечером перед «отбоем» Володя Ларин (так зовут помощника) достал ноутбук из того же объёмного чемодана и взялся просматривать фотографии.
– Всё-таки трудно на снимке масштаб отобразить, – пожаловался он своему настоятелю. – Вот снимал я Андреевский собор, а всей его громадности так и не передал.
Подхожу посмотреть. На экране – собор в Кронштадте, где у нас было богослужение перед отправкой в путь.
Володя листает изображения, на одном из снимков вижу одноэтажную церковку из белого силикатного кирпича – за деревянным штакетником, на фоне шестиэтажного жилого дома.
– А здесь масштаб вполне передан, – говорю. – Такой маленький храм.
– Ну не такой уж маленький, – вмешивается в разговор отец Евгений. – Вместе с колокольней – 270 квадратных метров полезной площади.
– Ваш храм? Где он находится?
– В городе Волжске. Есть такой райцентр в Республике Марий Эл. Поначалу-то мы собирались построить большой, но это были 90-е годы, и я подумал: «Ну выроем котлован и станем сидеть на его краю». Никак бы его не потянули.
– Храм у вас освящён во имя Иоанна Кронштадтского? – предполагаю я.
– Да, меня постоянно спрашивают, почему у нас в таком месте, никому не ведомом райцентре, появилась церковь кронштадтского праведника. Отвечаю, что в нашем городке в советское время жили монахини из Ленинграда – то ли сосланные, то ли эвакуированные. И вот они были почитателями и свидетелями служения Иоанна Кронштадтского, молились вместе с ним. Рассказывали о Батюшке местным жителям. Наверное, по молитвам этих монахинь, которые уже давно отошли ко Господу, мы и решили так назвать свой храм.
– А почему «наверное»?
– Да я сам не знаю. Помнится, говорит мне мой помощник, будущий иеромонах Никандр: «Давай храм будет в честь Иоанна Кронштадтского». Я: «Давай». Религиозных книг в то время никаких не было, а в советских книгах о кронштадтском пастыре только в отрицательном ключе писали. Но вот решили. Сказал владыке, и он благословил без всяких разговоров.
– Ваш помощник был у вас дьяконом? – уточняю.
– Он был шофёром, возил меня. А я тогда работал в городском отделе образования. И вот мы хорошо друг с другом сладили. Пьяный ищет пьяниц, блудник ищет блудников, а верующий – верующего, – смеётся отец Евгений. – Однажды, в конце 90-х годов, мы прикинули: а что мы бы хотели в нашем городе иметь? У нас тогда был только деревянный храм Николая Угодника, его во время войны открыли. Маленький домик такой. Стали рассуждать: «Хорошо бы иметь храм в районной больнице. На кладбище тоже. И в районе Машиностроитель…» Подумали так, и я написал заметку в районную газету «Волжская правда» со своими предположениями. Как ни странно, её приняли. И вот через некоторое время люди откликнулись.
– В вашем городе много верующих?
– Как сказать… В основном это приезжие, оторванные от корней. Прежде на месте Волжска была деревня Лопатино, названная так по имени хозяина лесопилки Лопатина. А перед войной там построили целлюлозно-бумажный комбинат, вырабатывающий техническую бумагу. Все артиллерийские снаряды в Советском Союзе были завёрнуты в нашу промасленную обёртку. Тогда же образовался и город, второй по величине в Марийской республике. Но всё равно он небольшой, около 60 тысяч жителей. Между тем в нём уже четыре храма…
– А в этом Лопатино Иоанн Кронштадтский случайно не бывал? – спрашиваю машинально, по уже сложившемуся опроснику. Ведь по тому, откуда приехали священники на праздник в Суру, можно изучать и географию пастырских поездок Всероссийского Батюшки.
– Как же! Не раз проплывал по Волге мимо Лопатинского затона, – удостоверяет волжский священник. – Местные подходили к нему под благословение, и в некоторых семьях память о нём сохранилась. Он благословил построить в нашем районе церковь во имя святителя Гурия Казанского. Наверное, Батюшке святитель был чем-то близок. Владыка жил в первой половине XVI века и открыл несколько монастырей, при которых были училища для обучения христиан и язычников-марийцев. Обратил в православие и многих магометан. Сам же архиепископ Гурий был человеком очень скромным, жил по-монашески. И обогащение монастырей не приветствовал, часто повторял: «Не добро монастыри богатити чрез потребу, они бо сим более пустуют». Питал нищих, заступался за бедных – народ его любил.
