Русское сердце

Есть такой писатель у нас в России – Владимир Николаевич Крупин. Мы, сотрудники редакции, давно с ним дружим и очень любим его рассказы и его самого. Да и не мы одни, конечно. Сказано ведь: «Кто любит, тот любим», – большое сердце у этого человека, доброе, виноватое по-русски, по-русски весёлое. Как это – виноватое и весёлое по-русски? Наверно, так: виноватое – но с надеждой на милосердие Господне; а весёлое – но с грустинкой, с жалостью.

Много лет назад Владимир Николаевич был нашим постоянным автором – он писал для нас свои «Крупинки» – маленькие рассказики. Про себя и людей вокруг, про родную Вятку, куда всегда стремится из столицы его душа. А сегодня мы подобрали для вас, ребята, эти «крупинки» в одном из вышедших у Владимира Николаевича сборников рассказов.

Авторучка

Мне подарили красивую авторучку. Очень. Такую красивую, что ею я писать не осмеливался, но с собою возил. Приехав в Троице-Сергиеву лавру, вначале, как всегда, пошёл к преподобному Сергию в Троицкий собор. Взял у монаха листочки чистой бумаги, достал красивую авторучку и ею написал имена родных и близких для поминовения о здравии у раки преподобного. На столе были и другие ручки, и карандаши, но ручки уже были исписанными, а карандаши притупившимися. Это я к тому, что люди подходили и тоже писали свои памятки. У меня попросили ручку, я отдал, а сам пошёл в храм, к гробнице.

Там почти всегда очередь, но такая благодатная, такая молитвенная, что очень хорошо, что очередь. Читается акафист преподобному, поётся ему величание, а между ними всегда-всегда звучит молитвенный распев: «Господи, помилуй». Поют все. Особенно молитвенно поёт монах, которого привозят сюда на коляске.

Приложившись к мощам преподобного, отдав дежурному монаху памятки, я вышел и хотел взять свою авторучку. Но к ней уже была очередь. А я торопился и подумал, что зайду за ручкой потом. Но и потом ручка не простаивала, и мне было как-то неловко заявлять, что это моя ручка. Она уже стала не моей, а общей. Я подумал: сколько же ею уже написали имен, сколько же с её помощью вознесётся горячих молитв о здравии болящих, о прозрении заблудших, об утешении страждущих! И разве я что-то могу равное написать этим памяткам? Нет, конечно.

Решив так, я порадовался за ручку: каким же счастливым делом она занята — и пожелал ей долгой жизни.

……………..

Первое слово

В доме одного батюшки появился и рос общий любимец, внук Илюша. Крепкий, весёлый, рано начал ходить, зубки прорезались вовремя, спал хорошо — золотой ребёнок. Одно было тревожно: уже полтора года — и ничего не говорил. Даже к врачу носили: может, дефект какой в голосовых связках? Нет, всё в порядке. В развитии отстаёт? Нет, и тут нельзя было тревожиться: всех узнавал, день и ночь различал, горячее с холодным не путал, игрушки складывал в ящичек. Особенно радовался огонёчку лампады. Всё, бывало, чем бы ни был занят, а на лампадку посмотрит и пальчиком покажет.

Но молчал. Упадёт, ушибётся, другой бы заплакал — Илюша молчит. Или принесут какую новую игрушку, другой бы засмеялся, радовался — Илюша и тут молчит, хотя видно — рад.

Однажды к матушке пришла её давняя институтская подруга, женщина шумная, решительная. Села напротив матушки и за полчаса всех бывших знакомых подруг и друзей обсудила-пересудила. Все у неё, по её мнению, жили не так, жили неправильно. Только она, получалось, жила так, как надо.

Илюша играл на полу и поглядывал на эту тётю. Поглядывал и на лампаду, будто советовался с нею. И вдруг — в семье батюшки это навсегда запомнили — поднял руку, привлёк к себе внимание, показал пальчиком на тётю и громко сказал: «Кайся, кайся, кайся!»

— Да, — говорил потом батюшка, — не смог больше Илюша молчать, понял, что надо спасать заблудшую душу.

