Мой сад

Июнь. Пронизывающий ветер, набегающие тучи то и дело разбрызгивают холодный дождь. Я стою у лотка в очереди за мороженым, передо мной интеллигентный пенсионер лет семидесяти. «Сколько? – переспрашивает он у продавца и восклицает: – Так дёшево!?» И уже обращаясь ко мне: «Раньше проезд на автобусе стоил пять копеек, а пломбир – 20. Разница – в четыре раза! А теперь мороженое 40 рублей, а проезд – 20. В два раза! Жить стало лучше, жить стало веселей!» Я не могу сообразить, шутит он или всерьёз. «Мороженое вы покупаете, похоже, как и я, только в непогоду,  – отвечаю, ёжась от холода, – а транспортом пользуетесь каждый день… Это не мороженое подешевело, а проезд подорожал». Мой случайный собеседник заразительно смеётся: «Это, молодой человек (отчего-то он меня молодым назвал), как посмотреть. Можно сказать “стакан наполовину полон”, и радоваться этому, а можно – “наполовину пуст”, и печалиться. Похоже, вы принадлежите ко вторым…»

Я тогда, в Краснодаре, не понял, что эта сценка была прелюдией к предстоящей дороге на Север. По трассам «Дон» да «Волга» можно всю страну за пару суток пролететь. Но нынче решил я побывать в одном из мест своей молодости – усадьбе Ивановке на Тамбовщине, где жил мой любимый композитор Сергей Рахманинов, – здесь он написал литургию и другие свои лучшие произведения. В середине 80-х добирался я в Ивановку со многими пересадками, а последний отрезок пути проделал на телеге, запряжённой лошадью. Помню, пока мы ехали среди полей, до самой Ивановки словоохотливый возница учил жизни «очкастого студентика», а я слушал его, должно быть, как народник середины XIX века… Проехали Барский пруд, дальше школа, парк, флигель. В парке было пустынно, гулял я один и был по-настоящему счастлив.

Нынче, чтоб попасть в Ивановку, с трассы «Дон» пришлось съехать – и началось… Разбитая дорога, ведущая через хутора и станицы, – в общем-то, я был к этому готов, но не до такой же степени! В маленьких городках обратил внимание на болтающуюся без дела молодёжь с бутылками пива в руках. Ещё заметил: деревни умирают, оказывается, не только на Севере. Казалось бы, благодатное Черноземье: палку воткни в жирную землю – прорастёт. И земли-то по большей части возделываются. Откуда ж вдоль дороги заброшенные хутора? Позднее я узнал, что пашни фактически теперь у «москвичей» (это общее название вселенского зла – крупных агрокорпораций), им крестьяне, живущие на земле, не нужны, у них всё привозное.

Еду и вспоминаю, с каким достоинством умирают северные избы: держатся до последнего, точно испытанные в сражениях солдаты, пока не ранят – не прохудится крыша или завалится крыльцо – не сдаются. А убитые – вылезут из домин наружу, как кости, чёрные брёвна, и всё равно остовы ещё долго сопротивляются вьюгам, морозам и дождям. А на юге хатки умирают иначе: покосится угол мазанки, отвалится штукатурка из глины, а под нею дранка, и кажется, будто обнажилось нижнее бельё.

Эти дорожные наблюдения, понятно, настроения не повышают. С тоской думаю, что, может быть, никакой Ивановки уже и нет, не пережила лихие 90-е. Но вот и отворотка – указатель на музей-усадьбу. Жива, значит!

Подъезжаю: раннее утро, музей ещё закрыт. С замиранием сердца вхожу в парк, словно вплываю в сиреневый рай с его дивными ароматами и буйством цветов. Обычно сирень – любимый цветок Рахманинова – в этих местах отцветает в мае, но нынешние холода отодвинули цветение, и, что бы ни говорили о превратностях климата, я-то знаю, что задержал цветение Господь специально для меня.

По утру, на заре,
По росистой траве
Я пойду свежим утром дышать;
И в душистую тень,
Где теснится сирень,
Я пойду своё счастье искать…

Именно здесь Сергей Васильевич написал музыку этого романса. Усадьбу, этот сад Рахманинов очень любил. Я понимаю почему: в нём он, как и я, приметил отблеск рая не только в цветах, но и в устроении человеческих отношений.

Выкупив у тестя, Рахманинов не жалел на имение ни времени, ни средств, вникал в хозяйство, приобретал технику для сельхозработ. Вот картина. Дом и беседки, увитые плющом. Днём – шумная компания молодёжи, всякие розыгрыши, поездки верхом, купания в пруду. Дождливыми вечерами все в уютной гостиной. В свете свечей во всех комнатах и коридорах тускло отблескивают иконы. Возле большого изразцового камина женщины вышивают, дети вполголоса репетируют домашний спектакль, мужчины играют в бильярд. Слышится густой негромкий рахманиновский бас… Вспоминают, как однажды за окном гремела гроза, а когда она стихла, Сергей Васильевич сел за рояль и воспроизвёл то, что творилось на улице, изумив гостей… Человеку не по силам преобразовать весь мир, но создать райский уголок, и пусть даже не жить в нём, но хотя бы знать, что он есть, приложить к его устроению свои руки – это невероятно важно.

Фисгармонии, пианино, рояли – их и сегодня в доме множество. Гид провела для меня одного экскурсию, из которой мне особенно запомнились фотографии композитора на его авто. Оказывается, он любил скорость – а какой русский не любит быстрой езды?! Близорукий, здесь он управлял автомобилем без очков, что приводило пассажиров в ужас. С учётом качества дорог того времени, я могу их понять.

В Ивановке Рахманинов проводил почти каждое лето по 1917 год. И ровно сто лет назад покинул её навсегда. А уже через год имение было полностью разорено.

Тот дом, по которому мы прошлись с экскурсией, тридцать лет назад я не мог видеть – он был воссоздан в 1995 году усилиями внучатого племянника композитора Юрия Павловича Рахманинова, человека по-своему уникального. Инженер-метростроевец, учёный, Герой Соцтруда, «чернобылец» – в те самые «дикие» 90-е он созидал, а не грёб под себя. Восстановил храм Гребневской иконы Божьей Матери в г. Одинцово, установил памятник Сергею Рахманинову в Москве, построил Храм памяти на Поклонной горе… Но главное – вот это имение, этот сиреневый сад. А хранит его бессменный директор музея подвижник Александр Ермаков. Во всякое время в России находятся люди, которые созидают, растят сад, несмотря на условия и «погоду». Но чтобы добраться до него, порой нужно проехать разбитыми  дорогами, через хаос и безнадёгу.

«Где цветёт наше счастье?» – спрашивает романс. В безвозвратно ушедшей молодости? Я сидел в беседке возле пруда и думал: нет, оно здесь, сейчас и всегда, когда ты оказываешься в этом саду.

В жизни счастье одно
Мне найти суждено,
И то счастье в сирени живёт…

Ещё неделя, и этот ухоженный сад отцветёт – до следующего года. Так установлено от начала. Но в нём обязательно кто-то найдёт, пусть ненадолго, райский приют для себя, – и возблагодарит за это Бога.

 Оглавление выпуска     Следующая публикация →

Добавить комментарий