К 400-летию героической обороны Пскова

Год 1615-й от Рождества Христова. Запорожские казаки совершили поход на Стамбул и разбили турецкий флот. В Мадриде издана вторая часть «Дон Кихота». Галилео Галилей не смог убедить Римскую Церковь, что Земля вращается вокруг Солнца.

Для России этот год был знаменателен мужественной обороной Пскова. Не сумев взять его, шведы вынуждены были удалиться восвояси. Как следствие, им пришлось спустя два года вернуть России Новгород и большую часть захваченных во время Смуты земель.

 Об этом незадолго до революции краевед Николай Фомич Окулич-Казарин писал: «Каким образом этой горсти отважных людей удалось отстоять родной город и отразить натиск лучшего войска в Европе, впятеро, если не вшестеро сильнейшего, прекрасно обученного и вооружённого, предводимого одним из величайших полководцев всех времён и народов, – объяснить это за скудостью источников, мы не можем. Для нас достаточно, что факт этот честно и открыто признают сами шведы. … Истинная причина неудачи шведов кроется, как мы думаем, в высоко развитом среди Псковского гарнизона чувстве долга, в пламенной любви к Отечеству и в природной доблести псковитян, которой славились они с древнейших времён».

Победа псковитян – одно из самых значимых событий в русской истории и сопоставима с Ледовым побоищем.

«Орешек не сдавался»

Что предшествовало этому? С юности мне запали в сердце последние слова в «Истории государства Российского» Карамзина: «Орешек не сдавался…». Речь о крепости на Неве, которую русские называли Орешком, а шведы Нотебургом. Смерть прервала написание величественного труда в тот самый момент, когда историк готовился приступить к описанию псковской осады. Продолжим его рассказ о шведском нашествии.

В мае 1612 года Орешек был взят измором. Шведский дипломат Петрей де Ерлезунда писал: «Осаждённым не нужно ни пороху, ни ядер для обороны и изгнания неприятеля: нужны только камни, брёвна, копья и секиры. Если уже необходимо овладеть этой крепостью, то это можно сделать только голодом или с помощью болезни, когда защищают эту крепость храбрые и неустрашимые люди, а не пугливые и малодушные бабы».

Из трёх тысяч наших воинов в живых осталось три десятка человек, умиравших от цинги и истощения. Они так и не сдались, просто не могли больше держать в руках оружия.

Даже спустя десятилетия шведы называли бабочек-подёнок, появляющихся летом в окрестностях Орешка и живущих один день, «русскими душами». Согласно легенде, перед смертью защитники замуровали в стену икону Казанской Божьей Матери в надежде на то, что Она поможет вернуть их землю. Царица Небесная не оставила их молитвы без внимания. Спустя девяносто лет, в 1702 году, Пётр Великий вернул Орешек России. Русские всегда возвращаются.

До последнего

После Орешка пали Копорье и Яма, следом Гдов, а Псков, к величайшей досаде шведов, сдаться отказался. Началась первая осада, обстрел ворот из пушек ничего не дал, так как они были обиты железом и засыпаны со стороны города землёй.

В один из дней в плен к шведам попал псковитянин, у которого можно было выведать слабые места в обороне. Но он производил впечатление смертельно больного, так что пытать его было бесполезно. Решили дать оклематься, но на следующий день «умирающий» сбежал. Кстати, во время следующей осады Пскова, в 1613-м, шведы не придумали ничего лучшего, как выведать секреты обороны, напоив приехавшего на переговоры воеводу Осипа Кокорева. Несколько часов фельдмаршал Эверт Горн и полковник Роберт Мюр пили с ним хмельное, пока совершенно не ослабели, а Кокорев вернулся в город, довольный приёмом.