Потом думали, раз заговорил, то будет много говорить. Нет, Илюша растёт молчаливым. Хотя очень общительный, приветливый. У него незабываемый взгляд: он глядит и будто спрашивает — не тебя, а то, что есть в тебе и тебе даже самому неведомо. О чём спрашивает? Как отвечать?

Мир вокруг нас

Бежит утюг по простыне, как лодка по волне

Без этого помощника в доме не обойтись. Постирала хозяйка бельё, надо погладить – а он и рад стараться: превращает ворох мятой одежды в опрятную стопку выглаженной. Наводит стрелки на брюках, проворно бежит по простыне, острым горячим носом разглаживает мелкие складки блузки… В умелых руках утюг сегодня может справиться со своей работой в два счёта, и хозяйка ничуть не устанет.

Эх, перенести бы современный утюжок – лёгкий, красивый и умный (сам знает, когда выключаться!) на несколько веков назад! У наших прабабушек глажка белья отнимала очень много времени и сил, поэтому люди много веков подряд бились над тем, как облегчить это занятие. Утюгов за это время придумано было великое множество. Если вы, ребята, попадёте в старинный русский город Переславль-Залесский, то непременно зай-дите в уникальный музей утюгов. А пока пусть один из его почтенных эспонатов расскажет нам свою историю.

– С удовольствием! Позвольте представиться: угольный утюг. Слово «утюг» – тюркского происхождения, и состоит оно из двух маленьких слов: «ут» и «юг», что значит «огонь» и «класть». В Древнем Китае, например, гладили этакой сковородой с угольками. Пока не придуманы были электрические утюги, мы без угля не могли работать. Взять меня, например. Я немного похож на паровоз, не правда ли? В «брюхе» у меня горячие угли, сбоку – труба. Сбоку – это для того, чтобы дым не валил прямо в лицо хозяйке, а шёл в сторону. Вам, друзья, сейчас в диковинку: как это – гладить бельё среди дыма? Да ещё приходилось махать мною из стороны в сторону, чтобы угли не остывали и я был горячий. Или дуть в дырочки – вон сколько их у меня. Но если мне не по нраву что-то пришлось, я мог и выстрелить угольком, прожечь бельё… Молодой был, горячий, кхе-кхе. А вот мой предшественник – тот углями не плевался, зато был тяжёлым.

Он был целиком отлит из металла. Разогревали его на углях жаровни – и быстрей несли к белью. Правда, не больно-то оно чистым становилось от такого глажения, хоть и вытирали подошву утюга тряпкой… Погладит-погладит немного хозяйка – и остыл утюг, снова приходится греть. Позже придумали делать утюги со сменными вкладышами из чугуна: один вкладыш – в работе, второй – разогревается. Заменяли их специальным прутом.

Как же всё это было неудобно и опасно! Чтобы сделать работу с утюгом не такой изнурительной, в 1868 году придумали… музыкальный утюг; он издавал при глажке мелодичные звуки. Это чудо техники прижилось и целых полвека скрашивало жизнь гладильщицам и белошвейкам.

И вот, наконец, в 1892 году началась эра электрических утюгов. Однако и они поначалу были далеки от идеала: терморегулятора на них не было, и они перегревались, отчего надо было то и дело выключать их и включать заново. Только зазеваешься – на ткани уже подпалина.

Мы, утюги, появились в русском быту всего несколько веков назад. Да и не везде прижились. В деревнях как привыкли испокон веков гладить рубелем, так и гладили до середины XX века. Рубель – это прадедушка нашего утюга, такая доска с зарубками. Выстиранное бельё – а оно всё было льняным, грубоватым – хозяйка наматывала на скалку, а затем принималась рубелем мять ей бока, катая по столу. Длилось это долго и сопровождалось немалым грохотом, зато бельё становилось мягким и выглаженным. Да и обжечься таким «утюгом» было невозможно.

Говорят, в недалёком будущем все утюги будут такими же безопасными, как рубель наших прабабушек. Вы, ребята, уж точно будете пользоваться этими ультразвуковыми приборами! А пока, помогая мамам гладить бельё, вспоминайте, что ваш утюг – это чудо созидательной мысли человека.

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска