«Мы все на это надеемся»

О гибели Успенской церкви в Кондопоге и возможности её возвращения

Она была прекрасна, эта церковь, которой больше нет. Пожар высветил, как много для нас значил Успенский храм – символ Русского Севера, а может, и не только его.

Фото из группы «ВКонтакте» в поддержку восстановления Успенской церкви в Кондопоге

Первый раз храм построили во времена Ивана Грозного, последний, четвёртый, – в 1774-м, пришло время пятого храма. Вот почему мне так близок призыв наместника Валаамского монастыря владыки Панкратия, сказавшего:

«Если не восстановить становящуюся на наших глазах символом Успенскую церковь – значит останется смириться с вырождением народа, согласиться с победой сил тьмы и зла. Тогда придётся ставить могильный крест не только на сохранении остатков наследия великой страны, но и на её будущем… Не надо уныло твердить про муляжи, малые деревянные храмы мы уже научились строить хорошо, мастера есть и на деле используют старинные технологии, опыт есть».

Фото: pikabu.ru

В церкви Успения Пресвятой Богородицы воплотились не только таланты заонежских зодчих и иконописцев. После революции её спас, добившись постановки на охрану, удивительный человек – академик Игорь Эммануилович Грабарь. Чтобы понять, что это имя значит для нашей культуры, довольно сказать, что именно Грабарь открыл для мира «Троицу» Андрея Рублёва – образ столетиями был сокрыт под многими наслоениями записей.

Игорь Эммануилович Грабарь

Именно Игорь Эммануилович стал родоначальником советской школы реставрации и сохранил, возможно, больше произведений православного искусства, чем любой другой человек в истории.

Борьба за веру была у него, что называется, в крови. Русин-карпаторос, родившийся в Австро-Венгерской империи в семье славянофилов, он был крещён в православие священником-сербом. Поясним, русинам в империи Габсбургов возвращаться из униатства в православие было запрещено – за это можно было жёстко пострадать.

Мужественным борцом за святое православие был и последний священник Успенского храма, протоиерей Иоанн Лядинский. Он был расстрелян в 1937-м. Отец шестерых детей, этот человек до конца остался верен Церкви и своим прихожанам. Во время хрущёвских гонений Успенскую церковь закрыли, людей перестали туда пускать, но Бог вновь открыл врата этого храма. Однажды, это было в конце восьмидесятых, там опять зазвучала молитва, сложилась община. Архитектор Ирина Соболева присоединилась к ней в 92-м, сумев сделать то, о чём, наверное, не смела прежде мечтать.

Архитектор Ирина Соболева

По её проектам были построены зимний храм Рождества Пресвятой Богородицы в Кондопоге, церкви в других городах и деревнях Карелии. По нашей просьбе она и рассказала о беде, случившейся в августе.

Пожар

– Ирина, я понимаю, как всё это больно, но не могли бы вы рассказать, что произошло? Сейчас распространяется самая разноречивая информация. Одни винят Церковь, другие – Министерство культуры, музейщиков, третьи – ещё кого-то. Понять что-то невозможно.

– Церковь охранялась лучше всех подобных храмов, если не считать тех, что в Кижах, где идёт федеральное финансирование. Была круглосуточная охрана, имелась система пожарной безопасности. Но против дурака с бензином в жаркую погоду всё это оказалось бессильно. У нас месяц перед тем не было дождя, сухие брёвна занялись почти мгновенно, а сильный ветер добавил огню силы. За пятнадцать минут наша церковь сгорела, сторож едва успел вывести из неё людей, когда началось задымление. Если бы у нас стояла современная помповая система, как в Кижах, которая тушит очаг возгорания за двадцать секунд, всё могло сложиться иначе. Но у нас не было средств на такое.

– Как преступник прошёл через охрану?

– Подробностей не знаю. Там была туристическая группа, внимание сторожа оказалось отвлечено на неё. Поджигали ведь снаружи, со стороны Онежского озера, куда трудно добраться и не видно, что там происходит. Церковь стоит на краю озера над обрывом.

– Стояла.

– Да, стояла.

– Туристы были в храме в момент начала пожара, я правильно понял?

– Почти все вышли, но два человека задержались, замешкались, как обычно бывает в таких случаях.

– Как вы узнали, что произошло?

– Мы были в детском лагере, когда позвонили и сказали, что нашей – Успенской – церкви больше нет. Момент пожара мало кто застал. Когда прихожане приехали из города, там уже всё заканчивалось.

Фото: rk.karelia.ru

– Из города был виден пожар?

– Нет, город стоит пониже, за промышленной зоной. Видно было с воды, с другого берега Кандопожской губы. Люди оттуда заметили, как занялась западная сторона церкви, и начали звонить пожарным практически сразу, когда не только в городе, но и в селе ещё не знали, что происходит. Поясню: у нас есть село Кондопога, где стояла Успенская церковь, давшая название городу, и сам город – он немного подальше.

Успенская церковь на гербе Кондопожского района

– Народ сильно переживает?

– Очень сильно. Первые три дня у нас был вообще траур, ведь это наша история, наша любимая церковь. Без неё никто просто не представляет город, она в центре его герба, на Успение здесь собиралось море народа, да и в остальное время ездили венчаться, креститься. Мы, православные, просто выросли в ней как христиане, она нам родная, каждую досочку в ней знали.

На праздник Успения Пресвятой Богородицы в церкви собиралось море народа

 

 



«На северо-западном берегу Онежского озера, недалеко – всего в часе езды по автодороге – от столичного Петрозаводска, раскинулся промышленный город Кондопога, безликий и унылый, как все наши новые северные города. И лишь на окраине его, где в старину размещалось одноимённое село, есть архитектурная достопримечательность, да ещё какая! Шедевр русской архитектуры – Успенская церковь в Кондопоге. Её по праву считают вершиной шатрового деревянного зодчества России…

Фото: tourism.karelia.ru

Нет ей равных среди деревянных шатровых церквей, хотя и нет коренных отличий от них. Удивительная и единственная в своём роде, эта церковь – лебединая песня народного зодчества, пропетая с такой глубокой силой, что после неё любой звук кажется и слабее, и немощнее.
А между тем в ней нет ни сложной, поражающей воображение композиции, ни феерического многоглавия, ни затейливого декора. Не подготовленному к восприятию строгой красоты человеку она вполне может показаться “простой”. Но в этой монументальной простоте и кроется её истинное величие, её гениальность.
По своим художественным достоинствам церковь в Кондопоге превосходит даже знаменитый Преображенский собор в Кижах. Она – лучшая деревянная церковь России, зримое воплощение и олицетворение вековых раздумий народа, выраженных языком архитектуры, сокровенный символ его внутренней культуры, подлинно национальной и по-настоящему самобытной. Архитектура Успенской церкви в Кондопоге – завершающий этап долгого пути становления ведущего образа древнерусского деревянного зодчества – шатрового храма».

Александр Ополовников, академик, доктор архитектуры.



 

Слухи

– На радио «Свобода» вышел материал, обвиняющий в случившемся Церковь. Скажем, петрозаводский архитектор, профессор Вячеслав Орфинский заявил:

«Церковь получила чистый подарок величайшей ценности. Церковь виновата, безусловно. Все в душе думали, что эти люди заинтересованы в её защите вдвойне: и по своим религиозным убеждениям, и по своему нравственному кодексу… Церковь, безусловно, должна отвечать. Я знаю, что музей относился к церкви трепетно».

О чём здесь идёт речь? Разве храм находился в ведении вашего прихода?

– Я читала много таких текстов. Люди совершенно не знают ситуацию. По новым законам для того, чтобы получить деньги на реставрацию по федеральной целевой программе, церковь должна была находиться в пользовании прихода. Поэтому в 2012 году мы заключили договор о безвозмездном пользовании: сначала на пять лет, а год назад продлили его.

– А что музей?

– Это был договор совместного пользования Успенского храма и музея Кондопожского края, продолжавшего водить в церковь экскурсии. А наша община, которая больше двадцати лет называлась Успенской, перестала проводить службы в своём приходском храме с 2015 года в связи с его аварийным состоянием.

– То есть туристам можно было туда ходить, а верующим – нет? Я читал, что православных в храм не пускали в принципе, насилу упросили позволить митрополиту Константину в 2015 году отслужить там на Успение.

– Здесь неверно расставлены акценты. У нас прекрасные отношения с сотрудниками Кондопожского музея. На них была охрана церкви, они добились появления той же пожарной сигнализации, сделали всё, что могли, чтобы её сохранить. Небольшие группы туристов не представляли опасности. Да и мы совершали иногда молебны, но регулярные богослужения стали невозможны. На них собиралось много людей, а шатёр храма мог просто рухнуть. Года до 2012-го служили там каждое лето, а потом всё реже, пока окончательно не прекратили.

– Среди сотрудников музея много было верующих?

– Все православные. Мы все эти годы были вместе.

– Хорошо, что прояснилось. У меня сложилось совершенно неверное впечатление о ваших отношениях. А кто же был собственником церкви?

– Росимущество.

– То есть Церковь ничего не могла изменить в плане безопасности?

– Безвозмездное пользование не давало никаких прав, но мы с музеем постоянно сообщали в инстанции о том, что состояние храма ухудшается, просили запланировать реставрацию. В 2012 году всё-таки приехала комиссия, посмотрела, согласилась, что нужна реставрация. Специалисты из Москвы подготовили документацию, обследовали церковь, сделали проект реставрации очень подробный, который прошёл все согласования. Стали ждать.

Чтобы пояснить, в каком состоянии была церковь, скажу, что из шестнадцати связей, которые держали шатёр, на своих местах осталось только две. Крен церкви от центральной оси был около метра в северо-восточном направлении. Буквально этой весной мы с музеем стали звонить в Петрозаводск – очень сильно выпер иконостас, его начало коробить. Когда реставрацию храма включили в федеральную программу, пообещав выделить деньги, мы очень обрадовались. Начало работ было запланировано как раз на нынешний год. Однако денег не дали.

– Когда последний раз церковь реставрировали?

– В 1949-1951 годах, под руководством Александра Викторовича Ополовникова – известного реставратора, основателя музея в Кижах. В 1988-м поменяли кровлю шатра, она за 40 лет сильно прогнила. В 2000-м примерно поменяли крыльцо, но неудачно, получилось некрасиво и ухудшило состояние северной стороны церкви. Нужна была новая серьёзная реставрация. Но сейчас большая нехватка мастеров-реставраторов. Возможно, именно с этим связано то, что в этом году ремонт так и не начался. Теперь, к сожалению, вопрос снят самым ужасным образом.

Община

– Можно немного рассказать об истории общины? Вы сами как в неё пришли?

– Я родом отсюда и, хотя много лет работала в Петрозаводске, все выходные была здесь, в Кондопоге. Обе бабушки у меня были верующие. Одна из них – бабушка Женя, мама моего отца, – тайно ходила в храм, хотя стала очень боязлива после того, как несколько лет во время войны провела в Германии, работая на большой ферме. Бабушка рассказывала, как у остарбайтеров, которые там работали, хотели забрать детей, чтобы выкачать у них кровь. Но фермерша-немка пожалела их и спасла, спрятав в больших баках, где варили корм для коров. Комиссия приехала, детей не нашла. Бабушка после этого всегда говорила, что и среди немцев есть хорошие люди.

Меня она тоже брала с собой в церковь, и когда я стала взрослой, то потихоньку начала читать Евангелие и постепенно стала осознанно верующим человеком. Пришла в нашу Успенскую общину, стала проектировать храмы, и так получилось, что стала на этом специализироваться.

– С чего начинался ваш приход?

– Община была всегда. В 1949-м было собрано огромное количество подписей под прошением об открытии храма. Верующих поддержал митрополит Ленинградский Григорий (Чуков), но власти не позволили. Поэтому ездили в Петрозаводск или тайно приглашали священников. Однако в 1988 году сложилась инициативная группа во главе с инженером Михаилом Романовичем Кухмаем. Тогда нашей епархии ещё не было, правящим архиереем был был митрополит Ленинградский Алексий (Ридигер) – будущий Патриарх. Написали ему, получили одобрение, и в 1989-м архимандрит Мануил, будущий епископ, освятил Успенскую церковь малым чином. Он очень любил её, часто здесь бывал.

Освящение Успенского храма малым чином. 1989 г.

В 90-м году владыка обратился к приходам в Питере с просьбой прислать нам священников или людей, которые могли бы ими стать. Одним из тех, кто откликнулся, стал археолог, искусствовед Лев Большаков, рукоположённый специально для нашей общины. Он был духовным чадом известного петербургского священника Василия Лесняка, получив от него благословение.

1999 год. В центре – епископ Карельский Мануил, справа – отец Лев Большаков

Всё лето, с Троицы или немного раньше, мы служили в Успенской церкви, а осенью перебирались в будку, подаренную одним из заводов, – бывшую насосную станцию, где оборудовали небольшой храм. Много лет у нас не было другого помещения.

Служили в Успенской церкви летом, с Троицы или немного раньше

Власти долго подбирали нам место, да и деньги всё время обесценивались, трудно было собрать необходимую сумму для строительства зимней церкви. Работы начались лишь в 2004-м и продолжались много лет.

– Расскажите о людях, из которых состояла община.

– Большинства тех, с кого она начиналась, а возможно, и всех уже нет в живых. Очень много было бабушек из раскулаченных, вернувшихся в Кондопогу, когда это было разрешено. Раскулачили очень многих. Одна из бабушек вспоминала, как к ней, тогда ещё девочке, подошёл активист-сельсоветчик и сорвал валенки. Сказал: «Тебе они всё равно не пригодятся, дольше трёх дней не проживёте». Раскулаченным разрешалось брать с собой лишь по маленькому узелку. Выжили, действительно, далеко не все.

Прихожане Успенской церкви

Ещё вспоминаю матушку Елену, мы всегда её так звали. Не запомнились ни её имя, ни её фамилия. Скорее всего, я их и не знала. Приехала она к нам уже после войны из Эстонии, где прежде жила. С десяти лет она прислуживала в храме, выучив церковнославянский. Когда наш приход открылся, она была единственной, кто хорошо знал устав, и подготовила нескольких чтецов. Мы тогда вообще мало что знали, но церковное пение помогали ставить петербургские знакомые отца Льва, в результате сложился очень сильный хор, побеждавший на православных конкурсах. А вот читать по-настоящему никто не мог, кроме матушки Елены. Она и читала поначалу одна, и на клиросе пела, хотя голос слабенький, она была совсем старенькой. Очень скромная, она не была монахиней, но склад жизни в конце был у неё совершенно монашеский.

Постепенно приход расширялся, строились церкви и часовни в окрестных сёлах и деревнях. Появилась воскресная школа, мы вели большую краеведческую работу вместе с музеем, обмеряли брошенные храмы. Первую краеведческую конференцию в городе подготовила именно наша община на 220-летие Успенского храма. С тех пор она проводится ежегодно.

«Мы все на это надеемся»

– Очень дружная у нас сложилась община, – продолжает Ирина. – Думаю, что Успенская церковь на это как-то влияла своей молитвенной атмосферой, своей красотой.

В Успенской церкви

Мы ничего не могли там менять, потому что она была памятником, и просто украшали её цветами, приезжая с бабушками в семь утра перед литургией.

Церковь в праздник Успения, 2005 год

Путь к церкви лежал через бывшее кладбище, которое уничтожили ещё до войны. Но бабушки помнили, крестились, говорили: «Вот здесь моя бабушка лежит», «Здесь похоронена моя мама».

А потом начиналась служба в намоленном храме, где атмосфера была удивительной. Церковь стоит на мысу, которой вдаётся в озеро, и такое ощущение, что плывёшь на корабле, потому что в окна видишь только озеро. Так всё было рассчитано мастерами, что свет через верхние окна лился на праздничную икону. А на всенощной в белые ночи предзакатные лучи солнца освещали иконостас. Церковь словно была живой участницей службы.

– Если вернуться в прошлое, что-то известно об отце Иоанне Лядинском, последнем довоенном священнике?

– Есть рассказ одной бабушки, которая в 30-е была маленькой девочкой.

Она помнила, как его арестовали, как он прощался с прихожанами. Храм закрыли в 30-м году, но батюшка продолжал ходить тайно по деревням, крестил, причащал. Первый раз его арестовали в 32-м и вместе с женой отправили в Пудожский район на лесозаготовки. Жена вернулась к детям раньше, следом и отец Иван. Один из сыновей работал в соседнем селе учителем, другие тоже остались в этих местах. Вернулся батюшка в начале 37-го года, а уже в октябре его расстреляли. Осудили по общей статье с односельчанами, назвав то ли сельскими, то ли кондопожскими вредителями.



«Прихожане, я вернусь»

Прасковья Михайловна Силюкова, уроженка села Кондопога, свидетельница первого ареста отца Иоанна в 1932 г., настоятеля Успенской церкви:

«Отца Ивана Лядинского все жители села очень уважали и любили. Его младшая дочь Зина училась вместе с моим братом Иваном, они дружили между собой, и отец Иван шутя называл его “мой будущий зять”, он его очень любил. Брат Ваня тоже любил отца Ивана и подсознательно подражал ему. Впоследствии он стал бухгалтером.

В церковные праздники о. Иван ходил по домам прихожан и, поздравляя с праздником, справлялся о жизни хозяев: есть ли пироги в доме к празднику, о здоровье и т.д. Особенно он жалел женщин, чьи мужья сильно пили, утешал их и помогал, чем мог.

Мы жили в Южном конце, а школа находилась в Северном. В 1932 году, однажды весной, мы шли в школу. Наш одноклассник Саша Пепоев говорит: “Пойдёмте в церковь, сегодня отец Иван последний раз служит” (в этот день действительно прошла последняя служба, так как власти решили закрыть обе наши церкви). Мы зашли в Успенскую церковь, шла служба “Мариино стояние” (четверг пятой недели Великого поста, когда читается житие преподобной Марии Египетской и Великий покаянный канон). Во всех молитвах, которые читал о. Иван, чувствовалось, что он прощается с храмом и людьми. В конце службы о. Иван попрощался с народом, вошёл в алтарь, упал на престол и долго плакал. Осенью 1932 г. он был арестован и выслан на лесоповал. Перед своим отъездом о. Иван говорил: “Прихожане, я вернусь, я ни в чём не виноват”».



 

– В войну здесь были финны?

– Да, Карелия была оккупирована. Именно тогда из нашего иконостаса пропали несколько образов, но церковь в войну несколько лет вновь действовала. Летом служили в Успенской церкви. Зимнюю – Рождества Богородицы – в 30-е отдали под клуб, который при финнах трогать не стали. Зимний храм оборудовали в каком-то доме. В 1990-е годы приезжал один из священников, который был у нас в войну, – отец Илья, его финское имя Эрки Пийронен. Он написал книгу воспоминаний на финском «Часовенная Карелия». К сожалению, она до сих пор не переведена. У нас есть прихожанка, которая девочкой помогала отцу Илье, помнит, как он научил её раздувать кадило. Приехал к нам финский батюшка в разгар зимы. Была фотография, где они с отцом Львом стоят возле Успенской церкви, – с красными носами, пар изо рта идёт. Как я понимаю, отец Илья хотел попрощаться с теми местами, которые ему были дороги в молодости. Вскоре он скончался.

– Почему в 60-е в храм перестали пускать людей? Я читал, будто это из-за того, что начали пропадать иконы?

– Скорее всего, из антирелигиозных соображений. Иконы это действительно спасло, но главную опасность для них представляли в то время именно власти. При Хрущёве пришло указание забрать все образа по отнятым у верующих часовням и церквям. Приезжали на грузовиках, грубо выламывая иконы из иконостасов. Народ спрашивал, куда их увозят. Им отвечали, что в музей, но это было полуправдой. Иконы действительно везли сначала в музеи, там немногое отбиралось, а остальное исчезло, боюсь, безвозвратно. Следом хотели разрушить ограбленные часовни и храмы, но против этого выступили люди, небезразличные к нашей культуре. Знаю, что писатель Дмитрий Балашов был среди них. Они сумели убедить, что это памятники деревянного зодчества – нельзя их трогать.

– Из иконостаса Успенской церкви что-то сохранилось?

– Если не считать того, что забрали в фонды музея и вряд ли вернётся, то уцелела лишь одна икона – Рождества Пресвятой Богородицы.

– По названию вашего зимнего храма?

– Да. Расскажу, как она сохранилась. Мы не просто ждали реставрации, но каждое лето собирали в специальный ящик пожертвования. За сезон деньги соберём, а потом отдаём икону реставраторам в Петрозаводск. Каждый год – одну икона. Образ Рождества Богородицы был последним из праздничного ряда. На следующий год собирались приступить к пророческому ряду иконостаса. Если храм восстановят, этот образ вернётся на своё место – единственный, что будет напоминать нам о прошлом, и поэтому особенно дорогой для нас.

Фото: Сергей Гармашов, stolicaonego.ru

– Вы надеетесь, что восстановят?

– Да, мы на это надеемся. И полностью согласны с Валаамским владыкой Панкратием, что это нужно сделать. Есть хорошие мастера, имеются все необходимые чертежи.

 

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →

Оглавление выпуска

Добавить комментарий