Мы несколько забежали вперёд, вернёмся в 1612-й. Потерпев неудачу под Псковом, шведы осадили Ивангород. В середине октября измождённые защитники, распухшие от цинги, по словам шведов, «как огромные древесные стволы», пошли в атаку. «Мужчины и женщины, все, кто мог, выползли наружу» – едва переставляя ноги. Атаку шведы отбили, решив, что русские не смогут продержаться дольше месяца. Но они продолжали драться до середины декабря и, как писал губернатор Нарвы Шейдинг, «вели себя мужественно до последнего, на зависть любому народу, сильно страдая от нужды и голода». Это произвело на фельдмаршала Горна огромное впечатление. Он пришёл к выводу, что «хотя нам и удалось вытащить их наружу из-за страшного голода, подумалось мне, что поскольку мы не можем овладеть этой страной без большой военной силы, следует расположить их к себе добрыми делами и хорошим отношением. Надо показать московитам, что мы не стремимся уничтожить их страну, а хотим лишь её объединения».

Сколько их было и ещё будет, желающих нам «добра» в обмен на такую малость, как наша земля, наш собственный путь в истории.

Что шведы забыли в России

Между тем виновником этого нашествия стал царь Василий Шуйский. Он сам призвал шведов в Россию, в надежде победить с их помощью Тушинского вора Лжедмитрия II.

Не бесплатно, конечно, вдобавок к тому, что шведы и сами были заинтересованы в помощи Москве.

Все понимали, кто стоял за Лжедмитрием. Шляхтич Ян Пётр Сапега хвастался: «Мы, поляки, три года тому назад посадили на московский трон государя, который должен был называться Димитрием, сыном тирана, несмотря на то, что он им не был. Теперь мы второй раз привели сюда государя и завоевали почти половину страны, и он должен и будет называться Димитрием, даже если русские от этого сойдут с ума».

А с поляками у Стокгольма отношения были весьма непростые. Дело в том, что в 1599 году шведы свергли своего законного правителя – Сигизмунда III. Король Швеции и Польши, он был ярым католиком и пришёлся не по душе лютеранскому дворянству. Поляки, впрочем, остались у Сигизмунда под рукой. С их помощью он надеялся вернуть утраченное, имея на то веские основания. Овладей король Россией – и Скандинавия пала бы к его ногам следующей жертвой.

Поначалу русско-шведская армия действовала успешно и смогла освободить Москву.

Но в июне она двинулась на помощь осаждённому поляками Смоленску, и была атакована в пути 5,5 тыс. польских гусар. Близ деревни Клушино русские были разбиты, а три тысячи шведских наёмников перешли на сторону врага. Генерал Делагарди с остатками войска упросил поляков сохранить им жизнь и свободу, поклявшись никогда больше не помогать московитам.

Своё обещание он выполнил. С этого момента шведы стали нам врагами.

Уже в следующем году они захватили Новгород, а вскоре осадили Орешек, объясняя это тем, что им что-то недоплатили. Как выразился Юхан Видекинд, официальный шведский историк того века, «когда повсюду проявлялись вероломство и московитская неблагодарность, не было уже иного средства поправить шведские дела в Московии и получить вознаграждение за оказанные услуги, как искать своего права там, где это всего выгоднее».

Это был совершенно издевательский повод. Помимо уймы денег, которые шведы получили, союзники грабили русские земли практически без продыха. С самого начала, как писал русский комментатор Видекинда, «шведские солдаты вознаградили себя за всё, даже жёны и дочери крестьян были в их полном распоряжении». За этим последовали новые безобразия, вплоть до разорения наших воинских обозов. Воистину, «неблагодарность» русских, не оценивших широты потомков морских пиратов, не знала границ.

Иголкин не согласен

Принц Карл Филипп Младший, предложенный России в качестве царя

К концу 1612 года огромная территория на северо-западе России оказалась во власти шведских интервентов. Но даже эти земли они рассматривали как плацдарм для дальнейшего продвижения. Москве был предложен в качестве царя сын шведского короля Карла IX – принц Карл Филипп. Измученные безначалием и войнами россияне готовы были согласиться. Но сначала юный принц всё не ехал – мать, королева Кристина, боялась его отпускать. Затем шведы начали захватывать одну нашу крепость за другой. И, наконец, они оставили без ответа вопрос князя Пожарского: собирается ли принц принять православие? Всё это привело к тому, что Земской Собор избрал на трон Михаила Фёдоровича Романова, и тут только скандинавы спохватились.

Хотя мать по-прежнему не желала отпускать Карла Филиппа в дикую Московию, она дозволила принцу добраться до крепости Выборг. Там новгородская делегация во главе с митрополитом Киприаном должна была присягнуть Карлу как царю крестным целованием. Шведы вели себя очень обходительно, даже издали у себя на русском языке лютеровскую Библию, подарив её новгородскому архиерею. Он поморщился, понимая, что текст неканоничен, но взял.

И неизвестно, чем бы всё кончилось, но дело испортил купец Степан Иголкин. Он вдруг возопил, вопрошая: не намерены ли шведы подчинить Новгород своей короне?! Не бывать этому, покуда хотя бы один ребёнок жив в Великом Новгороде. Шведы хотели его зарубить, но сдержались, чтобы всё окончательно не испортить.

Интересная это была династия – купцов Иголкиных. Спустя лет сто без малого, во время Северной войны, прославился ещё один из них. Имя его история не сохранила, только фамилию. Торгуя в Стокгольме, он был неизвестно за что арестован и брошен шведами в тюрьму. Там, услышав, как два солдата поносят царя Петра, купец попросил их прекратить брань. Раз попросил, два, потом выхватил у одного из солдатов штык и заколол обоих. Узнав о причине случившегося, Карл XII был столь изумлён, что отпустил Иголкина на родину. Надо сказать, они ещё и везучие были – эти Иголкины.

Начало освобождения

Шведы не очень понимали, почему новгородцы вдруг осмелели. А дело было в том, что царь у них уже был – Михаил, и другого им было не надобно. «Внезапно они оказались так привязаны к своим соотечественникам, – писал шведский историк Видекинд, – что соглашались скорее умереть, чем отделиться от Московского государства». Москва, понимая щекотливое положение русских людей, оказавшихся под неприятелем, публично кляла их в измене, а тайно слала письма, в которых жалела и обещала милость. Скандинавы пребывали в растерянности, окончательно перестав понимать жителей Новгорода, говоривших уступчиво, но глядевших волками.

Вдобавок восстали Тихвин и Гдов. Их вдохновило шеститысячное русское войско, посланное царём Михаилом для изгнания супостатов. В Тихвине часть шведских солдат перебили, остальные сдались. Воевода-предатель с женой пытались бежать, даже успели спуститься из светлицы на крышу конюшни, но там их схватили и посадили в тюрьму. Над крепостью подняли флаг, сшитый из кусков некрашеного льна, – красный крест на белом поле. Что сие значило – одному Богу известно. На помощь городу пришли казаки, присланные Москвой. Началась осада, шведы яростно обстреливали Тихвин калёными ядрами, обкладывали валами, один штурм следовал за другим.

Поначалу главным рубежом обороны стал женский Введенский монастырь, защитники которого яростно сражались, но потерпели поражение из-за предательства. Некий Гаврилка Смольянин со своими людьми перекинулся на сторону врага. Остальные бойцы растерялись и во множестве были изрублены шведами. Следом едва не был сдан второй рубеж сопротивления – мужской Успенский монастырь. Паника перекинулась и туда, но воевода Семён Прозоровский сумел внушить мужество защитникам. Славный был воин, много раз побеждавший. На службе царской состоял до самой смерти в 1659 году. Перед тем как отойти ко Господу, принял схиму под именем Сергий.

В разгар боёв жительнице Тихвина Иулиании явились Пресвятая Богородица со святителем Николаем, велев очистить «от многаго блужения и поганства» монастырскую церковь. Там действительно иные блудили в открытую, сказывалось разложение, вызванное Смутой, а горы навоза окружали храм со всех сторон. Воеводы, выслушав Иулианию, прониклись и обрадовались тому, что Господь помнит о Своём Тихвине. Блудников вытолкали взашей, а на уборку территории вышел весь город. С этого времени осаждённые уже не сомневались в своей победе. Тихвин так и не сдался, дождавшись подхода основных русских сил.

Устоял поначалу и Гдов, который осаждал герцог Саксонский Юлий Генрих. Самым отчаянным моментом стало обрушение тридцати метров крепостной стены, не выдержавшей интенсивного обстрела. Но шведов это изумило куда больше гдовцев, так что пока они готовились к атаке, защитники успели собрать у пролома достаточно воев. Более того, гдовцы сами бросились наружу врукопашную. Одновременно в тыл захватчикам ударил отряд в шестьсот бойцов, подошедший из Пскова. В руки к русским попала вся шведская артиллерия, а герцог Саксонский бежал от страшного места без оглядки.

К сентябрю 1613 года стало окончательно ясно, что королём Московии Карлу Филиппу не бывать. Утешая его, пастор Ларс Улофссон Валлиус произнёс спустя несколько лет речь, выдержанную в лучших европейских традициях: «Следует помнить, как ужасно обстоят дела в России. Стоит русским властителям захотеть чьего-либо имущества, как этого человека по навету бросают в тюрьму, бьют там и мучают до тех пор, пока он не согласится добровольно расстаться со своим богатством и этим купить себе жизнь».

Король Швеции Густав II Адольф

Одного не объяснил достопочтенный Валлиус: отчего русские так яростно бьются за свои «рабские цепи». И ладно бы по приказу, из страха, так нет – и Гдов, и Тихвин, и Новгород имели возможность выбора, и выбрали почему-то Россию. «Что бы мы ни делали, русские становятся всё более высокомерными и упрямыми», – вздыхал король Густав II Адольф, сменивший на троне своего почившего отца Карла IX.

По словам Юхана Видекинда, король был «полон желания заключить мир», требуя от русских самую малость. Признать потерю Новгорода, «так как последний вошёл в состав Швеции», а также «в возмещение издержек выплатить в течение шести лет пятьдесят бочек золота, а до тех пор в качестве залога сдать Псков». Ни больше ни меньше.

«Псков же будет залогом»

Успехи 1613 года окрылили русских, но весь следующий год их преследовали неудачи. Самой крупной стало жестокое поражение под Бронницами, которое потерпел князь Дмитрий Трубецкой, отправленный во главе ополченцев и казаков на помощь Новгороду.

Князь Дмитрий Трубецкой

Имя этого человека незаслуженно полузабыто, хотя он вместе с Мининым и Пожарским возглавил освобождение России. В начале Смуты князь был не безупречен, присягнув сначала одному Лжедмитрию, потом другому. От моральной спячки он очнулся, как и многие достойные русские люди той эпохи, когда иноземцы стали угрожать нашей вере. Последовав призыву святителя Гермогена, Трубецкой более не колебался и защищал страну как должно. Именно он выбил поляков из Москвы 4 ноября 1613 года и какое-то время был даже правителем страны, едва не став царём. Лишь после Бронниц померк его ореол героя.

Шведы, победив, повели себя совсем уж безбожно, казнив четыреста наших воинов, оказавшихся в плену. Большая часть наших войск была под Смоленском, сдерживая поляков, и руки наших противников на Севере оказались развязаны. Они снова осадили Гдов. Как и в прошлый раз, рухнула из-за обстрела часть стены, только на этот раз метров в полтораста. Ни о какой обороне не могло быть и речи, но защитники успели заставить врага уважать себя. Король Густав позволил им уйти с оружием, чтобы избежать больших потерь.

С этого момента взоры шведов окончательно оказались прикованы к Пскову.

Псковская земля глубоко вдавалась в захваченные Густавом русские земли, и пока она оставалась свободной, покоя врагам не было. «Псков же будет залогом обладания приобретёнными землями, округами и крепостями в России, Ливонии и Финляндии», – полагал шведский король.

Гибель фельдмаршала Горна

Осада началась, по сути, в январе 1615-го, когда стало ясно, что наскоком город не взять. Тогда стали обкладывать его со всех сторон. В Пскове сильно вздорожали продукты, после чего народ стал расходиться. Но в мае русские прорвали блокаду, совершив вылазку. Полсотни врагов попали к ним в плен, ещё больше было перебито. Всерьёз шведы взялись за город 30 июля, когда к Пскову подошёл король Густав с многочисленной по меркам того времени армией. Превосходство шведов в живой силе и артиллерии было абсолютным. Они имели девять тысяч опытных вояк, наёмников, собранных со всей Европы. Были тут и немцы, и французы, и англичане, и поляки, едва ли меньше двунадесяти языков.

В то время как в Пскове всех мужчин, способных держать оружие, было немногим больше четырёх тысяч. Три четверти из них были простыми горожанами, а не воинами. Но, как рассказал московским послам один из добровольцев, Т. Белухин, попавший в плен во время вылазки, а затем бежавший, «а сидят де во Пскове в осаде всякие люди добре крепко и меж себя крест целовали, что битца до смерти, а города не здать». Дружно держались и воеводы, а было их трое: Афанасий Гагарин, Фёдор Бутурлин и Василий Морозов, уже сражавшийся со шведами за четверть века до этого.

Недолго враг пребывал в эйфории. В первый же день во время штурма был убит прославленный полководец Эверт Горн. «Пострелен в главу из пищали», как сообщает хроника. Это случилось, когда фельдмаршал в дорогих доспехах, щегольски разряженный, красовался на коне недалеко от стен города. Внезапно ворота открылись, и оттуда вылетела русская конница, рубя и стреляя. Именно Горн, по слову генерала Делагарди, «поднял короля подо Псков». После его смерти шведы какое-то время пребывали в полной растерянности, а король перенёс свою ставку подальше от города, в Снетогорский монастырь.

А вскоре погиб и старый приятель Горна Роберт Мюр, Роботмир, как его ещё звали. Два этих закоренелых врага Пскова были душой его осады, так что и король, и армия начали осознавать, что происходит что-то неладное. Так бывает: вдруг отчётливо понимаешь, что Бог против твоих намерений. Лишь гордыня и необычайная важность города для шведских планов помешали им убраться восвояси. Но азарт сошёл на нет, и подвигов друг от друга шведы более не ожидали.

Осада

Король прекрасно устроился, для него возвели деревянный дворец с большим тронным залом. Об удобствах солдат, в основном наёмников, как водится, не беспокоились. В палатках, заливаемых дождём, они встретили осень и начали помирать без участия русских. В Пскове, впрочем, тоже было невесело. С полей успели убрать и завезти в город только рожь. Пшеницу крестьяне попрятали в ямы и рассеялись по лесам. В городе начался обычный спутник осады – голод. Но если говорить о моральном состоянии обороняющихся, то все слабые духом уже успели сбежать.

Насколько прочны были оставшиеся, свидетельствует то, что им ни разу не было предложено капитулировать – настолько это было бессмысленно. Вылазки псковитяне совершали каждый день. Обычно это были отряды добровольцев по несколько десятков человек. Они неожиданно атаковали отряды противника, пытались поджечь наплавной мост через Великую, брали пленных для допроса. В общем, как могли, отравляли шведам и без того невесёлую жизнь. Сильно приободрил горожан отряд воеводы Ивана Плещеева, по прозвищу Заяц, присланный Москвой. В город тогда смогли прорваться 344 ратника.

Для осады шведы поставили шесть деревянных городков, которые соединялись рвами и плетнями. Основная ставка делалась на мощную 20-орудийную батарею, которая денно и нощно била по стенам Пскова. Правда, по словам участника обороны Белухина, «городовой стены выбили немного, а что выбьют, и тут ночью псковичи заделают, тарасы зарубают и туры ставят». Самым замечательным в этой обороне был душевный подъём горожан. Так было и в тот день середины сентября, когда шведским пушкам удалось сбить Варламскую наугольную башню и ещё одну, соседнюю, именовавшуюся Высокой. Пробили они и брешь в стене. Это был очень удачный момент для атаки, колонна шведов сумела добраться до пролома. Король Густав, однако, так и не решился отдать приказ о решающем штурме. Город навевал на него ужас.

Спустя несколько дней страх окончательно овладел им. Большой отряд конных и пеших воинов и добровольцев вдруг вырвался из Пскова, словно огромный язык пламени, «и немец де из ям выбили и топтали немец конных и пеших до Снетной горы и убили де у них всякого человека с триста человек». Судя по всему, псковитяне смогли добраться до пушек, изрубив артиллеристов.

Исход

Ночи становились всё длиннее, а дожди лили всё обильнее. Солдаты короля всё чаще болели, что «было не безизвестно и осаждённым; поэтому-то они и защищались бодрее, несмотря на то, что голод начинал мучить их», писал голландский посланник Иоахими, пребывавший в шведском лагере. Нужно было что-то предпринимать: либо штурмовать, либо уходить. Молодой король боялся позора больше, чем Пскова, и 9 ок-тября начался штурм. Было выпущено «седмьсот ядр огненных», а чугунных и железных – без счёта. Их потом долго находили и свозили в кучи. Но это после, а в тот день стены рушились и враги «взыдоша на стену града и на башню угольную». На них скатывали брёвна, лили кипяток, рубили и кололи. Один из шведских отрядов, переплыв на плотах Великую и выломав железные решётки, закрывавшие устье речки Псковы, ворвались в город. Бой шёл с двух часов дня до позднего вечера. Дрались все жители города, способные держать оружие. В синодике Троицкой церкви среди павших упомянута одна женщина, её звали Елена. Мы не знаем о ней больше ничего, была ли она невестой, женой или матерью одного из защитников. Лишь то, что погибла в бою.

Штурм был отбит. Отряды, прорвавшиеся в город, были уничтожены или изгнаны. По утверждениям противника, он потерял три десятка человек, но эта цифра ничего, кроме иронии, вызывать не способна. Скорее всего, людьми были названы лишь урождённые шведы, а «двунадесять языков», то есть наёмников, никто не считал.

10 или 11 октября обстрел продолжился, в город полетели гранаты, которые сожгли двадцать домов, но это были последние потуги шведской армии. Молитвы горожан, их самоотверженность сплелись в покров столь прочный, что Господь смог опрокинуть упорного врага одним ударом. Взорвалось одно из шведских орудий. Огонь попал в порох, находившийся вблизи, артиллеристы и все стоявшие поблизости были разорваны, более пятидесяти человек тяжело ранены. Батарея прекратила своё существование. Этот чудовищный взрыв, случившийся среди шведских порядков, убил у королевской армии остатки надежды. Под мелким дождём от города тянулись сотни повозок, шли унылые колонны, мрачные кавалеристы словно съёжились и более ничем не напоминали тех нарядных полубогов, что гарцевали у стен города два с половиной месяца назад. От армии осталась половина. Остальные погибли, умерли от болезней, были отосланы в госпитали.

Сколько уцелело псковитян, неизвестно. Никто не считал. Их и поначалу было немного, а затем голод, мор и жестокие бои сильно уменьшили число защитников. Уцелевшие, поднявшись на стены, смотрели на исчезающую в сумраке армию шведского короля. Так же провожали врагов их предки, так же будут провожать потомки. Спустя несколько веков в России, на Украине и в других бывших республиках СССР найдутся историки, которые назовут этих людей рабами, не распознавшими своего счастья, не отдавшимися под власть «прогрессивной» державы. Но дело не только в том, что народ с тех пор испортился. После исхода врага из русских земель, начало которому было положено под Псковом, в Швеции появилось немало странных фамилий, словно исковерканных какой-то болезнью, например: Аминофф, Аполофф, Баранофф, Бутерлин, Клементеофф, Голавитс, Калитин, Нассокин, Пересветофф-Мурат, Росладин, Рубзофф. Это были изменники, которые ушли вместе с хозяевами, лишившись родины. Родину они ценили меньше себя, отсюда и вечные эти сказки про «выбравших свободу». Свободу от чести.

Что до короля Густава, то в будущем он прославился как один из самых выдающихся полководцев Тридцатилетней войны. Но начало его воинской карьеры положено было в Московии, где Бог отвернулся от короля. Псковитянам же, новгородцам, тихвинцам, ивангородцам, русским, карелам и всем северянам, отстоявшим свою землю, – вечная память.

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска