В скорбях и печалях утешение

На одном из невских островов, недалеко от торгового порта, стояла заброшенная церковь. Историей своего происхождения церковь была связана с царской фамилией – заложена в память о чудесном спасении от смерти цесаревича Николая.

В начале девяностых годов народ, захлёбываясь свободой, искал духовной опоры; тогда он обратился к церкви и помаленьку стал отвоёвывать бесхозные храмы.

Часто это происходило так: собирались несколько верующих и начинали еженедельно читать акафист на паперти закрытого храма. После акафиста обычно совершался крестный ход. Это привлекало прохожих, и община росла. Через некоторое время прихожане избирали старосту и писали прошение на имя правящего архиерея о передаче храма общине и назначении настоятеля. В то время светским властям было «не до того», и храмы возвращали верующим.

Примерно так и произошло с храмом на острове, прихожанином которого я стал.

Настоятелем назначили только что рукоположённого священника лет сорока. Звали его отцом Александром. Внешность он имел аскетическую – худощавый, длинноволосый, с красивыми тёмными глазами и узким прямым носом, что делало его облик иконописным. Но боле всего он полюбился прихожанам тем, что с первых дней служил по-монастырски, без сокращений и не спеша. Молился сосредоточенно и сердечно, увлекая прихожан на путь, ведущий в неведомое царство Духа. Был у нашего настоятеля особый дар. Он умел простым разговорным языком и примерами из жизни объяснять самые сложные духовные понятия и церковные догматы и, кроме того, при всей своей занятости, успевал записывать свои мысли и издавать их в виде тоненьких брошюрок. Они мгновенно расхватывались прихожанами и передавались из рук в руки. А ещё он верил в святость Царя Николая II, и, хотя Государь тогда ещё не был прославлен, батюшка с первых дней своего служения поставил в храме икону Царя-страстотерпца, уже прославленного Зарубежной Церковью.

В стенах храма, на солее перед самодельным фанерным иконостасом, справа и слева оставались две ниши для икон. Их обмерили, и настоятель отправился в запасники Александро-Невской лавры подобрать пару одинаковых по размеру и подходящих по форме икон, чтобы как-то украсить стены. Побродив в подвалах Лавры, он нашёл то, что нужно, и мы, совершив подобающий молебен, водрузили иконы на новом месте. На иконе, помещённой слева, был изображён Николай Чудотворец, а вот что изображено на правой – разобрать было почти невозможно. Краски потускнели, и просматривалось только светлое пятно посредине и три нимба мутной позолоты, из чего сделали вывод: это, скорее всего, икона Рождества Христова. Перед новыми иконами повесили большие красивые лампады, и вид стал вполне благопристойным.

Через некоторое время прихожане стали замечать, что огонёк лампады перед иконой Рождества постоянно колеблется и часто гаснет, хотя в соседней лампадке горит ровно. Значит, не сквозняк. Отец настоятель поручил псаломщику, выходящему через южные двери алтаря, присматривать за своевольной лампадой и зажигать её, если погаснет. Так и повелось.

И вот однажды псаломщик, придя задолго до начала утренней службы и зажигая ту самую лампаду, поднял глаза и… остолбенел. Икона, ещё вчера вечером тусклая и невзрачная, играла светлыми, яркими красками, словно только что написанная. Видны были самые мелкие детали сюжета, даже тончайшие лучики Вифлеемской звезды. Непроизвольно он стал на колени и перекрестился: неужели это возможно – за ночь так отреставрировать икону? Побежал в колокольню, где ночевал батюшка, доложить. Тот спустился в храм и тоже удивился – ни о каких реставраторах приход не мог и мечтать. Это было чудо. Случалось, конечно, и раньше в других храмах – иконы чудесно обновлялись, но чтобы за одну ночь…

На литургии обновившаяся икона лежала на аналое в центре храма, и всё время службы к ней стояла благоговейная очередь прихожан, желающих приложиться к святыне и помолиться. В тот же день о чуде сообщили в епархию. Приехала солидная комиссия из священников, реставраторов, искусствоведов. Целый день они исследовали чудесную икону. Вывод комиссии был однозначен: на поверхности иконы повсеместно сохранился слой сажи и воска многолетней давности, следовательно, рука реставратора её не касалась… Чудо!

Вскоре для новой святыни изготовили деревянный резной киот. В храме стало людно и суетно. Сотни паломников со всего города приезжали, чтобы своими глазами увидеть проявление Божьей милости к людям. Росли пожертвования. На хорах рядом с библиотекой появилась гостиная, где всегда был накрыт стол и кипел чайник. Настоятель, конечно, упрекал нас за то, что места за столом не пустовали даже во время богослужений, но мы пропускали его замечания мимо ушей. Нам казалось, что мы имеем право на снисхождение – ведь кого Бог любит, того и благодетельствует. А в том, что Бог нас любит особенно, ни у кого сомнения не было. Ведь именно нам явлена чудотворная икона.

Как-то за чаепитием возник разговор о нашем храме. Говорили о том, что приход у нас один из самых больших в городе, и настоятель у нас просто золото, и службы благодатные, и так всё хорошо, что уходить из храма не хочется. Но молодой священник, недавно окончивший семинарию и присутствовавший при разговоре, неожиданно сказал:

– А хорошо ли это? Ведь радостями человек утешается, а скорбями возвышается. Но зачем нас утешать, если скорбей-то нет? А чудо, может быть, дано нам, чтобы проверить нашу веру?

И все примолкли.

Но вот настало время, когда мы решили отправить нашего любимого отца настоятеля в паломническую поездку в Иерусалим. Тем более что нашёлся и спонсор. Решено – сделано. Вручили батюшке толстую пачку записочек на поминовение, и он уехал.

Вернулся он словно помолодевший, с загорелым лицом и с горящим взором, и поведал нам странную историю, произошедшую с ним в дороге.

Пароход с паломниками, среди которых было немало священников, выйдя из Одессы, благополучно доплыл до Эгейского моря, когда разыгрался нешуточный шторм, и капитан решил переждать его возле Афона в виду Пантелеимоновского монастыря.

Но вот буря поутихла, и паломники стали выбираться на палубу. Вскоре они увидели, что от монастырской пристани отчалила лодочка и направилась прямо к пароходу. На борт поднялся афонский монах и сообщил, что настоятель монастыря просит прибыть к нему троих священников. Все затаили дыхание – кого? Монах сразу указал на нашего отца Александра и затем, поразмыслив, ещё на двоих. Они с радостью спустились по трапу в лодку.

Настоятель побеседовал с каждым из них отдельно и на прощание сказал отцу Александру, что ждут его большие перемены во благо, и протянул ему крошечную коробочку с частицей мощей Онуфрия Великого. Отец Александр обрадовался такому дару, но и удивился немало, так как знал об этом святом, что он всю жизнь прожил в нищете, голоде и скорбях, не имел даже одежды.

Выслушав этот удивительный рассказ, мы, конечно, пришли в неописуемый восторг. Ну как же, наш настоятель удостоен такой чести! Только непонятно, при чём тут Онуфрий Великий и что за перемены нас ждут? Но все сошлись на том, что это знамение и смысл его откроется в своё время. Решено было заказать хорошую большую икону святого Онуфрия и врезать в неё заветный мощевик. Однако образца иконы этого святого для работы иконописца никак не могли найти. Кто-то вспомнил, что в книге «Земная жизнь Богородицы» есть изображение афонского образа «В скорбях и печалях утешение», на котором среди предстоящих изображён и Онуфрий Великий. Книгу отдали иконописцу, и вскоре храм украшали уже два киота с иконами Рождества Христова и Онуфрия Великого. Прихожане гордились, ликовали и ждали следующего знамения.

* * *

Однажды во время перерыва между богослужениями к свечнице подошёл мужчина средних лет со свёртком под мышкой и попросил о встрече с настоятелем по очень важному делу. Пригласили батюшку. Мужчина подошёл к нему и, смущаясь, сказал:

– Простите, не знаю, как правильно обращаться к вам…

– Батюшка, – вежливо подсказал отец Александр.

– Так вот, батюшка, мне от бабушки досталась в наследство икона. Икона, похоже, старинная и ценная, а мне она ни к чему – я ведь даже некрещёный. Подумал, что, наверное, лучше отдать её в церковь.

– А что за икона? – поинтересовался батюшка.

– Да я сейчас покажу.

Мужчина стал разворачивать принесённый свёрток. Любопытные свечницы сразу окружили незнакомца, заглядывая ему через плечо. Когда свёрток был развёрнут, перед собравшимися появилась икона – та самая, с которой списан образ Онуфрия Великого, «В скорбях и печалях утешение». Батюшка принял её с благоговением, осмотрел и перевернул тыльной стороной. На почерневшей от времени доске были видны несколько врезанных в неё мощевиков, скреплённых сургучными печатями. Чтобы прочесть надписи на печатях, батюшка подошёл к окну.

– Это же подлинник Афонской иконы, которая считается безвозвратно утерянной, – удивился он. – Когда ещё до революции в Санкт-Петербурге Пантелеимоновский афонский монастырь открывал своё подворье, с этой иконы сделали список, и именно он остался на Афоне, а подлинник перевезли на подворье в Петербург. Но при разорении подворья безбожниками икона исчезла.

Батюшка обернулся к незнакомцу:

– Так, значит, это ваша бабушка её и сохранила? Ну чудеса! Вы не передумали дарить образ?

– Нет.

– А как же зовут вас, добрый человек? Мы будем за вас молиться.

– Александром.

Батюшка улыбнулся:

– И меня Александром. А как по батюшке?

– Васильевичем.

– Так и меня Васильевичем! А по фамилии?

Когда он назвал свою фамилию, все окружающие раскрыли рты – они были однофамильцами.

– Видишь, Александр Васильевич, – сказал батюшка на прощанье, – такие совпадения случайно не бывают. К тому же икона твоя чудотворная. Ты походи к нам на службы, а там видно будет – может, и окрещу тебя.

На том и расстались.

Отслужили мы молебен перед новообретённой иконой, и батюшка унёс её в алтарь, а жизнь церковная вошла в своё счастливое и спокойное русло.

Прошло несколько лет. Храм снаружи очистили, сняли леса. Купол отремонтировали и покрыли чешуйками из нитрита титана – он заблистал, как золотой. Но внутри всё оставалось по-прежнему, а прекрасные резные киоты лишь напоминали о контрастах богатства и нищеты, гордости и смирения, свойственных нашей мирской жизни.

Однажды довелось отцу настоятелю побывать в Москве по издательским делам, а по дороге заехать в Иваново. Там он зашёл в храм, где была выставлена для поклонения икона Царя-страстотерпца Николая II. Бумажную иконку привезли из Америки, а миро стекало с неё ручейками, причём не оставляя масляных следов на бумаге. Можно представить себе, что испытал отец Александр. Он даже договорился с настоятелем храма о том, чтобы ему передали святыню на несколько дней в Питер.

По приезде отца Александра икону выставили в центре храма на аналое. Чудодейственная сила святыни была так велика, что уже на следующий день толпы богомольцев хлынули в храм. Отец Александр в эти дни выглядел особенно весёлым. Мы тоже радовались тому, что наш храм вновь стал на время центром духовной жизни города, а нам посчастливилось прикоснуться к великой святыне. С того времени наша вера в святость Царя ещё более окрепла, и, хотя он и не был ещё прославлен в лике святых, мы стали относиться к Царю-страстотерпцу как к местночтимому святому, а вскоре пришла радостная весть, что прославление Царской Семьи свершилось. После этого мы стали безоговорочно доверять предвидению нашего батюшки.

А в это время далеко от Санкт-Петербурга, в одном провинциальном городке Центральной России, жил немолодой человек, работавший, кажется, инженером в НИИ. Звали его Онуфрий Николаевич. Был он одинок, скромен и небогат. И вот однажды приснился ему удивительный сон. Предстала ему ясно, как наяву, икона Пресвятой Богородицы. На иконе справа и слева изображены два всадника на белых конях, а под образом – ряд святых, неизвестных Онуфрию Николаевичу. Только одного из них он узнал. Это был Онуфрий Великий – его небесный покровитель. И услышал он голос: «Эта икона называется “В скорбях и печалях утешение”. Поезжай в Санкт-Петербург и поклонись ей в свой день рождения».

После такого сна Онуфрий Николаевич сразу пошёл в церковь спросить священника, что бы это значило. Священник выслушал его и сказал, что сон ничего не значит. Вот если он повторится три раза, то, надо полагать, сон от Бога. В это трудно поверить, но так оно и случилось – сон повторился трижды.

Приближался день рождения Онуфрия Николаевича, и он, сняв последние деньги со сберкнижки, купил билет до Питера. Приехав на Московский вокзал, он призадумался: где искать эту икону? Но соседка по столику в кафе, куда он зашёл перекусить, посоветовала обратиться в Александро-Невскую лавру – там, мол, всё знают. Он так и сделал, но в Троицком соборе лавры иконы не было, и никто не слышал о ней. Решился спросить у проходящего мимо священника. Ответ не утешил:

– Тебе, братец, придётся ехать на Афон. В Питере этой иконы нет. Да и на Афоне всего лишь копия, а подлинника ты нигде не найдёшь.

– Но мне велено искать именно здесь!

– Ну, ищи, может, и найдёшь с Божьей помощью.

К разговаривающим подошла старушка, прихожанка нашего храма, заглянувшая в Лавру приложиться к мощам Александра Невского.

– Простите, я случайно услышала – вы ищете икону «В скорбях и печалях утешение», так я знаю, где её искать, и даже провожу вас. Я как раз туда сейчас еду.

Так Онуфрий Николаевич очутился в нашем храме. После окончания литургии он подошёл к отцу настоятелю и рассказал ему свою историю с тремя сновидениями. Отец Александр не удивился рассказу и, улыбнувшись, сказал:

– Ну что ж, я этого ждал. Теперь всё на своих местах.

Икону вынесли на середину храма, украсили цветами и стали служить молебен.

Когда молебен окончился и отец Александр обернулся, чтобы произнести проповедь, к нему подошла свечница и сказала, что его срочно вызывают к телефону из епархии. Батюшка извинился и просил ждать, не расходиться.

Вернулся он немного растерянный, но радостно улыбающийся:

– А знаете, дорогие мои, молитва наша, кажется, услышана. Меня сняли с должности настоятеля нашего храма и назначили настоятелем храма во имя Царственных страстотерпцев. Церковь эта находится за городом, да и церкви-то, собственно, нет – один фундамент. Придётся всё начинать с начала. На всё воля Божья. Будут впереди и скорби, и печали, будем трудиться, ведь у нас есть святая икона Заступницы нашей и Помощницы.

Со странным чувством, и радости и печали одновременно, подходили мы к батюшке целовать крест. Вдруг батюшка словно что-то вспомнил и, перекрестившись, сказал:

– А знаете, что за день сегодня? Сегодня Церковь празднует икону «В скорбях и печалях утешение». А Онуфрия Николаевича мы поздравляем с днём рождения.

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →

Оглавление выпуска

Добавить комментарий