Абитура

Принятое решение

Решение поступать в духовное училище было первым в моей жизни полностью самостоятельным поступком. Об этом я особо записал в своём дневнике той поры. Конечно же, каждый наш день состоит из более-менее свободных маленьких выборов. Но тут речь шла о новой дороге, загадочной даже для меня и вовсе не знакомой моим родителям. Я стал первооткрывателем новой земли под названием «Духовное училище», но при этом толком не знал, что нужно взять с собой в это путешествие.

Лишь за год до поступления начал ходить в храм и воскресную школу, украдкой присматриваясь к поющим на клиросе или пробегающим мимо студентам в чёрных кителях со стоячими воротничками. Мысленно уже представлял себе, как я стану таким же – поднимусь от школьной серой рутины до сочной кадетской выправки бурсацкого жития. Особенно почему-то из всех пробегавших мимо студентов мне запомнился один юный цыган. Было жутко интересно, как этот певец свободы, по природе своей призванный облачаться в ярко-красные, полные степного ветра рубахи, позволил заковать себя в чёрный строгий китель. Но, поразмыслив, понял, что ведь и решение цыгана тоже было именно свободным выбором его души. И в этом мы с ним были схожи. В голову приятно ударяла мысль: я и этот цыган едины в своём порыве. Позже, когда поступил в училище, узнал имя этого юноши и жизнь его смог наблюдать уже не издалека. Также мне потом пришлось в первый раз задуматься о том, что наш свободный выбор порой бывает похож на указатель направления ветра. Ветра страстей.

Но пока всё это не касалось меня и моего мирка, который я готовил к соприкосновению с миром бурсы. Мне нравилось сидеть на уроках Нового Завета, которые вёл в воскресной школе для взрослых умнейший педагог, имевший энциклопедические познания в области богословия и физики. А ещё в этом человеке словно был диковинный камертон, настроенный на то, чтобы немедленно реагировать на уровень скуки в аудитории. Снижал он его обычно каким-нибудь интеллектуальным анекдотом. Я всё пытался вспомнить, кого он мне напоминает, и наконец сообразил: гайдаевского Шурика. В таких же очках, с таким же голосом, улыбкой, вот только с обрамляющей лицо бородой. Звали его Дмитрий Николаевич.

Не помню, какие уж там я задавал ему вопросы, но подозреваю, что они были очень наивными. А Дмитрий Николаевич серьёзно и терпеливо отвечал. Он очень обрадовался, когда я по окончании учебного года подошёл за рекомендацией на поступление именно к нему. Он и сам в этом училище преподавал догматику. Рад был, что сумел туда привести ещё одного человека. Мигом подписал то, что требовалось, и широко улыбнулся, обнажив ряд зубов, среди которых, к удивлению своему, я увидел пару серебряных вставок. У меня нет предубеждения к носителям серебряных и золотых коронок, но в тот момент почему-то почувствовал, что Дмитрий Николаевич может, помимо своей доброты, ума и искромётного юмора, обладать змеиным зубом сарказма. Но, мелькнув, эта мысль пробежала мимо.

В общем, образы юного цыгана в строгом кителе и доброго Шурика с коронками только подстёгивали мой интерес к тому, что происходило в стенах духовного училища.

Хитрый крючок

Как и в любом учебном заведении, в духовном училище есть период абитуриентства. Я оказался в числе абитуриентов, сладко предчувствуя, что вот уже скоро, после вступительных экзаменов, меня станут называть студентом. Ещё вчера только школьник, выпускник девятого класса, я запрещал себе даже думать, что могу туда вернуться. Непреодолимое желание поступить каким-то образом содержало в себе и его исполнение. Я входил в духовное училище, как хитрый крючок входит в рыбу, уверенный в том, что пути назад просто нет.

Среди желающих стать бурсаками были самые разные люди, в том числе взрослый бородатый мужик. Когда меня завели в один из кабинетов учебного корпуса, где временно проживали иногородние абитуриенты, этот бородач сдержанно поздоровался и тут же куда-то вышел, словно ему было неуютно среди малолеток.

Привёл меня туда Геннадий Николаевич, представляющий собой прямую противоположность моему первому учителю в духовной области – Дмитрию Николаевичу. Сдержанный, по-монашески строгий, Геннадий Николаевич был высоким широкоплечим мужчиной, в котором сразу угадывалась военная выправка. Как я потом узнал, он прежде служил в спецназе, а теперь преподавал в духовном училище церковнославянский язык и следил за порядком в классах и жилых комнатах. Осознание, что за порядком в твоём внешнем виде, словах и делах наблюдает опытный воин, как-то легко убеждает, что быть нормальным и дисциплинированным студентом – это просто и, главное, безопасно. Я даже сейчас пишу о Геннадии Николаевиче очень осторожно, в мыслях не допуская возможности сравнить его с какими-нибудь персонажами комедий, как я это мог позволить себе с добрейшим Дмитрием Николаевичем.

Нет, Геннадий Николаевич не был воплощением суровости – он тоже был добродушен, но несколько иначе. Никому из студентов и в голову не пришло бы, например, пошутить над ним или задорно побороться, как с Дмитрием Николаевичем, который мог, отряхнув с себя учёность, померяться силами с учениками. Никто из них не мог его одолеть, кроме того самого юного цыгана с плохо скрываемым ветром свободы под кителем, о котором я уже упоминал. С Геннадием Николаевичем это бы не прокатило. Но его очень уважали. И главным образом за то, что он почти всё свободное время проводил вместе с бурсаками в качалке, которая находилась в подвале учебного корпуса, и учил разным упражнениям. Он был уверен, что встречают по одёжке. И чтобы миссионера начали слушать, он должен произвести впечатление сильного человека во всех смыслах.

Как вы уже поняли, я поступил. И когда оборачиваюсь, чтобы взглянуть на прошлое, то эта развилка в моей жизни – экзамены, начало учёбы – вспоминается в числе первых. Не мной принималось решение, рождаться ли мне на свет, идти ли в школу. Но, думается, впервые определив для себя, по какому пути хочу идти в своей жизни, я не ошибся.

Да вот ещё один эпизод из тех дней. Расскажу, как подавал документы о поступлении.

История одной фотографии

Недавно, рассматривая один из старых альбомов, я наткнулся на фотографию своей мамы, совсем ещё молодой. Вчерашняя выпускница биологического факультета Тюменского госуниверситета, она мечтательно и в то же время радостно обхватила какой-то непонятный аппарат. Чувствуется, однако, что перед фотографом она немного робеет. Тогда мама работала в одном научно-исследовательском институте, а фотографию сделал коллега. Просто зашёл как-то в кабинет и сказал: «Можно я вас сфотографирую?» Позже он отдал маме чёрно-белый снимок, и с тех пор это одна из лучших и самых душевных фотографий в нашем альбоме.

Звали этого коллегу Виктором. Виктор Бобов, если быть точным. Выпускник Московской ветеринарной академии, он был старшим научным сотрудником и специализировался на болезнях пчёл. При всей своей внешней неприметности Виктор был необычен, нетипичен, немногословен, глубоко увлечён своей работой. А ещё он почему-то сторонился женщин и категорически не ел мяса. Коллеги объясняли отсутствие мяса в рационе Виктора его якобы скупостью, а отсутствие женщин вообще никак не могли вместить. Иногда он уезжал на несколько дней для чего-то в Москву и возвращался довольным, можно сказать, счастливым человеком. Понятно, что научный коллектив давал этому единственное разумное объяснение – именно там у него и живёт женщина. Иными словами, сотрудники Виктора Бобова знали плохо, практически не понимая его, и моя мама не была исключением.

С тех пор прошли годы, у мамы родился я, вырос и успел принять решение о поступлении в духовное училище при Тюменском Свято-Троицком мужском монастыре. Наместником монастыря и по совместительству ректором училища был игумен Тихон. Перед поступлением я видел мельком высокого статного седовласого мужчину в каком-то облачении, решив, что игумен – это он. Поэтому, когда к машине, у которой я караулил ректора, подбежал маленький человечек и приветливо, как бы сожалея, спросил: «Вы ко мне?», я несколько растерялся. «Придётся подождать, я уезжаю, но скоро буду», – продолжил он. Это и был игумен Тихон. А тот, статный и седовласый, оказался попросту пономарём.

Когда пришёл домой и рассказал о забавной путанице, мама с загадочным видом открыла альбом и показала снимок, который я помянул, со словами: «Это фото сделал отец Тихон». До того как защитил кандидатскую диссертацию. До того как принял монашеский постриг. До того как стал священником, наместником монастыря и ректором духовного училища. Впоследствии он будет рукоположён во епископа, но я и игуменство его вкупе с диссертацией о пчёлах и знакомство с мамой не мог переварить.

Автор этой фотографии – биолог Виктор Бобов, будущий епископ Тихон

Когда я уже пополнил число студентов духовного училища, на уроках Библейской истории, которые вёл сам ректор, отец Тихон весело рассказывал о том, что в пору работы в научном институте он, как только появлялась возможность, ездил в Сергиев Посад к своему духовнику. «А коллеги думали, что я езжу к женщине», – улыбался ректор. Тот же духовник, вероятно, и дал Виктору Бобову послушание отказаться от мяса, подготавливая своё духовное чадо к монашеству.

А ещё мама сказала, что на этой фотографии есть я. Она была беременна мной, когда будущий епископ щёлкнул объективом.

Владимир Райшев

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска

Добавить комментарий