П.Ф. Лимеров

Это не первая публикация в нашей газете, где на вопросы отвечает Павел Лимеров – учёный, главный редактор журнала «Арт». Если представлять более полно – доктор филологических наук, ведущий научный сотрудник Коми научного центра РАН, автор более 100 научных публикаций. Едва ли кто лучше Павла Фёдоровича может рассказать о святителе Стефане Пермском, память которого мы празднуем 9 мая. В последний раз газета публиковала интервью с ним в мае 2016-го. Охватили мы тогда лишь немногие вопросы, так как именно в то время вновь, впервые после 1990-х, в некоторых либеральных СМИ запустили версию о том, что святой пришёл к зырянам с дружиной, крестил коми чуть ли не огнём и мечом. «Трудно найти то, чего нет», – заметил по этому поводу Павел Лимеров. Разговор с ним продолжил на страницах журнала «Арт» редактор «Веры» Игорь Иванов. Предлагаем его вашему вниманию.

Редакция

– Павел, давай начнём не со служения святителя, а вот с какого вопроса. Когда ты писал книгу «Образ св. Стефана Пермского» – какой образ стоял перед тобой? Как он выглядел?

– Как правило, Стефана изображают старцем. Такой пожилой, длиннобородый человек, пришёл в Пермь и крестил зырян на закате своей жизни. На самом деле он был достаточно молод. Дата рождения неизвестна, но по житию определяется примерно 1340 годом, то есть в 1372 году, когда Стефан в Ростовском монастыре составлял свою азбуку-анбур для коми, ему было 32 года, а крестить Вычегодскую Пермь он отправился в 1379 году, в возрасте 39 лет. Это ведь сравнительно молодой ещё мужчина, в полном расцвете сил. Я представляю его достаточно высоким, худощавым, плотного телосложения, с окладистой бородой. Скорее, он был красивым человеком – трудно представить отталкивающего вида или угрюмым человека, который покорил сердца язычников.

– Но на иконах он изображается по-разному…

– Возможно, некоторые иконы передают портретное сходство со Стефаном. Есть иконы, которые изображают его хоть и бородатым, но не стариком.

– А что ты можешь на основании своих изысканий сказать про характер святителя? Мы ведь помним: то ли родовое, то ли личное его прозвище было Храп. И многие впоследствии на этом спекулировали, а кто-то пытался даже науку подтянуть, чтоб доказать, что это был довольно-таки напористый, самоуверенный человек.

– Думаю, что прозвище было дано ему недоброжелателями, и для этого были причины. Конечно, сын какого-то безродного клирика из приграничного с полуночными странами городка со странным названием Устюг вдруг вошёл в ближний круг Великого князя, высших иерархов Церкви, стал епископом – конечно, кто-то ему завидовал и объяснял это «нахрапистостью» Стефана, его «наглостью», а не талантом. Впрочем, прозвище Храп можно толковать и иначе: мы же не знаем, что доподлинно означало это слово именно в то время. Да, Храпом его называли, но ведь «нахрапистость» в делах веры – это усердие в деле духовного просвещения. А лично у него в чём она проявлялась? – в том, что он всю жизнь, с младенческих ногтей буквально, стремился к знаниям, несмотря на препятствия.

– То есть ты хочешь сказать, что коннотация этого слова в ту пору могла быть и позитивной, а не отрицательной?

– Смотри, он с семи лет выучился читать, с восьми уже канонаршил в соборе, в 20 лет он принимает постриг в Ростовском монастыре, в так называемом Братском затворе Григория Богослова. Епифаний Премудрый пишет, что Стефан в монастырском труженичестве отличался особой прилежностью, причём не только в служении, но и в деле своего образования. Считается, что Ростовский епископ Парфений был греком, и Стефан изучает древнегреческий – литературный язык Византии, а также новогреческий, на котором говорили в Византии. Так что он имел возможность перечитать всю обширную библиотеку греческих книг, привезённых Парфением.

Знание четырёх языков – русского, славянского и двух греческих – на Руси в то время было редкостью, так что Стефан по праву считался одним из самых образованных людей своего времени, даже не выходя за ворота монастыря. А он изучает и пермский язык, да ещё составляет азбуку и переводит на этот язык литургическую литературу! Вот в чём его «нахрапистость».

Пермский язык он знал, по-видимому, с детства, всё-таки Устюг граничил с территориями обитания коми племён, но вот составить азбуку – это немыслимый подвиг. Нам даже в голову не приходит, какой это труд, а ведь в древние времена создателей азбук приравнивали к богам. На самом деле действующих алфавитов во всей человеческой истории составлено считанное количество. Какие-то из них исчезли, какие-то «работают» только в пределах своего языка, как, к примеру, армянский или грузинский. Стефановский алфавит между тем применим к любому языку, то есть он «работает» до сих пор. Это и есть главное чудо святого Стефана Пермского.

– В каком смысле «работает до сих пор»?

– Он до сих пор приспособлен к фонетике коми языка, так что можно легко перейти с кириллицы на анбур. Более того, анбур эффективен и для других языков: на нём можно писать и читать что на русском, что на удмуртском – да на каком хочешь! Мы в журнале «Арт» провели такой эксперимент: выпустили книгу с чистыми листами, на которых каждый мог написать что-нибудь древнепермскими буквами. Книгу так и назвали – «Твои письмена», потому что каждый из пишущих как бы присваивает анбур себе, приобщается к древней культуре. Писали на русском, коми, на шведском, английском, французском – и получалось.

– Чем стефановский алфавит отличается от других алфавитов?

– Наверно, происхождением. Считается, что большинство современных алфавитов происходят от одного – финикийского. Он был изобретён приблизительно 2000 лет до нашей эры в Финикии, в государстве на территории нынешнего Ливана. От финикийского произошёл греческий, от него – латиница и наша кириллица. От финикийского происходят также древнееврейский, арабский, рунические алфавиты и, что совсем кажется невероятным, брахми, от которого произошли письменности Индии. Так вот, стефановский алфавит графически иной, хотя и сохраняет финикийский порядок букв. Учёные выдвинули много гипотез по поводу начертания стефановских букв – от зырянских пасов до финикийских букв и даже до брахми, но убедительных доказательств пока ещё нет.

– А как насчёт существования достефановской письменности?

– Ну, это маловероятно. Того древнего финикийца, который изобрёл буквенный алфавит, то есть алфавит, в котором каждая буква означает отдельный звук, учёные называют величайшим гением всех времён и народов. Этого не произошло ни в Древнем Египте, ни в Китае, ни в Индии, не говоря уже о Европе. Почему же буквенная письменность не смогла бы самостоятельно зародиться в дремучих древнезырянских лесах? Была ли необходимость в азбуке для сугубо устной культуры? Я, конечно, патриот своего народа, но есть ведь и здравый смысл. Стефан изобретал свою азбуку для того, чтобы включить коми народ в культуру письменную, приобщить к текстам, аналогов которым в культуре древних коми не было и не могло быть. И свою задачу этот алфавит выполнил. Меня смущает только одно: почему Стефан не взял за основу алфавита кириллицу, как это происходило в наше время, а изобретал свою графику?

– Как ты думаешь, чей пример у него был перед глазами? Перводиакона мученика Стефана? Или разбредшихся по свету апостолов?

– Стефана при рождении нарекли во имя мученика Стефана – перводиакона. Эта готовность к жертвенности в характере Стефана присутствует. Но Епифаний подчёркивает духовную связь Стефана с апостолом славян, создателем славянской письменности Константином-Кириллом. Параллелей много, начиная с того, как они оба предпочитали постижение грамоты детским играм. И впоследствии Константин создал славянскую письменность, а Стефан – пермскую. Конечно, перед глазами Стефана был пример и апостольский – он ведь считал себя продолжателем их деяний, поскольку апостолы крестили многие народы, но никто из них не забредал в землю Перми.

– В твоём представлении Стефан – это церковный интеллектуал, молитвенник или проповедник?

– Он был и тем, и другим, и третьим. Как проповедник, он обладал огромной харизмой. Иначе невозможно объяснить, как в считанные годы он сумел объяснить языческому народу основы христианства. Если бы не его проповеднический дар, его бы просто слушать никто не стал. Он был молитвенником – в житии есть много примеров его молитвенных обращений к Богу. А как интеллектуал он изобретает азбуку и создаёт письменность. По сути, Стефан Пермский – родитель интеллектуальной жизни в Коми крае. Я уже говорил, что создать азбуку – это уже великое дело, но ведь он ещё на пермский язык перевёл все богослужебные тексты – это около шести-восьми книг: Апракос, Апостол, Псалтырь, Часослов и пр., а также Литургию Иоанна Богослова.

– А было ли всё это здесь, на Вычегде, востребовано?

– Это, конечно, удивительно, как он сумел убедить язычников-пермян в том, что это им нужно. Нужна вера в Христа, нужна грамота. Это мы сейчас можем легко об этом рассуждать, а для тех пермян это было решение поистине революционное. Они ведь не просто принимали веру в русского Бога, они полностью меняли свой образ жизни. Христианство зарождалось в земледельческой среде, оно и сохранило в себе многие понятия земледельческой культуры, непонятные народам охотничьих культур. Остаётся только догадываться, как Стефану удалось донести до разума пермян понятия, несовместимые с их культурой.

– Чем же отличаются эти две культуры? Я имею в виду земледельческая от охотничьей?

– Да всем. Земледельческая предполагает оседлый образ жизни, большие поселения, в которых живёт достаточно большое количество людей. А охотники – кочевые или получкочевые племена, к тому же разделённые на родовые группы, расселившиеся по всему пространству тайги. Численность их, как правило, невысока, может, достигает тысяч десяти.

– Ты полагаешь, пермян было так мало? Некоторые утверждают, что их было не меньше ста тысяч.

– Для народа охотников сто тысяч – слишком много. Сто тысяч коми, кажется, набралось где-нибудь к средине XVIII века. А для Средневековья сто тысяч – это численность большого народа. Чем отличаются охотники от земледельцев? Земледельцы живут по сто человек на один квадратный километр пространства. Их кормит земля, и чтобы её обрабатывать, лишние руки не помешают. Поэтому численность земледельцев неуклонно росла. Охотничья культура зависима от леса, поэтому, чтобы прокормиться, необходимо, чтобы один охотник был на сто квадратных километров пространства. Поэтому численность охотничьего народа не увеличивается или увеличивается до определённого количества, а затем снова убывает из-за каких-то болезней или лесных войн. Природа как бы сама регулирует количество охотников.

Представь, коми жили родами по всей территории тайги-пармы, а это тысячи километров, и их надо было собрать каким-то образом, чтобы хотя бы начать проповедовать. Нужна была такая точка, культурный центр, где все пермяне-коми собирались, может, на какие-то общие моления или праздники. Такой точкой и была Усть-Вымь, где находилось главное капище язычников с легендарной «прокудливой берёзой». Вряд ли Стефан смог пройти на это капище, не получив определённых санкций от самих коми людей. Здесь прошла первая проповедь Стефана, отсюда волна христианства стала распространяться по всему пространству Вычегодской Перми. И вот уже появляются первые христианские поселения, люди начинают селиться не по родовому признаку, а в сёлах, вокруг храмов, получает развитие и крестьянский труд, хотя охота и остаётся приоритетным занятием.

– То есть из племён, из родового общества начинает формироваться народ?

– Так и есть. Народ начинает формироваться из отдельных родовых объединений именно после принятия христианства, а вместе с ним принятия и оседлого, крестьянского образа жизни. Усть-Вымь получает статус владычного городка, строятся Вотча, Турья, Яренский городок – вот начало новой коми культуры.

– Какие связи были между Пермью и русскими землями на момент начала проповеди святителя? Устюг ведь и до Стефана длительное время торговал с ними.

– Само собой, связи были – и торговые, и духовные. И крест пермяне целовали в 1333 году, ещё при Великом князе Иване Калите. Платили дань. Так что Пам – главный волхв Перми был сотником, а в средневековой русской иерархии это должность наместника Великого князя. Но в духовную жизнь Перми русские не вмешивались никогда. Крещение было инициативой самого Стефана.

– Мне хотелось бы спросить у тебя о соотношении реальности и легенды в нашем восприятии образа Стефана. Одну такую легенду мне довелось услышать в Ошлапье, на Нижней Вычегде: о происхождении названия деревни. В ней рассказывалось о том, как Стефан победил местного туна, принявшего обличие медведя: святитель Стефан выстрелил из лука в медведя, запустив стрелу, стоя спиной к нему. Важны ли легенды для понимания Стефана?

– Такие легенды рождались в языческом мире, и в них Стефан уже не христианский проповедник, а богатырь… Было два типа легенд. Одни рождались в церковной среде, в христианской традиции. Например, легенды о том, как Стефан рубил священную берёзу. Или легенды с распространённым христианским мотивом ослепления, когда язычники, нападающие на святого, слепнут. А есть ещё легенды народные. Например, о том, как святитель проплывает перекат. Бурлит вода, и он говорит: «Остановись, порог!» Бурление прекращается, и он, минуя это место, называет его «кось», что значит по-коми «порог», – так называется и деревня Кось, по-русски Кошки. Стефан плывёт по реке на камне, преобразуя языческое пространство в христианское.

Поэтому есть легенды о плавании Стефана по Выми, Вычегде, Мезени и даже по Каме. На Выми когда-то бытовали целые эпические сказания о подвигах Стефана, к сожалению, записали их уже поздно, почти на излёте их бытования. В 1920-х годах Павел Григорьевич Доронин записал ряд легенд о единоборствах Стефана с языческими тунами вроде того Ошлапея, о котором ты говоришь. Распространены легенды о том, как Стефан крестит чудь, а она закапывается в землю. Так что в фольклоре коми образ Стефана поистине эпичен, он есть у всех групп коми, даже у коми-пермяков.

Прение святителя Стефана с Памом

– И в какой степени этот образ соотносится с реальной фигурой святителя?

– Он никак не связан с реальной фигурой.

– Чем, по-твоему, с точки зрения историка, отличалось крещение Стефаном зырян от миссионерской практики того времени?

– Карел в XIII веке крестили только после того, как шведы начали обращать их в католичество. Только тогда наши очухались и начали крестить их в православие, чтобы оставить в своём подданстве. Чаще всего случалось, что, принимая православие, они принимали и русский язык и вливались в состав русского народа.

– Только надо заметить, что даже понятия русификации как такового в то время не существовало.

– Об этом даже и не думали. Всё происходило спонтанно. Есть такое понятие – «монастырско-крестьянская колонизация». Его ввёл историк Василий Ключевский в конце XIX века. Начинается она как раз во времена Стефана Пермского, и её инициатором считается Сергий Радонежский, первым основавший свою лесную обитель, вокруг которой вскоре образовался Троице-Сергиев монастырь.

Так вот, из этого монастыря ушло множество монахов, строивших по примеру Сергия свои кельи удалённо в лесу. Но вскоре к такому подвижнику приходили другие, формировался монастырь, а возле него селились крестьяне-колонисты. Находился новый подвижник, искавший уединения в лесной пустыни, уходил из монастыря, строил свою келью в отдалении. И история повторялась. Так в течение двух столетий был колонизирован весь Русский Север, а его ведь населяли разные племена и народы, общее название которых сохранилось под именем «чудь». Колонисты селились рядом с ними, чудь крестилась и вместе с православием принимала русский язык.

Стефан изменил эту практику, крестив коми народ проповедью на коми языке. Иными словами, в отличие от других «чудских» народов коми принимали русскую веру на коми языке, не превращаясь при этом в русских. А с возникновением Пермской епархии устанавливаются административные границы, в которых проживает пермское православное население. Надо ли говорить, что эти границы становятся ещё и границами языков – колонизация как бы обтекает их, не входя в коми православную территорию. В Средневековье это был единственный случай, когда в состав Руси вошла иноэтничная территория со своими административными границами.

Это и был первый шаг от Московской Руси к Российской империи. Об этом, к сожалению, вообще не помнят. Ещё об одном подвиге Стефана Пермского тоже не знают, к сожалению. Но ведь он, по сути, включил коми язык в состав литургических языков Европы. На седьмом Вселенском Соборе был принят догмат о триязычии – литургическими языками были оставлены только греческий, латынь и иудейский. С некоторого времени в состав литургических включился и славянский. И так было около 500 лет, пока Стефан не перевёл на коми язык богослужебные книги и литургию. За такие дела в Средние века по головке не гладили. В Европе только за попытку перевести главы из Нового Завета на народный язык могли сжечь на костре. И первые переводы на народные языки литургических текстов появляются только в связи с Реформацией, в протестантской среде.

– Наверно, всё-таки Запад больше придерживался буквы закона, а у нас было больше свободы, не было костров, таких жёстких вещей. Византийское христианство у нас не было такой формой духовного закрепощения язычников, не шло параллельно с «приобретением» территорий. Как писал в XI веке первый митрополит из русских – Иларион – в своём «Слове о законе и благодати», «Благодать и Истина всю землю наполнили, и вера на все народы распространилась». И вот Пермь-то и была крещена не по закону, а по благодати.

– Наверное, это та же движущая сила, которая собрала вокруг Стефана зырян. Но тут трудно ответить односложно. Понимаешь, «Житие Стефана Пермского» – это, видимо, единственное житие без чудес. Ведь и святого-то в Церкви прославляют обычно только после того, как подтверждены чудеса, совершившиеся по молитвам к нему. А «Житие Стефана» – это, можно сказать, этнографическое описание его путешествия, крещения зырян. Как Афанасий Никитин описал свои хождения за три моря, так и тут: Епифаний описывает хождение Стефана в далёкую северную землю. Движущая сила – это энергия самого Стефана, подкрепляемая молитвами и откликом на них Святого Духа. Но главное чудо в этом житии – это крещение язычников и создание письменности, да ещё и рождение Пермской епархии. Стефану только три года потребовалось, чтобы объявить о рождении новой епархии. А это значит, что набралось уже достаточное количество крещёных пермян и даже сформирована церковная иерархия.

– Кажется, Епифаний считает чудом то, что пермские люди, приготовившись убить Стефана, всё-таки не совершили этого… Ты помнишь, в советское время популярно было объяснение: пришёл военный отряд со Стефаном, у зырян забрали детей и отправили их учиться вере, потом предоставили христианам некоторые льготы в карьерном росте, а близость к Стефану давала некоторое влияние и власть – ну и вуаля…

– Ну какие могут быть льготы вообще в лесной чаще?! Это из области советской атеистической мифологии. В романе Геннадия Юшкова «Бива», в целом очень хорошем, есть эпизод, где язычники принимают крещение из-за того, что Стефан даром раздаёт хлеб, привезённый из Устюга. Сама по себе такая версия крещения для народа унизительна, к тому же, как мне кажется, едва ли в то время хлеб для народа охотников был актуальной пищей.

С военными отрядами тоже напряжёнка. Даже если предположить, что у Стефана был воинский отряд, то трудно представить, как эти дружинники искали бы охотников-пермян на пространстве в тысячи и тысячи квадратных километров. Вообще, история о кровавом крещении коми появляется в 1920–30-е годы, её апологетом был Игнатий Мосшег, коми-пермяк, эмигрировавший в Финляндию. В его концепции крещения как раз много кровавых событий, а само крещение ему представлялось только методом закабаления коми крестьян московским режимом. Но мне кажется, эта версия просто не имеет смысла. Если коми-пермяне, по летописи, целовали крест на верность Московскому князю ещё за пятьдесят лет до Стефана и исправно платили подати, то какой смысл их убивать?

Я уже упоминал, что главный волхв Пермской земли назван Епифанием сотником, то есть является наместником Великого князя на этой земле. Если и были какие-то верительные грамоты от Дмитрия Донского у Стефана, то предъявить их он мог только Паму – как должностному лицу. Поэтому сражений быть не могло, но диспут о вере, описанный Епифанием, вполне возможен. Это не политическая разборка, а богословская полемика. И она заканчивается эпизодом Божьего Суда между Стефаном и Памом-сотником, испытанием огнём и водой.

– Тут просматриваются прямые параллели со святым Патриком Ирландским, жившим в IV веке. Он проповедовал по благословению Папы Римского, поэтому его почему-то называют католическим святым, хотя это неправильно – он жил ещё до разделения Церквей. Высадившись на острове, Патриций, или Патрик, обратил прежде в христианство старейшин, как сообщает нам его житие, и только потом его миссия распространилась на народ. То есть пошёл традиционным в ту пору путём – так ведь и византийские миссионеры сначала крестили Великого князя Владимира, а уже потом крестился народ. Иное дело у Стефана – он начал не с попыток обратить Пама. Замечательна также параллель между тем, как Стефан на своей иконе Зырянской Троицы объяснял смысл Троицы деревом с тремя ветвями, и тем, как Патрик в ирландской столице Таре, говоря о Боге-Троице, показывал королю трилистник клевера… Не связано ли возникновение легенд с тем, что крещение шло не через элиты, а через народ?

– Похоже на то. Среди легенд о Стефане-крестителе основная часть – о том, как он, проплывая мимо или проходя, даёт название селу, местности, прозвища людям. Иными словами, чуть ли не каждое поселение имело свою легенду о Стефане и связывало себя и своих жителей с образом Стефана. Неважно как: язычники ли его там камнями закидали или похвастались, что снова ели белок, запрещённых крестителем. Главное в том, что они сами этой легендой включаются в одно пространство со Стефаном-крестителем и обретают какую-то подлинность. А легенды о состязаниях в магии с тунами так и вообще похожи на сражения шаманов, и Стефан выступает в них как эпический герой.

– В том, что над XIV веком возвышаются две такие фигуры, как Сергий Радонежский и Стефан Пермский, есть какая-то логика. Это символы или, скажем так, два крыла Церкви, два главных церковных подвига: один – молитвенник за Русь, а другой – просветитель. В каком-то смысле друг друга они дополняют. Почему же, на твой взгляд, путь Сергия нашёл многочисленных продолжателей, а стефановский практически заглох и только в XIX веке по-настоящему пошли миссионеры на восток?

– Ты не совсем прав. Конечно, лидером духовного возрождения Руси был Сергий Радонежский, с него начинается то, что вошло в историю понятием Святая Русь. Но стефановский путь тоже не заглох. Начиная с присоединения территории Перми Вычегодской идёт движение Руси на восток, в Сибирь. Крещение Перми Вычегодской стало началом движения от Руси к Российской империи – и в этом тоже следствие духовного подвига Стефана Пермского. Нельзя разделять подвиг Стефана и Сергия, потому что Русь – Россия именно так и создавалась, одновременно в пространстве и духовном, и имперском.

– Более того, эти два духовных брата стали краеугольным камнем всей дальнейшей христианской культуры. Благодаря им Русская Церковь перестала быть русской в национальном смысле, а стала вселенской.

– В Киеве, в Софийском соборе, есть фреска Васнецова, на которой изображены Сергий Радонежский, Стефан Пермский, митрополиты Пётр и Алексий. Четыре фигуры, которые, вообще-то, и создали Московскую Русь.

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска