СЕМНАДЦАТЬ КОЛЕН
В наступившем 2015 году, согласно преданиям, коми селу Помоздино должно исполниться 320 лет. Находится село в верховьях реки Вычегда, фактически в тайге. Между тем оно дало России много замечательных людей – это писатель и поэт Вениамин Чисталёв (Тима Вень), композитор Прометей Чисталёв, народная артистка Юлия Трошева, академик и начальник Центрального статистического управления СССР Владимир Старовский… Мы встретились ещё с одним уроженцем тех мест, предки которого и основывали это село.
ЛАГЕРНЫЕ УНИВЕРСИТЕТЫ
Сыктывкарского кинорежиссёра, краеведа, организатора генеалогического общества «Ордпу» Михаила Дмитриевича Игнатова знают не только жители Республики Коми. Его фильмы, снятые на «Леннаучфильме», показывали по Центральному телевидению. Часть из них посвящена древнерусской культуре. Отдельное место в его творчестве занимает тема старообрядчества. Он снимал фильмы о староверах на Печоре, во Владимирской области, в Москве…
– Путешествовал по всей Святой Руси, – вспоминает Игнатов, – познакомился с уникальными личностями. Один из них – историк и реставратор Дмитрий Алексеевич Варганов, которого Солоухин назвал «суздальским князем» за то, что он ещё в советское время восстанавливал суздальские храмы. Мы с ним подружились во время съёмок фильма «Память веков» и потом долгие годы поддерживали дружеские отношения. А фильм этот – в трёх частях, на цветной плёнке – сама министр культуры СССР Фурцева заказывала, чтобы показать его на Всемирной выставке в Японии в 1970 году. Все зарубежные гости «Память веков» посмотрели, а в России он так и не прошёл.
– Михаил Дмитриевич, откуда у вас интерес к старообрядчеству?
– Старообрядчество всегда притеснялось, а в советское время просто уничтожалось вместе с православием. А это наша история, наша культура. И об этом надо рассказывать… У меня такой житейский принцип: твори добро, не спрашивая разрешения и не ожидая, когда тебя пригласят сделать доброе дело, даже вопреки всему – твори добро. Это мне заповедовал мой солагерник Александр Сергеевич Власов, Царство ему Небесное, который спас меня от голодной смерти…
Жизнь Игнатова, а ему 84 года, полна крутых поворотов. Свои университеты он начал проходить с четырнадцатилетнего возраста в лагерях ГУЛАГа, вначале в детской колонии в городе Верхотурье на Урале, куда попал «за колоски». Когда их семью раскулачили и отца и дедушку с бабушкой сослали на «стройки коммунизма», он, пытаясь прокормить мать и брата, искал упавшие зёрна на уже убранных колхозных полях. После детской колонии был подростковый лагерь, затем взрослая колония для политических ссыльных.
Михаил Дмитриевич – коренной зырянин, родился и вырос в деревне Сордйыл, что близ Помоздино. Свою родословную он проследил на 17 поколений до своего далёкого предка Илии, первопоселенца древнего Усть-Сысольска (нынешнего Сыктывкара), и нередко представляется своим полным именем, перечисляя, как и положено зырянам, все свои 17 колен по мужской линии: Илья-Игнат-Дане-Тима-Игo-Вась-Наум-Артей-Закар-Попан-Подь-Трoш-oнисем-Миколай-Митрей Миш Важ Чуд-Игнаторд.
– Илья первым поселился на Вычегде в устье Сысолы, – рассказывает Игнатов, – в том месте нынешнего города, где сейчас Тентюково. Но сначала там возникла деревня Ильинское – по имени первооснователя. Это факт, документально засвидетельствованный в переписных книгах тех лет. Сам себя Илья называл Игнаторд, что говорит о том, что основателя его рода звали Игнат. «Орд» с коми переводится как «род». Этот далёкий предок, основатель рода, был не зырянином, не коми, не пермяком, а вепсом и назывался Игнач. Происходил с Ваги. На Ваге – левом притоке Северной Двины – жили четыре брата: Игнат, Карга, Асыка и Ровда. Эти братья имели огромные охотничьи угодья по Ваге. И новгородский боярин Василий Своеземцев заставил их продать свои охотничьи угодья за 20 тысяч белок. А тогда одна белка стоила одну копейку. Это зафиксировано купчей грамотой, подтверждённой печатью, и эта грамота сейчас хранится в Новгородском архиве. Она была опубликована ещё до революции.
Об этих четырёх братьях есть подробный рассказ в книге «Заволоцкая чудь», написанной архангельским краеведом П. С. Ефименко. Он сообщает, что братья были старостами своих деревень. И на Ваге до сих пор одна из деревень называется Игнатовка, другая Карга – по их именам. После продажи угодий четыре брата разошлись в разные стороны. Карга ушёл на Онегу. По легенде, основал там поселение, которое потом превратилось в город Каргополь. Ровда уехал на восток, на территорию современной Свердловской области, и основал поселение Ревда (сейчас это город). Я как раз рядом с этим городом сидел в подростковом лагере, куда меня перевели после детской колонии. Там я на Среднеуральском медно-литейном заводе работал на погрузочно-разгрузочных работах. Третий брат, Асыка, ушёл в верховья Печоры к гогуличам, а четвёртый…
– Может, вогуличам? – перебиваю рассказчика. – Раньше так называли народность манси.
– Вогулами их позже называли русские, скорее всего, переделав изначальное коми название. «Гoг» с коми переводится как «пупок», и о приземистых жителях тундры говорили, что они «ростом по пуп», – отсюда и «гогуличи». Так вот… четвёртый брат, Игнат, поселился на Вишере. Думаю, туда он перешёл вместе с сыновьями Ильи, которые решили покинуть устье Сысолы, и там уже образовали несколько поселений. Это документально подтверждено. Ксерокопии документов из переписных книг, ревизских сказок у меня есть.
ПОЧО ПАЛАДЬ
– Наверное, и семейных преданий у вас много?
– Да, моя бабушка Пелагея Ивановна мне много рассказывала, а ей о жизни наших предков поведали её отец Ер-Педoт-Трoш-Закар Трoш-Митрей-Пиля Иван и матушка Параша. Более подробные рассказы о предках она слышала от своей бабушки Тины и прабабушки Марфы, которая прожила больше ста лет.
Мы звали бабушку Пелагею просто «пoчo», что значит «бабуля». Когда они с дедушкой вернулись из ссылки, я стал расспрашивать их, когда и кто первым поселился в нашей деревне Сордйыл и в соседнем селе Помоздино. И что удивительно: оказалось, они знали ответы почти на все мои вопросы, помнили даже имена всех первопоселенцев, хотя с тех пор прошло уже несколько веков.
– Бабушке тогда много лет было?
– Она с 1871 года, так что нельзя было назвать её старой, обладала ясной памятью и острым умом. Была глубоко верующим человеком, православной христианкой. В округе её уважали. Все называли её по местному обычаю: Митрей-Пиля-Иван Паладь, что значит «дочь Ивана, внучка Филиппа, правнучка Дмитрия». Сама же она при знакомствах с людьми представлялась своим родовым именем: Трoш-Закар-Трoш-Митрей-Пиля-Иван Паладь из рода Важ Чуд-Игната.
Бабушка молилась перед иконами утром и вечером. Но некоторые из её обрядов перешли к ней от матери и были в традиции коми народа ещё с языческих времён. Каждое утро она в своих молитвах перечисляла имена умерших предков, когда из печи вынимала готовый хлеб. Брала в руки первый горячий каравай, шла в передний угол, где висели иконы, разламывала его пополам, клала половинки на край стола напротив божницы и, перекрестившись, начинала призывать души покойных родителей и предков «приобщиться к свежей трапезе и отведать из того, что Бог дал нам на сегодня». После этого она ещё долго перечисляла имена своих умерших родственников.
Поскольку я слышал её молитвы каждый день, то многие имена из её «поминального списка» сохранились в моей памяти на всю жизнь, а позднее они стали своего рода путеводными метками в моих родословных исследованиях.
О некоторых, давно умерших предках, пoчo Паладь знала разные интересные подробности и события, случившиеся с ними в жизни. Рассказывала, например, что наш род Игнатовых происходит от какого-то Важ Чуд-Игната, который был то ли шаманом, то ли правителем какого-то чудского поселения вблизи Новгорода, где жили одни язычники-чудь. Когда православные русские пришли к нему и стали требовать, чтобы он перестал поклоняться идолам, он отказался и решил уехать из родных мест подальше от христиан. Так он со своей семьёй оказался на Вишере, где в то время жили некрещёные ещё гогуличи-язычники. Там он осел и стал хозяином двора «государевых крестьян». Потомки его разбрелись по всей Верхней Вычегде. Среди них всегда было много знахарей и разного рода чудаков, которые часто оказывались не в ладу с представителями местной власти и убегали от них подальше, на необжитые места, где основывали новые поселения. Бабушка перечисляла их: Усть-Немский, Мыёлдинский, Помоздинский погосты, а также деревни Агафоновка, Выльгорт, Oнись Иван, Джуджыд му и мой родной Сордйыл.
ПРАЗДНИК ТРОИЦЫ
– Подробности освоения верховьев Вычегды вы знаете?
– Пoчo Паладь говорила, что Тима-Игo Вась, праправнук Важ Чуд-Игната, с Вишеры сначала переселился в деревню Мыс (русское название – Мыёлдино), и уже оттуда позднее три его сына – Артей, Ермил и Симон – перебрались на незанятые земли, где ныне находится Помоздино. Там у них уже давно имелись охотничьи угодья по левому берегу реки Помoс.
По реке Помoс тогда проходила верхняя граница угодий кафедры Устьвымских епископов. Поэтому эта река ещё называлась Кафедриал. Первоначально братья Игнатовы приплыли туда с братьями Кормановыми. Но тем не понравились доставшиеся им угодья по правому берегу Помoса, и они уплыли обратно в свою деревню Корман в Устьнемском погосте. Но через два года снова вернулись и всё же стали осваивать эти земли.
Бабушка рассказывала, как наши предки Игнатовы прибыли на новое место на больших лодках с семьями и имуществом. Еремей поставил свой дом на излучине реки Помoс. А его братья, Артей и Сим, обосновались немного выше по реке, на возвышенности. Там у гогуличей прежде находилось капище – жертвенное место, которое называлось Каптыла. И Артей (крестильное имя Артемон) прямо на месте капища построил часовню в честь Николая Чудотворца. Позже на этом месте подняли именную деревянную церковь. В конце XVIII века её разобрали и возвели каменный храм в честь Успения Пресвятой Богородицы.
Сейчас это место рядом с Успенской церковью называется Вичкодор, что значит «место возле церкви».
Церковь сохранилась до сих пор, но в ней располагается маслозавод. А вот у подножия этой горы совсем недавно был поднят новый деревянный храм в честь местного священномученика Дмитрия Спасского, который как раз из рода Кормановых. Церковь построил Феликс Григорьевич Карманов, внук этого святого. Род Кормановых превратился в Кармановых при Петре I, когда всем стали давать фамилии.
– А в каком году ваши предки переселились в Помоздино?
– Однажды я спросил у бабушки об этом, и она ответила мне так: «В каком году, не знаю, тогда ведь считали от Сотворения мира. Моя прапрабабушка Марина говорила со слов своей матери Ирины, что в тот год, когда Игнатовы и Кормановы высадились в Помоздино, в России правили совместно два царя – Большой царь Иван и Малый царь Пётр. А когда Кормановы, покинув Помоздино, снова туда вернулись, они сообщили таёжным поселянам, что царь Иван умер и теперь в России снова правит единодержавный царь, Пётр Алексеевич, которого стали величать Петром Первым».
«В старые времена на новые места обычно переселялись ранней весной, чтобы успеть обустроиться до начала весенних полевых работ, – продолжала рассказывать мне пoчo Паладь. – Моя прабабушка Тина, которая приходится праправнучкой одному из братьев первопоселенцев, со слов своей бабушки говорила, что из деревни Агапон в Мыёлдинском приходе братья Ер, Артей и Сим поплыли на больших лодках вверх по Эжве (Вычегде) ещё до наступления весеннего половодья и достигли устья Помoса как раз в день Святой Троицы. Вот почему этот праздник в Помоздино до сих пор считается самым большим праздником в году. В этот день люди поминают умерших предков не только в молитвах на дому и в церкви, но стараются непременно побывать на кладбище, где те похоронены.
По этим сведениям легко высчитать дату основания села. Двоевластие царей Ивана Алексеевича и Петра Алексеевича продолжалось до 1696 года. Значит, основано село в 1695 году. В том году праздник Святой Троицы пришёлся на 8 июня, если считать по новому стилю. Таким образом, 8 июня 2015 года селу Помоздино исполнится 320 лет.
ДВАЖДЫ РАСКУЛАЧЕННЫЕ
– После революции история с рассеянием народа повторилась. Только теперь не язычники прятались от христиан, а наоборот. «Вот и нынче настали такие времена, – сетовала бабушка на безбожную власть, когда начались гонения на православных, – что надо снова бежать от этих антихристов куда-нибудь подальше, в необжитые ещё края…»
– Ваши родственники считались кулаками?
– Да какие там кулаки, – вздыхает Игнатов, – просто работящие крестьяне. У деда с бабушкой было три сына, две дочери, и работали они от зари до зари. Что за кулаки, когда на две семьи имели всего двух коров и двух лошадей? Раскулачивали их не столько за богатство, сколько за то, что не хотели вступать в колхоз.
Раскулачивали их два раза. Первый раз в 31-м году, когда мне ещё трёх лет не исполнилось. Отобрали лошадей, коров, половину дома и сослали вначале в Кедву на Ижме. Там они были месяца три, потом попросились, чтобы их перевели на Верхнюю Ижму. А там, в Водном, как раз началась большая стройка, добывали радиевую руду – вот их туда определили. Им дали крышу над головой в деревне Чулкидин, в 20 километрах от Водного.
Дед был талантливый строитель и очень искусный мастер. Сам изготовлял мебель для своего дома, делал ложки, миски, туеса. У меня хранится много старой домашней утвари, и некоторые из них подписаны его инициалами. Всю жизнь он проработал прорабом на стройках, и когда в Чулкидине начали строить школу, его приставили к этой стройке. Кроме школы, он там ещё и мельницу построил. Местные жители, зыряне, так были благодарны моим дедушке с бабушкой, что по окончании их срока ссылки подарили корову. С этой коровой они вернулись домой.
Вернувшись, они снова завели своё хозяйство, благо корова уже имелась. И опять их стали склонять к вступлению в колхоз. Бабушка наотрез отказалась: «Мы в колхозный плен сдаваться не будем. Коммунисты – это бесы и антихристы». Бабушка предпочла бы принять смерть, нежели покориться антихристовой власти. Поэтому нашу семью в 1934 году раскулачили вторично и забрали тогда уже всё, что у нас оставалось, в том числе и вторую половину дома.
В это время отец находился в заключении и строил Беломорканал, а нас местные власти вытолкали на улицу в морозы. Была зима. Моя мама посадила двухлетнюю сестру Дину в санки и поплелась с нами за три километра от деревни на лесную заимку, где проживала семья маминых родителей. Там мы провели два года, пока отец не вернулся из заключения и не забрал нас.
ЗОЛОТЫЕ АНГЕЛЫ
– В той ссылке, у посёлка Водный, с дедом произошла знаменательная история, – вспоминает Михаил Дмитриевич. – Там, на Верхней Ижме, было много старообрядцев. Некоторые из них уходили на постоянное жительство в глухие места в тайгу и становились отшельниками. И однажды во время рыбалки дед познакомился с одним таким отшельником, жившим в ветхой избушке. Они подружились, и дед стал к нему ходить, выстроил для него небольшую баню. В благодарность пустынножитель подарил деду старообрядческую икону Николая Можайского. Фигура святителя была вырезана из слоновой кости и вставлена в специальную выемку в центре доски, украшенной латунным позолоченным окладом с узорчатой филигранью. Вверху по бокам иконы находятся изображения Иисуса Христа и Пресвятой Богородицы. Когда он дарил икону деду, то объяснил, что она старинная и чудотворная. «Я скоро умру, – сказал отшельник, – икона здесь пропадёт, а у тебя она сохранится и ещё послужит людям». Бабушке эта староверческая икона не понравилась, и она сказала деду, чтобы он отнёс её в свою охотничью избушку. Дед так и сделал.
Он был заядлым охотником, и у него в верховьях Вычегды, в районе ручья Мувья-ёль, который полкилометра течёт под землёй, имелась заимка. В полуверсте от охотничьей избушки – в верховьях этого ручья, в тайном месте – у деда была устроена тшамъя. Это такой охотничий амбарчик, который обычно ставили на «курьи ножки» или укрепляли на деревьях высоко от земли, чтобы медведи не залезли. И вот в тшамъе вместе с капканами, различным охотничьим скарбом он и хранил эту икону в берестяном туеске. Там же он спрятал рукописную книгу «Повесть душеполезная о житии и жизни отца нашего Корнилия, иже бысть на Выгу реце близ озера Онега» и ещё двух позолоченных ангелов, спасённых из усть-куломского храма.
– А книга и ангелы как попали к нему?
– О, это отдельная история! – улыбается Михаил Дмитриевич. – Дело в том, что вместе с дедом к лесному отшельнику ходило ещё несколько ссыльных священников, которых тогда целый этап пригнали и поселили в Водном, Бадьёле и Кэмдине. У лесного скрытника они тайно молились, вместе читали духовные книги, Священное Писание. Один из ссыльных оказался старообрядцем из посёлка Чудово в Новгородской области. Наш дед рассказал ему, что, по семейным преданиям, основателем нашего рода является какой-то Важ Чуд-Игнат из-под Великого Новгорода. «Не в вашем ли Чудово проживал он?» – удивился дед совпадению прозвища своего предка с названием городка. В свою очередь старовер, родившийся на берегах Вишеры Волховской, удивился, что и здесь, в Коми, есть река Вишера. Они вскоре подружились, и когда через полгода деду и бабушке власти разрешили перебраться на новое место ссылки, провожая их, старый и больной ссыльный подарил деду рукописную книгу о житии преподобного Корнилия и сказал: «Я надеюсь, что у тебя в нынешних обстоятельствах гораздо больше шансов сохранить эту драгоценную книгу, чтобы передать её в надёжные руки добрых людей».
А с ангелами произошла следующая история… Это было ещё до ссылки. Дед ходил на рыбалку из верховьев Помoса в верховья реки Кузoб, которая впадает в Вычегду чуть ниже Усть-Кулома. Там он подружился с усть-куломскими охотниками. И вот где-то году в 1929-м, когда храмы стали закрывать, а иконы уничтожать, один из охотников говорит ему:
«Микола, у нас безбожники и коммунисты рыскают по нашим охотничьим избушкам, ищут богатства, которые монахи припрятали из Ульяновского монастыря и церквей Усть-Кулома. В наших лесных тшамъях хранятся ангелы из усть-куломских храмов. Но их найдут и сожгут, как и всё остальное из храмов. Очень жаль будет». «Конечно, принесите», – говорит дед.
А монахи из Ульяновского монастыря действительно много чего укрыли в лесах. В частности, целые обозы листов железа для кровли крыш. Эти листы нашли, но основные богатства до сих пор хранятся где-то в укромных местах.
И вот что дальше было. В 1943 году дед заболел раком и уже не мог есть, с трудом говорил и чувствовал, что жить ему осталось совсем немного. Он подозвал меня, своего старшего внука, которому уже исполнилось 12 лет, и говорит: «Мишок, у меня там недалеко от охотничьей избушки, в тшамъе, припрятаны два ангела позолоченных, Зарни-ань (так он их называл) и икона Николая Угодника. Мне туда уже не сходить, а ты молодой. Сходи и забери их себе, чтобы они там не погибли. И сохрани, перенеси их в более надёжное место».
Этот завет удалось исполнить лишь через 17 лет, в 1960 году. Со своим солагерником Александром Сереевичем Власовым, который после заключения на целый месяц приезжал ко мне в гости, мы сходили на дедовскую заимку, что находится в 30 километрах от Помоздино, и нашли там эти реликвии. Успели забрать их вовремя, потому что позже в этом месте случился пожар, лес выгорел вместе с избушкой и амбаром. Десять лет потом эти святыни, завёрнутые в полиэтиленовые пакеты, хранились в доме у моей мамы, в голбце в специально сделанном мной ящике. В 70-м году я их забрал в Петербург, а когда переехал в Сыктывкар, то перевёз их сюда. И вот до сих пор их храню.
СУДЬБА
Свои многолетние краеведческие изыскания Михаил Дмитриевич оформил в фундаментальный труд, который озаглавил «Род Игнатовых на Верхней Вычегде». Эту книгу он планирует издать в ближайшее время, сопроводив множеством семейных фотографий, собранных им и другими многочисленными родственниками.
– Как много человек из рода Игнатовых вам удалось найти и проследить их судьбы? – спрашиваю краеведа.
– Где-то около двух тысяч. Это те, кто проходит по линии отца, матери и бабушки с дедушкой. А рассмотреть другие ветви – тех родственников, кто живёт в Усть-Неме, Усть-Куломе и Сибири, – пока не успел. Надо было раньше заняться этим…
– Михаил Дмитриевич, расскажите, как простому зырянскому пареньку, не получившему даже среднего образования, после сталинских лагерей удалось поступить во ВГИК, стать кинорежиссёром и устроиться работать на «Леннаучфильм»?
– В этом я во многом благодарю своего солагерника Александра Сергеевича Власова, который наставлял меня, что надо обязательно учиться, чтобы нормально прожить свою жизнь.
Помню, как с ним познакомился. Когда мне исполнилось 17 лет, меня перевели во взрослую колонию политзаключённых. После детского и подросткового лагерей ожидал я самого страшного… Новый лагерь оказался в самом центре Свердловска. Вышел я из барака в садик, сел на скамейку и стал думать, где бы найти покушать. Тут подсел какой-то пожилой человек с лицом, изъеденным оспой, спрашивает: «Чего ты такой грустный, малыш?»
– «Да вот, только что этапом привезли, в пути не кормили, а сейчас уже поздно, нигде не поесть. У меня есть три рубля, хотел бы хлеба купить, да не знаю у кого. У вас не найдётся кусочка хлеба?» – «Посиди, сейчас я вернусь». Он зашёл в барак и вынес полбуханки хлеба и две котлеты: «На, ешь на здоровье». – «У меня только три рубля, я не могу это оплатить». – «Ничего не надо, малыш».
Он всегда меня звал малышом. А я его начал звать батей – по лагерной традиции. Там к людям гораздо старше себя обращаются как к отцу: «батя». Мы с ним подружились, и потом он стал меня направлять на путь истинный, житейскую философию преподавать. Благодаря ему я начал учиться. До ссылки в Помоздино я даже четырёх классов не закончил, потому что мы голодали, не в чем было зимой ходить в школу из деревни в село. После лагеря вначале я устроился слесарем на сажевый завод на Крутой, это недалеко от Водного. Там проработал год и постоянно занимался самообразованием. Самостоятельно прошёл школьный курс. Потом завербовался на шахту в Донецк и там уже поступил в вечернюю школу сразу в седьмой класс. По окончании его подделал документы, будто уже закончил восьмой-девятый классы, и всё лето штудировал их программу. Чтобы поступить в десятый класс, пришлось переехать в другой город, где меня не знали. Там получил аттестат зрелости и затем поступил в Донецкий политех. На горном факультете и стипендия большая была, и форму горного инженера давали с погонами.
Окончив институт, с 1957 года работал на руководящих должностях на шахтах в Донецке. Дошёл до начальника транспортного участка и даже был главным инженером небольшой шахты. Пытался усовершенствовать тяжёлый труд шахтёрский, вносил десятки рацпредложений. Ещё когда учился в политехническом, купил фотоаппарат. Очень много фотографировал шахтёров под землёй. Не каждый журналист-фотограф отважится на это. А я снимал рабочие моменты, приносил свои снимки в газеты, такие как «Социалистический Донбасс» и «Комсомолец Донбасса». Купил себе киноаппарат и стал сюжеты для телевидения снимать, ещё и мотороллер приобрёл для мобильности. Мои киносюжеты про какую-нибудь передовую бригаду, снятые утром, уже вечером выходили в эфир. У меня была своя студия в Доме культуры, что существенно ускоряло процесс проявки фото- и киноплёнок. И вот от этих любительских журналистских материалов я получал гонорары гораздо больше, чем была зарплата на работе. Все эти дополнительные деньги отправлял на родину – матери и братьям, на строительство нового дома. Жаль только, что дом сгорел, когда уже был почти готов.
В Донецке был у меня друг Гена Карюк. На год-два он куда-то пропал, потом мы с ним встретились на улице. Оказалось, что Гена поступил во ВГИК в Москву. Предложил и мне подать туда документы. Киносюжеты мои оценили, и так, совершенно случайно, оказался я во ВГИКе на режиссёрском факультете. Окончил его с красным дипломом. Как лучшего студента, меня направили по распределению на студию «Леннаучфильм», где я проработал с 1967 по 1989 годы.
Через режиссёрскую работу я познакомился с очень многими деятелями культуры, художниками, реставраторами, коллекционерами, собрал довольно большую коллекцию старопечатных книг и самиздата. У меня хранится несколько рукописных староверческих книг, которые ещё нигде не издавались. После выхода на пенсию в 1993 году я переехал из Петербурга в Сыктывкар, поселился в квартире Револьта Ивановича Пименова. Когда мы менялись с его сыном квартирами, то договорились все вещи оставить друг другу. Так что квартира мне досталась со всей обстановкой Револьта Ивановича и всем его архивом, в котором десятки рукописных, ещё неизданных научных трудов.
Сейчас квартиру со своей коллекцией – а это больше тысячи уникальных вещей – я хотел бы передать Министерству культуры Республики Коми. В одной комнате предлагаю сделать мемориальный музей Револьта Пименова, а в другой – музей самиздата и нетрадиционного искусства в Коми.
Я согласен на равноценную квартиру, а в музее мог бы остаться хранителем и экскурсоводом, пока позволит мне здоровье. Денег за эту работу мне не надо. Сейчас этот вопрос решается. В настоящее время в моей квартире работает экспертная комиссия Министерства культуры Коми из семи человек. Они оценивают художественную и культурно-историческую ценность всех предметов.
Думаю, так будет честно. Вспоминаю деда. Ему икону и рукописную книгу подарили лично, в благодарность за труды, но своей собственностью он это не считал. Есть ценности, которые не могут быть «моими», а принадлежат всему народу.
Евгений СУВОРОВ
Фото Михаила Игнатова и Дмитрия Напалкова
Добавить комментарий