Об авторе: Лариса Гладких – учитель с почти 30-летним стажем, «Учитель года» Московской области, где в Измайловской средней школе Ленинского района она и проработала все эти годы. Литературным творчеством Лариса Михайловна занимается ещё со студенческих лет. Её рассказы печатались в журналах «Работница», «Русский дом», альманахах и сборниках. Первый сборник рассказов Ларисы Гладких «Кабы я была царица…» вышел в 1996 году в издательстве «Феникс». Вторая книга автора – «А после Дождя бывает Радуга». Её новые рассказы мы предлагаем вашему вниманию.

Кому нужна сорока?

Сегодня была очередь Феликса. Он присел на корточки перед инвалидной коляской, в которой сидела Манюня, и стал очень выразительно для неё читать:

«Вам не нужна сорока,
Сорока без крыла?
Она у нас два срока –
Два месяца жила.
Её нашли в июне,
Её назвали Дуней».

Двор, по мнению чужих, был очень хулиганский, а по мнению своих – очень дружный. Честь двора передавалась из поколения в поколение, как переходящее знамя. Чужаков наказывали, подлых воспитывали, в футбол играли, на гитарах бренчали… Двор жил своей жизнью. Двор – это больше, чем семья, но меньше, чем город.

Феликс, Гришка, Матвей и Манюня жили в одном дворе, в одном доме, они даже родились в одном и том же роддоме почти в одно время. Феликс, например, родился в один день с Манюней, на двадцать минут раньше, чем она.

Манюня была неотъемлемой частью дворового мальчишеского братства. Она была почти такая же, как все, только не ходила и не говорила. Её вывозили во двор на свежий воздух в инвалидной коляске – предмете зависти всех дворовых мальчишек, которые играли вокруг неё, ссорились, дрались и мирились рядом с ней. Манюня всегда была рядом. Летом мальчишки перевозили Манюнину коляску в тенёк от наехавшего на неё палящего солнца, а зимой, наоборот, вывозили её инвалидное кресло на солнышко, если на Манюню наезжала холодная тень от дома: пусть сидит греется…

Новенькая красивая девочка с братом и родителями появилась в их дворе недавно. Может, квартиру купили, а может, обмен сделали. Увидев новенькую девочку, Феликс ни с того ни с сего кинулся к турнику и подтянулся на нём бессчётное количество раз. Гришка сделал кувырок через голову, тоже ни с того ни с сего. Он сам потом удивлялся, почему раньше так не умел. Самый романтичный Матвей с того дня стал писать стихи… Мальчишки влюбились в новенькую девочку Свету, и это было как-то естественно, а вот Манюня… влюбилась в Светиного брата, и это было как-то противоестественно. Манюня, увидев новенького красивого мальчика, открывала беззвучно рот, закидывала свою голову назад и… очень, очень плохо улыбалась, косясь на новенького. Своим дворовым мальчишкам она всегда улыбалась как-то хорошо… Манюня протягивала в сторону новенького мальчика руку, её коляска сильно наклонялась в одну сторону, и мальчишки боялись, что Манюня упадёт.

– Придурошная какая-то, – злился новенький.

Ему было очень стыдно, хотя ничего плохого он не сделал.

Феликс, Гришка, Матвей и новенькая девочка Света со своим братом оказались в одной школе и даже в одном классе. Света с братом были близнецами.

Манюня в школу не ходила. Везёт же людям…

– Гришка, сегодня твоя очередь.

Гришка присел перед Манюней на корточки и стал читать:

«Скакала, как зайчонок,

Сорока по траве,

Любила у девчонок

Сидеть на голове».

Зима в конце февраля превратилась в красавицу. Каждое дерево во дворе стало от снега неповторимым произведением искусства.

Мальчишки играли в снежки. Манюня дышала морозным воздухом рядом с ними. Как всегда…

Новенький появился от автобусной остановки с большой спортивной сумкой. По субботам он ездил на секцию каратэ.

Увидев новенького, Манюня открыла рот, закинула голову на спину и стала раскачивать свою инвалидную коляску, поставленную для безопасности на тормоза. Новенький задумался, потерял бдительность, и Манюня успела схватить его за край спортивной куртки, когда он проходил мимо неё. Новенький оторопел от ужаса и брезгливо оттолкнул Манюнину руку. И оттолкнул-то, на его взгляд, не очень сильно. Но то, что не очень сильно для пятнадцатилетнего здорового парня-каратиста, очень сильно для пятнадцатилетней девочки-инвалида. Манюнина коляска покачнулась и упала, а сама Манюня вывалилась из коляски прямо в снег. Одеяльце съехало, и новенький увидел Манюнины уродливо вывернутые дистрофичные ножки.

Феликс с Гришкой бросились поднимать Манюню и её коляску, а Матвей подлетел к новенькому:

– Извинись!

– Перед кем? Перед этой дебилкой? И не подумаю!

– Предупреждаю, у нас бьют до тех пор, пока человеком не сделают. А ты пока ещё не человек, а питекантроп.

Так страшно Манюня не плакала никогда. Беззвучно открыв рот на букве «Ы», она размазывала по щекам слёзы и слюни, которые плетями тянулись из её очень широко открытого рта. Феликс достал свой носовой платок и приводил Манюнино лицо в порядок.

К новенькому подошёл Гришка:

– Ты, ошибка природы, тебе же сказали. Извинись!

Гришка сжал кулаки.

– Сегодня вечером в семь за гаражами, – сказал Феликс новенькому. – Там и разберёмся… со всеми ошибками.

Самым большим шоком для мальчишек было то, что каратист на разборку за гаражи не пришёл. Им было так стыдно за него, что они в полном молчании просидели на месте встречи за гаражами до глубокой ночи, за что все были по-разному наказаны своими родителями.

Слово «апрель» пахнет весной и солнцем, по которому все соскучились за длинную зиму.

Сегодня была очередь Матвея. Он присел перед Манюней на корточки и стал читать ей про её любимую сороку:

«Она однажды ложку

Стащила со стола,

Но, поиграв немножко,
Андрюшке отдала.
Он был её любимцем,
Андрюшка Челноков,
Она ему гостинцы
Носила – червячков».

У Манюни была целая уйма детских книжек и игрушек. Дети подрастали и все свои детские сокровища передавали ей. Манюня всегда очень радовалась подаркам. Да и вообще она такая же, как и все, только не ходит и не говорит…

После длинных летних каникул все вернулись домой в конце августа. Феликс – с моря, Гришка – из деревни, Матвей – из лагеря, Света с братом-каратистом – из Греции.

Манюни во дворе не было. Её маму после инсульта положили в больницу, а Манюню увезли в дом инвалидов в дальнем Подмосковье.

Мальчишки сидели во дворе под грибком, а Манюни рядом с ними не было. К этому ещё надо было привыкнуть…

Небо над Москвой вступило в неравный бой с облаками и – проиграло. Облаков было слишком много.

Подошла Света. При её приближении Феликсу всё ещё хотелось подтянуться на турнике, Гришке – кувыркнуться через голову, а Матвею хотелось писать стихи. Про любовь…

– Приглашаю вас на пруды в Люберцы. Там красиво, а завтра хорошую погоду обещали.

– Завтра мы не можем.

– Завтра суббота, у Манюни родительский день, она будет ждать. В другие дни туда к ней не пропускают.

– Если хочешь, поедем с нами. Электричка в восемь утра, второй вагон от хвоста поезда.

– Придёт?

– Зуб даю, что придёт.

– Обязательно придёт.

– И я думаю, что придёт. Она ведь человек в отличие от некоторых.

– Не будем показывать пальцем.

– Не будем…

Света пришла перед самым отходом электрички. Принесла с собой котёночка для Манюни.

– Женька не поехал. Не дошло до него пока. Он ещё этот, как его?..

– Питекантроп, – подсказал Гришка.

– Вот-вот, я и говорю – динозавр. Ему ещё лет двести надо, чтобы хоть чуть-чуть человеком стать…

– Свет, сегодня твоя очередь.

Света присела перед Манюниной инвалидной коляской на корточки и стала читать ей стих Агнии Барто про сороку без крыла:

«Мы к ней привыкли очень,

А Дуня в тихий час

Твердила по-сорочьи:

“Скучаю я без вас…”

Но осень, осень скоро,

В саду желтеет лист,

Уже уехал в город

Володя-баянист.

И мы уедем… Осень…

Но как мы Дуню бросим?

Она у нас два срока –

Два месяца жила…

Вам не нужна сорока,

Сорока без крыла?»

Манюня внимательно слушала и так хорошо-хорошо всем им улыбалась. Манюне суждено навсегда остаться в детстве, с детскими книжками, с детскими игрушками… Везёт же людям…

Ты будешь моя мама

– Мама, мама, смотри, паучок!

Полинка держала в руках жёлтый кленовый лист, на котором сидел маленький паучок.

– Воспитательница Евгения Сергеевна сказала нам, что убивать паучков нельзя. Они приносят людям новости.

Оксане было не до паучка. Она весь день искала и наконец нашла слово, которым назовёт своего мужа. Оксана находилась с мужем в затяжном конфликте. Во время последней ссоры муж обозвал её росомахой и обвинил в том, что она плохая мать. На первом месте у неё подружки, с которыми она часами болтает по телефону, а ребёнком совсем не занимается.

Оксана посмотрела в энциклопедии на росомаху и ещё больше обиделась. Росомаха показалась ей очень страшной, лохматой, неухоженной. Лучше бы муж сравнил её с другим, более симпатичным, животным, подумала она. Оксане, например, очень нравится пушистая панда и изящная пантера.

«Ну и ладно, – рассуждала Оксана сама с собой. – Если я росомаха, то ты мустанг». Оксана точно не знала, как эти мустанги выглядят, но что-то такое дикое, степное, нецивилизованное это слово в её представлении символизировало.

Дома Оксану ждали сразу три новости, одна хуже другой, а Полинку три новости – одна лучше другой. Новость первая – приезжает Оксанина свекровь, Полинкина бабушка. Новость вторая – она приезжает уже завтра. И новость третья – она приезжает надолго.

Оксана подумала, что надо было бы придавить того паука, тогда бы и новостей никаких не было. Отсутствие новостей – это тоже, как говорят, хорошие новости…

Полинка визжала от радости, а Оксана чуть не плакала. К армии неприятеля в лице её мужа подошло неожиданное подкрепление. Оксана подписала с мужем временный пакт о ненападении, и они кинулись в четыре руки мыть, пылесосить и отдраивать всю квартиру. Оксанина свекровь любила чистоту и порядок.

Страшно уставшая Оксана нашла всё-таки несколько минут поздно вечером, чтобы сделать два звонка. Один – своей маме, а второй – самой близкой подруге.

– Мам, представляешь, завтра к нам свекровь из Норильска приезжает!

– Ну и что? – спросила мама.

– Как что? Она опять начнёт нас строить. Это ей не так, то не эдак…

– Ну и хорошо, – ответила Оксане мама. – Будет вас строить – построитесь. А то совсем там разболтались, никакого порядка и мира в доме. Я же сама сколько раз слышала ваши скандалы. Децибелами правду свою друг другу доказываете. Ор стоит такой, что стены дрожат. А ребёнок всё слушает.

– Ей всего пять лет, – ответила Оксана. – Она всё равно ничего не понимает.

– Ещё как понимает, – вздохнула Оксанина мама.

– Наташ, пожалей хоть ты меня, – попросила Оксана свою лучшую подругу. – Ко мне свекровь из Норильска приезжает.

– И не лень людям в такую даль переться? Ну, перетерпишь пару недель.

– Какую пару недель? Она надолго.

– Да плюнь ты на неё! Ты уже в таком статусе жены её сына и матери её внучки, что  спокойно можешь жить, как тебе хочется. Ни под кого не подстраиваться.

– Она начнёт главничать. Свекровь всю жизнь на руководящей работе проработала.

– А ты ей скажи, что в чужой монастырь со своим уставом не ходят.

– У неё бзик на семейных традициях. Она считает, что крепкие семьи держатся на традициях. Всю плешь теперь мне этим проест. А у нас нет никаких традиций.

– Да пошли ты её с её традициями! – посоветовала Оксане подруга.

– Куда? – спросила Оксана.

– В Норильск, – ответила трубка и стала плеваться в Оксану короткими гудками.

Оксанина свекровь, Надежда Михайловна, в первую ночь в Москве никак не могла уснуть. Она всегда плохо засыпала на новом месте.

Не спала и Полинка. Надежде Михайловне постелили в комнате внучки.

– Бабушка, – позвала Полинка Надежду Михайловну, – хочешь, я открою тебе один мой самый страшный секрет?

– Хочу, – Надежда Михайловна улыбнулась.

– Бабушка, я никому-никому на свете ещё про это не говорила. Ты знаешь, мои мама и папа меня совсем не любят.

– Да нет, Полечка, ты ошибаешься. Они тебя очень любят, ведь ты у них одна.

– А наша нянечка в садике, Галина Борисовна, сказала, что тех ребяток, которых родители забирают из группы позже всех, родители не любят. А меня почти всегда забирают последнюю. У мамы и папы очень много дел на работе. Свою работу они любят больше всех и больше меня. Один раз мама думала, что меня заберёт папа, а папа думал, что заберёт мама. И никто не пришёл. Нянечка устала их ждать и отдала меня нашему сторожу, дяде Васе. За мной уже поздно вечером пришли… У нас в группе есть одна девочка, Сонечка. Её забирают всегда первую, сразу после тихого часа. Вот её родители очень любят.

Надежда Михайловна присела к внучке на кровать.

– А ещё, бабушка, я совсем не люблю праздники и утренники в нашем садике.

– Почему? – удивилась Надежда Михайловна.

– Потому что на эти утренники ко мне никто никогда не приходит. На Восьмое марта мы читали стихи мамам. Все смотрели на мам, а мне даже смотреть было не на кого. Я смотрела на нашу воспитательницу. Но она ведь не моя мама… Знаешь, бабушка, чего я хочу больше всего на свете?

– Не знаю, – ответила внучке Надежда Михайловна.

– Я очень хочу сильно-сильно заболеть. Потому что, когда я болею, мои мама и папа сразу же начинают меня любить и жалеть. Когда я не болею, они или ругаются, или телевизор смотрят. Им опять не до меня. А когда я болею – они оба кружат около меня, как птицы. Мама даже на работу свою не ходит и по телефону не разговаривает. Папа мне сказки читает и игрушки всякие покупает. Я засыпаю – папа и мама рядом со мной. Я просыпаюсь – они опять рядом со мной. Я люблю болеть. А когда я здоровая, никто мне сказки не читает. Скажут только: «Спи!» – и дверь в мою комнату закрывают. А мне иногда так страшно, бабушка, что я даже плачу.

– Я каждый день буду читать тебе сказки, – пообещала Надежда Михайловна внучке, – и буду рядом с тобой, пока ты не уснёшь.

У Надежды Михайловны сильно защемило в области сердца, и она стала лихорадочно вспоминать, куда она положила свой пакет с лекарствами.

– А ещё, бабушка, мне очень хочется в цирк. Многие ребята из нашей группы там уже были, а я никогда. Маме и папе всё некогда.

– И в цирк мы с тобой обязательно сходим, – сказала Надежда Михайловна внучке. – Я тебе обещаю.

– А ты завтра возьмёшь меня из садика самую первую? – спросила Полинка у бабушки.

– Мы с тобой завтра в садик совсем не пойдём, – сказала Надежда Михайловна внучке.

– А что мы будем делать? – спросила Полинка радостно.

– Будем гулять, играть, читать.

– Давай завтра поиграем с тобой в дочки-матери, – предложила Полинка бабушке. – Ты будешь моя мама…

Мы будем ехать долго-долго…

– Ты не даёшь мне никакой возможности набить свои собственные шишки, – Настя выразительно постучала ладошкой по своему лбу. – Твоя постоянная опека перекрывает мне кислород, и мне нечем дышать! Я хочу, наконец, поступать так, как мне самой хочется. Я имею на это право. Я уже не маленькая девочка, а дипломированный специалист.

– Мама плохого не посоветует, – сказала Раиса Васильевна дочери.

– Да слышали я это уже миллион раз! – закричала Настя. – «Мама плохого не посоветует…» Я двадцать два года живу только под твою диктовку. С этими девочками не дружи, туда не ходи, сюда не ходи. У твоей мамы очень высокий пост, ты не должна её позорить. Ты должна учиться на одни пятёрки. И институт ты выбрала мне сама. Потому что престижно учиться на факультете иностранных языков. А я ненавижу английский, немецкий и французский, вместе взятые. Я хотела пойти в ветеринарный. И ты прекрасно об этом знала.

– …Коровам хвосты крутить, – вставила Раиса Васильевна.

– А хоть бы и так. Что тут позорного? Я хотела лечить больных кошек и собак. Но ты сказала, что это несерьёзно. Конечно, у дочери такого начальника, как ты, должно быть солидное образование. Вот тебе твой диплом! – Настя подала маме свой диплом с отличием. – Всё. Я все свои долги тебе отдала и имею, наконец, право жить так, как мне хочется. Или ты собираешься и жениха мне сама найти?.. Можешь не беспокоиться. Я и без тебя его уже нашла.

– Я прошу тебя только об одном, – попросила Раиса Васильевна дочь.

– О чём? – вскинулась Настя.

– Я прошу тебя думать. Всегда хорошо думать, прежде чем принимать хоть какое-то решение.

– Бывает в жизни, когда на первом месте должно быть сердце, а не голова, – возразила Раисе Васильевне дочь.

– Все поступки под руководством сердца без участия головы и разума чаще всего заканчиваются плачевно. Поверь моему опыту.

– А я буду счастливым исключением из твоего правила. У меня всё будет хорошо. Мы с Димой уже подали заявление в загс.

– Как же так?! Ты его даже со мной не познакомила, – ахнула Раиса Васильевна.

– Он тебе не понравится. Да и потом, я же тебя знаю, ты сразу же начнёшь его экзаменовать: какое у вас образование? кто ваши родители? какие у вас жилищные условия? где вы прописаны?..

– Все эти вещи я, как мама, должна знать.

– Ага, а потом будешь тестировать его на интеллектуальное развитие: в каком году был построен Большой театр? кто получил литературную премию в этом году?.. Сразу предупреждаю тебя: можешь не стараться – он ничего этого не знает. У него рабочая профессия, а работает он охранником в одной фирме.

– Понятно. Значит, приезжий, – сказала Раиса Васильевна.

– Ты, как всегда, права, – ответила Настя. – Да, приезжий. Но не думай, что он схватился за меня из-за моей московской прописки и квартиры.

– А я почему-то сразу так и подумала, – призналась Раиса Васильевна.

– А вот тут как раз тот случай, когда ты ошибаешься. Он не любит Москву.

– Что она ему плохого сделала? – удивилась Раиса Васильевна.

– Ему тут не хватает воздуха. Он вырос на природе, а асфальт и каменные дома его угнетают. Мы распишемся и уедем к нему на родину. Это далеко. Почти тысяча километров от Москвы. Мы будем ехать на поезде долго-долго и смотреть в окно. Я люблю смотреть в окно, – добавила Настя.

– Что ты там будешь делать, в глуши? На что вы собираетесь жить?

– Не волнуйся. Проживём. У тебя ничего просить не будем. Дима сказал, что сначала поживём у его мамы, а потом отстроимся. Машину купим.

– Я тебя ещё раз прошу, – сказала Раиса Васильевна, – ничего не делай сгоряча. Всё серьёзно обдумай.

Настя махнула рукой.

– Как хорошо, – сказала она маме, – что ты будешь от меня за целую тысячу километров, и я смогу жить, как я хочу.

Предчувствие свободы опьяняло Настю.

Настя со своим мужем уехала, и Раиса Васильевна впервые пожалела, что у неё одна-единственная дочь…

Звонила дочь редко. На звонки матери отвечала быстро, скороговоркой: «Всё нормально. Всё хорошо». Она вечно куда-то торопилась. Но материнское сердце не обманешь. Даже по крошечным оттенкам интонации слов «всё хорошо» Раиса Васильевна почувствовала, что у дочери не всё так хорошо.

Собралась Раиса Васильевна быстро. Закупила продуктов, подарков и в пятницу вечером рванула на служебной машине к дочери – за тысячу километров на восток от Москвы. Водитель Володя был опытный, машина отличная, и к утру в субботу они уже были на месте.

Дверь Раисе Васильевне открыл зять.

– Какие люди и без охраны! – закричал он на весь дом.

– Здравствуй, Дима, – сказала ему Раиса Васильевна.

Вышла Настя:

– Мам, ты почему не позвонила? Мы бы тебя встретили.

Раиса Васильевна не видела дочь целый год и чуть не заплакала от жалости. На фоне раздобревшего, округлившегося колобком зятя дочь выглядела бледной поганкой. Она сильно похудела и как-то даже сморщилась.

Раиса Васильевна выложила на стол горы московских продуктов и дорогих подарков. Сели пить чай. Раисе Васильевне всё хотелось побыть с дочкой наедине, но рядом с ними всегда кто-то был. То зять, то его мама Клавдия Ивановна.

– Ты очень похудела, – сказала Раиса Васильевна дочери.

– Да она и не ест почти ничего, – вставила Клавдия Ивановна. – Заставляю, заставляю – и всё напрасно. А после больницы совсем ничего в рот не берёт. Редко когда молочка в охотку выпьет.

– После какой больницы? – спросила Раиса Васильевна и вся внутренне похолодела.

– Прости ты меня, Рая, – сказала Клавдия Ивановна Раисе Васильевне.

– За что?

– Не уберегла я девочку твою. Они мне не сказали, что она беременная, и мы пошли картошку копать на продажу. А там целая усадьба. Почти три дня копали, вёдра да мешки тягали, а к вечеру третьего дня у Насти кровотечение сильное открылось. Её в больницу увезли.

– Это бывает почти у всех женщин, – сказал зять. – Подлечили, и теперь всё в порядке. Что старое вспоминать? Зато мы картошку тогда так удачно загнали. К весне машину купим. На следующий год две усадьбы посадим. Земли кругом пустует много, только не ленись. А картошка всегда идёт на рынке хорошо. Через годик фундамент под новый дом можно закладывать. Развернёмся, да, Настюх? Её тут все «москвичкой» прозвали.

Зять Раисы Васильевны по-хозяйски обнял Настю и грубовато потрепал её по плечу.

Раиса Васильевна подумала, что лучше бы ей никогда в жизни этого не видеть. Она теперь ни за что не забудет, как хрупкая фигурка её дочери безропотно раскачивалась из стороны в сторону под сильной рукой зятя.

– Ты бы лучше туалет тёплый построил, – сказала зятю Раиса Васильевна. – Женщин своих пожалей. Они не железные.

– Ничего. Мы привыкшие. И Настюха уже освоилась. Правда, Настюх?

Настя почти всё время молчала.

– Настюха в школу устроилась, – рассказывал за неё зять. – Её ребятишки любят, я сам видел. Она на продлёнке работает. За это нам сельский совет целых две машины дров бесплатно дал. Экономия.

К вечеру в субботу Раиса Васильевна засобиралась домой. Всё-таки дорога дальняя.

С зятем и его мамой, Клавдией Ивановной, попрощались в доме, а Настя пошла проводить маму до машины. Обе молчали. Раисе Васильевне хотелось обнять дочь, прижать её к себе, но у них в семье это не было заведено. Она вдруг подумала, как редко обнимала родную дочь. Только в далёком детстве, когда та была совсем маленькая. А потом она боялась её избаловать и старалась лишний раз не сюсюкать, а решать все проблемы в деловом режиме. Как на работе со своими подчинёнными.

– Тебе деньги нужны? – спросила Раиса Васильевна дочь.

– Нет, мама, спасибо.

У Насти комок в горле стоял, и она очень боялась разрыдаться прямо у машины. Раиса Васильевна оказалась слабее дочери и достала носовой платок.

– Мам, я никогда не видела, как ты плачешь, – сказала Настя. – Ты же у нас сильная.

Водитель Володя завёл мотор.

– Приезжай, как только сможешь, – сказала Раиса Васильевна дочери сквозь слёзы. – И береги себя.

Машина, плавно раскачиваясь на деревенских ухабах, поплыла по просёлочной дороге. «Здесь не разбежишься, – думал водитель Володя. – Вот вый-

дем на ровную дорогу, там и можно будет газануть».

Свернули на бетонку, и, перед тем как дать газ, Володя случайно посмотрел в зеркальце заднего обзора. По деревенской улице за их машиной бежала одинокая фигурка Насти.

– Раиса Васильевна, – сказал Володя и кивнул назад.

Раиса Васильевна обернулась.

– Доченька! – выдохнула она и рванула дверь служебной машины…

Когда выехали на главную трассу, Настя уснула, положив голову на мамины колени.

– Спи, Настенька, спи, – шептала Раиса Васильевна и гладила дочь по голове. – Мы будем ехать ещё долго, долго…

---

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →

Оглавление выпуска