– Этот храм, благословлённый Иоанном Кронштадтским, далеко от вас?
– Он стоит между марийскими деревнями Петъял и Азъял – на высоком холме, в тихом лесу. Место очень красивое. В советское время храм закрывали на десять лет, с 36-го по 46-й годы, но не разграбили – иконы, церковная утварь остались внутри нетронутыми. Хоть среди местных и было много язычников, никто не позволил коммунистам учинить святотатство.
– Язычников?
– Да они и сейчас есть. Когда поднимаешься на холм к храму, кругом видишь разноцветные ленточки на дубах и вязах. Там же их священная роща, и храм-то построен, как сказывают, на месте капища, уничтоженного в XVIII веке. Христианизация марийцев шла тогда очень трудно, целые деревни пустели – люди прятались в лесах от миссионеров. А в советское время храм Святителя Гурия почитался даже язычниками – они же видели, как православные его берегли. В 20-е годы со всей округи в него несли иконы. Даже из Казанской Седмиозерной пустыни сюда на хранение был доставлен чудотворный образ Смоленской Божией Матери. Как только его внесли в церковь, поблизости на холме забил святой источник, названный именем Серафима Саровского. Многие в нём получили исцеления.
Что интересно, тогда же, в 1925 году, дети из села Исаково выловили крест, плывший с верховьев Волги. В 64-м году храм, где он хранился, сгорел. Крест перенесли всё в ту же Гурьевскую церковь – как в самую надёжную, которую никто не трогает. Вот так благословение Иоанна Кронштадтского действует! Крест оказался чудотворным, и к нему люди издалека приезжают.
Родительское благословение
Володя закрыл ноутбук и, взяв полотенце, пошёл чистить зубы на ночь. За ним последовал и батюшка. Удобства сельского детсада находятся во дворе. Там я и застал их, когда, погремев железным пестиком в навесном умывальнике и ополоснувшись, направлялся к крыльцу. Отец Евгений со своим помощником сидели у поленницы на чурбаках и о чём-то беседовали, отмахиваясь от комаров берёзовыми веточками. Священник махнул мне рукой:
– Присоединяйтесь. В комнате душно, а здесь свежо.
– Да, хороший вечер, – соглашаюсь. – У вас там, в Волжске, белых ночей-то не бывает?
– Нет. Хотя считаем себя северянами.
– Вы там и родились? В верующей семье?
– Нет, родился я в Казани, где мама работала. Мама моя деревенская, верующей была. Отчим тоже деревенский, с Рязанщины. Но в храм не ходил. Юность его, которую провёл в Москве, выпала на 20-е годы. Рассказывал мне: по улицам ходили комсомольцы-безбожники и пели песни против Бога. Вот с этим и жил. Когда умер, то «отпели» его, как он и завещал: «Хоронить только с музыкой».
Батюшка помолчал, вслушиваясь в мирные вечерние звуки отходящего ко сну села. Идти в душную комнату ему явно не хотелось, и он продолжил рассказ:
– Вообще-то, у отчима трудная жизнь была. В Москве он учился и подрабатывал курьером в Министерстве бумажной промышленности. И так выпало, что в соседней комнате коммуналки жил секретарь Троцкого. Когда Сталин стал сажать троцкистов, то под раздачу попал и он. Допрашивали: «О чём разговаривал с соседом? Кто приходил в гости?» Осудили его. А спустя годы снова арестовали как бывшего сидельца. И отправили в ссылку в Красноярский край. Поехали и мы вслед за ним. Обратно вернулись, лишь когда Сталин умер. Отчима реабилитировали, в Волжске дали должность на бумкомбинате.
– А ваш путь в Церковь как начался?
– За то, что в церковь ходил, в школе пеняли. Её я окончил в 1960 году. Сказал маме: «Хочу в семинарию поступать». Она: «Сынок, давай подождём». И это «подождём» продлилось почти сорок лет, пока мне не стукнуло 54 года. Да и то получилось не так просто. Духовник мне предложил: «Давай я тебя рекомендую во священники». Я снова к маме за благословением, она отказала. «Ладно, – думаю, – надо молиться». И вот где-то через полгода она благословила. И перед смертью, когда я уже стал священником, сказала слова, которые очень дороги мне: «Я за тебя спокойна».
– А эти сорок лет до принятия сана чем занимались? – спрашиваю.
– Окончил Казанский университет, механико-математический факультет. После армии читал лекции в Йошкар-Олинском политехе. Написал несколько работ, связанных с управлением производственными процессами на основании теории вероятности и математической статистики. Но в 90-е никому это было уже не нужно. Тогда я ушёл в гороно. Там познакомился с водителем Николаем Рыбкиным, будущим моим приходским старостой. Из гороно он уволился вместе со мной в 1995-м. Но старостой пробыл недолго. У нас ведь постоянная стройка – надо договариваться с подрядчиками и рабочими, что-то достать, привезти, иной раз обходными путями, кому-то «проставить». А он хотел спасаться. Ушёл в Седмиозерную Богородицкую пустынь, стал иеромонахом.
Место под храм мы выбрали в жилом микрорайоне. 2000-й год. Ни копейки денег. Собралась инициативная группа, говорю: «Ну что? Как собирать будем?» Говорят: «А как Бог даст». И бабушки, и женщины ходили по домам, по квартирам. Кто-то даст, а кто-то не даст. Затем по милости Божией нам пожертвовали… линолеум. Один предприниматель сказал: «Вот вам линолеум, а как распорядитесь, ваше дело». Мы и «толкнули» его, а на вырученное купили кирпичи. Появились кирпичи – тут уж нам поверили: в долг составили проект и строить начали. Вот сказать – не поверит никто, что храм строили в долг. Позже мы со строителями смогли рассчитаться, никто в обиде не остался.
Храм получился небольшим, но вместительным, на 450 человек. Нам достаточно. Со временем построили и церковный дом – с жильём для священника, воскресной школой, просфорней, трапезной. И продолжаем расширяться. Думаем создать социальную службу – чтобы немощных прихожан можно было поселить, успокоить как-то, пока они поживут у нас.
«Зелёные святки»
– Известно, что Иоанн Кронштадтский был открыт для всех, – перевожу на «дежурную» тему. – А есть какая-то грань: вот здесь можно общаться, а здесь – нельзя? Например, пьяные…
– Понимаешь, некоторые мужики по трезвянке стесняются к священнику обращаться. И вот выпьют, осмелеют и стучатся ко мне, даже ночью, бывает. Гнать? Обычно их что беспокоит – работа, семья. И вот начинаешь беседовать, успокаивать, говорить, что человек должен держаться за свою семью – ведь когда он её теряет, то падает на долгие годы, нередко навсегда.
Я так же и со школьниками разговариваю, без обиняков. Меня в школы часто приглашают, памятуя, что я сам педагог и что даже в гороно работал. Говорим на разные темы. Например, такая: «Дружба, любовь, супружество». Спрашиваю: «Какую вы хотите иметь будущую супругу? Чистую и непорочную?» Они: «Конечно!» Говорю: «Так и вы будьте чистыми и непорочными». Вот в чём вопрос. Для себя ищут лучшее, а сами туда-сюда, направо и налево. Но это тема для старшеклассников. А в детский сад для больных церебральным параличом приходим, чтобы просто обласкать детей. Конечно, читаем и детские православные книжки, рассказываем о святых, но не это главное. Чего они ждут? Любви.
Ещё мы ездим по марийским деревням. Часто бываем в санатории «Кичиер», на территории национального парка «Марий Чодра», что переводится как «Марийский лес». Там и вправду реликтовый лес. Мы обратились с просьбой выделить нам землю под церковь, поговорили с жителями Кичиера. Дали 15 соток. И вот теперь в этом парке планируем возвести небольшой храм в честь великомученика Пантелеимона Целителя.
– В парке есть языческие священные рощи?
– Возможно, были. Не знаю. Ближайшая к нам крупная роща Пистер – на границе со Звениговским районом, у деревни Исменцы, в 20 километрах от нас. Мы туда тоже наведываемся, служим – не в роще Пистер, конечно, а в самом селении, в пожертвованном нам деревенском домике, который мы перестроили в часовню.
– А что, в этой роще и капища есть? – удивляюсь.
– Ну они это не так называют. Там у них что-то вроде двух часовен, площадки для молений и есть отдельные деревья «онапу», перед которыми варят жертвенное в трёх котлах. Обычно марийцы поклоняются липе, дубу и берёзе. Свои праздники называют «зелёными святками». Есть ещё Кугече – «марийская пасха». Помню, однажды в Исменцы на такую «пасху» приехали глава района и руководитель отдела культуры администрации. Почтили, так сказать…
– А какие у марийцев боги?
– Да разные – боги огня, дождя, солнца и света, небосвода, молний. В той роще, насколько знаю, два жертвенника – богу вселенной Туня-Юмо и богу Миколо-Юмо, то есть Николаю Чудотворцу. У них всё так спуталось с христианством. Часто в рощах можно увидеть наши кресты, иконы, к деревьям прилепляют свечки.
– Там, в Исменцах, с язычниками вам довелось общаться?
– А как же! Это же наши прихожане – они ведь и в наш храм ходят, двоеверы. Пытаюсь что-то им втолковать. Даже в школу местную ходил с детьми пообщаться, пусть хоть они настоящими православными вырастут. И выяснилось, что директор школы – сын карта, языческого священнослужителя.
Молчавший доселе помощник батюшки, Владимир Ларин, вдруг произнёс:
– Я так думаю. Священная роща – она у нас в душе. Её растить надо и ухаживать за ней, чтобы наши чувства и помыслы были чистые и свежие, как молодые листья на ветках. А язычники совершают только внешний обряд, себя никак изнутри не меняя, забыв о душе. Кто-то заболел: ой, давайте то или то сделаем. А причина болезни ведь в душе может прятаться.
Отец Евгений вздохнул:
– И всё же не стоит нам превозноситься над этими язычниками с их «зелёными святками». На себя надо оборотиться. Как-то ходил я в дневной стационар, с больными общался. И вот ко мне обратился мужчина: «Батюшка, как вот это понимать? Сам я нецерковный, а жена моя постоянно ходит в церковь, заказывает обедни, ставит свечки. А придёт домой – и никакого сладу нет, одни споры, упрёки, скандалы». Вот так и живём. Богу кланяемся, а чуть что коснись – пыль до потолка.
Сидим молчим. В воздухе тонко ноют комары-кровопийцы. Где-то на краю села мычит корова. Заблудшая – что-то поздно её гонят в стойло. Вроде бы и нам спать пора, да не все галочки проставлены в моём «опроснике».
Вектор жизни
Спрашиваю священника:
– Иоанн Кронштадтский в вашей жизни присутствует?
– Мы ему на приходе каждую неделю акафист читаем, служим молебны, – отвечает настоятель. – Иоанновская семья, центр которой находится в Петербурге, постоянно даёт нам информацию: вот помолитесь о таком-то усопшем батюшке, который из нашей Иоанновской семьи. За здравие тоже молимся, читая акафисты по согласованию, в определённые числа. Синодик у нас большой. Многое для своей общинной жизни мы черпаем из примеров служения Иоанновского братства, какое было в Петербурге до революции. Например, собираем к Рождеству подарки для престарелых людей. Ну и расширили эту практику – ещё одариваем ветеранов на 9 Мая.
– А были чудесные случаи, когда Иоанн Кронштадтский помогал?
– Господи, какие там чудесные… Ну-ка вспомни, – батюшка обратился к своему молодому помощнику. Володя призадумался:
храме было печное отопление, газ ещё не подвели, случилось ЧП: печка перегрелась, и храм от дыма пострадал, особенно сильно потемнела одна икона, большая, в рост человека. Отдали её на реставрацию в больничный храм «Всех скорбящих Радость», где священником служил бывший профессиональный художник. Усилиями прихожан и просто местных жителей храм отмыли от копоти, тут же нашлись жертвователи на новый иконостас, и всё стало даже благолепнее, чем прежде. Настал момент забрать икону – и тут не заводится техника…
Отец Евгений смущённо засмеялся себе в бороду, а Володя продолжал:
– Так это всё правда! Ни одна машина не заводилась. Уже и люди собрались, ждут икону. И тут один из священников говорит: «Давайте акафист отслужим Иоанну Кронштадтскому». Как только отслужили, всё стало везде работать. И икона вернулась. Этот случай наши прихожане за чаепитием часто вспоминают.
– Батюшка, вы математик по образованию, учёный, – обращаюсь к настоятелю. – Как с наукой согласуются чудеса?
– Он, кстати, тоже математик, мы один факультет закончили, – священник кивнул на Володю. – И думаю, он со мной согласится. Есть естественные науки, а есть неестественные – марксистско-ленинская философия, например. Так вот, естественные науки просто кричат о существовании Бога. Потому что сама природа говорит об этом.
Володя, взяв прутик, что-то начал чертить на земле:
– Вот смотрите, вектор… Про академика Раушенбаха слыхали? Он как-то поспорил с другим академиком, что сможет доказать неслиянность и нераздельность Бога Троицы с помощью математики. Нарисовал ему вот такой вектор и дополнил чертёж: вектор, да, один, но лежит-то он на трёх пространственных осях, являя три разных образа.
Отец Евгений, глянув на чертёж помощника, заметил:
– Это, конечно, всё умозрительно. В реальной жизни куда интереснее. Вот представь: семья полностью неверующая – ни мать, ни отец. Живут в маленьком частном домике. Сына запирают. А он вскрывает окна и убегает в церковь.
– Да-а… Это в наше время, что ли?
– Так на моём приходе. Или вот как Иоанн Кронштадтский привёл Володю в наш храм, тоже ведь необычная история.
– Владимир, расскажите, – прошу старосту.
– Начну с того, что я закончил тот же самый факультет, что и отец Евгений, только с разницей в сорок лет, – начал Володя. – Преподавателями моими были сокурсники батюшки. Только я этого не знал. Постоянно видел батюшку на автобусной остановке: с большой белой бородой – не заметить его я не мог. Даже здороваться начали. Но под благословение я стеснялся подходить. В 2004-м забрали в армию. Там в штабе женщины из гражданского персонала мне на день рождения подарили книгу «Всероссийский Батюшка Иоанн Кронштадтский», обещал им прочитать. И знаете, прочитал… Тогда и думать не думал, что стану старостой храма, да ещё во имя Иоанна Кронштадтского.
После армии я некоторое время жил и работал в Санкт-Петербурге. Так получилось, что стал ходить на службы в Иоанновский монастырь на Карповке. Там ещё больше узнал об Иоанне Кронштадтском. Когда вернулся в Волжск, то два месяца не мог устроиться на работу. Однажды забрёл на территорию храма Иоанна Кронштадтского. Батюшка меня увидел и принял на работу. Вот и вся история.
– А почему из Питера уехали?
– Предки мои, Ларины, вообще-то, коренные петербуржцы… Не знаю, мне Волжск ближе.
Отец Евгений потрогал краешек своей бороды:
– А чего непонятного? Мой отчим после реабилитации тоже мог в Москву вернуться, у него там и жильё было. Но остался в Волжске, о чём мы в семье нисколько не сожалели.
– Хорошо на Волге жить? – спрашиваю уже просто так, для поддержки разговора.
– Выше нас – Чебоксарское водохранилище, ниже – Куйбышевское. Это искусственные моря. А мы посередине, и Волга такая, какой была во все времена. А жить… всегда хорошо. Даже сейчас, в преклонных годах. Я ведь теперь такой человек, который не связан ни с чем. Все родные мои отошли, и теперь просто живу на земле, Богу молюсь. Вот взял Володю за шофёра, и поехали в одну деревню, в другую – послужить, с народом побыть. Переехали Волгу – и уже в гостях у знакомого батюшки, в городке Козловка. Там вместе послужим. Хорошо.
Спрашиваю Володю: сам-то он не собирается священнический сан принимать? Отвечает односложно:
– Можно быть плохим священником и хорошим мирянином. Пока что я думаю, смогу ли. Да и кому тогда старостой на приходе быть? Там работы полно, стройка с утра до вечера.
– Он у нас и за ночного сторожа, – улыбается отец Евгений.
– И как вы успеваете? – удивляюсь.
– Батюшка шутит, – отмахивается Володя. – Просто мой дом находится напротив храма, а живу я на четвёртом этаже. По ночам выхожу на лоджию посмотреть, всё ли в порядке. Специально-то не просыпаюсь, малая дочка будит, ей сейчас девять месяцев.
– А знаешь, как он поселился напротив храма? Тоже ведь удивительное совпадение, – поясняет батюшка. – Володя был уже старостой. Женился. И тут бабушка почила, оставив ему эту квартиру. Вот так Господь устраивает… Ну что, братья, комары вас не заели? Пора молиться и спать.
* * *
Засыпая, представил, как молодой староста ночью из лоджии смотрит на свой храм, белеющий под зелёной крышей силикатным кирпичом. Сверху он такой маленький… Но масштабность святыни не меряется квадратными метрами. Велик Господь и угодники Его.
← Предыдущая публикация Следующая публикация →
Оглавление выпуска
Добавить комментарий