Деревенский богослов
Дмитрий Хорин
Василий не был профессиональным строителем. К своим двадцати шести годам успел он отслужить в армии, побыть послушником в монастыре и даже заочно окончить одну из провинциальных семинарий. Правда, несмотря на надежды, возлагаемые на него настоятелем, монахом так и не стал: женился на одной из паломниц. После этого не спешил рукоположиться и в белого священника, решив вначале как следует испытать надёжность обретённого семейного счастья.
В середине 90-х церковнослужителям платили немного – семью не прокормишь, а Василию очень хотелось трудиться на благо Церкви. Помыкавшись по храмам и испробовав в них самые разные должности и послушания, начал он смиряться с мыслью о необходимости поиска светской работы. И тут он встретил своего давнишнего монастырского знакомого. Как оказалось, друг Василия уже много лет руководил небольшой строительной бригадой, с которой разъезжал по всей стране, выполняя различные подряды. Бригадир, будучи человеком православным, постарался и людей собрать вокруг себя единомышленных: каждый год строители во славу Божию выполняли заказ от какого-нибудь монастыря или сельского прихода. В тот год бригада собиралась ехать в далёкое северное село возводить храм, и бригадир пригласил Василия. Он согласился, рассудив, что эта работа даёт ему шанс одновременно и послужить Церкви, и со временем поправить своё материальное положение (ведь после этого доброго дела будут другие, коммерческие, заказы).
Неделю спустя бригада прибыла в село. Оно сразу понравилось Василию наличием досоветской истории, придающей месту особый дух, которого начисто лишены комсомольские посёлки и городки. Самой активной частью селения оказалась женская её половина. Утратив всякую надежду на приунывших от безработицы и пьянства мужиков, бабы собрались в клубе на сход и порешили: не восстановить им свою жизнь без храма. Надо строить!
Правда, церковь в селе уж была, но стояла заброшенной с 30-х годов. Заколоченные окна и проёмы без дверей, снесённые купола, прогнившая крыша… Приезжие удивлялись: как это хозяйственный народ наш не растащил всё здание на дрова и стройматериалы? Сельчане же обычно на вопрос этот не отвечали, стараясь переменить тему разговора или вообще прекратить бойкую до того беседу.
Поселили Василия у первейшей помощницы старосты местной общины – семидесятилетней Варвары Ильиничны, слывшей на селе знатоком православных традиций и обрядов. Бабушка жила одна. Дом её состоял из трёх комнат: совмещённой с кухней прихожей, небольшой средней комнаты и зала, как торжественно называла хозяйка гостевую. Вошедшему Василию сразу бросились в глаза большие выцветшие фотопортреты двух сыновей и дочери хозяйки, симметрично расставленные на серванте. Справа стоял огромный светлый шкаф 60-х годов, на котором расположилась забавная фигурка Василия Тёркина с самокруткой. Зеркало трюмо украшало неимоверное количество полученных бабушкой по разным поводам открыток. Большой стол в центре, над которым висела трёхрожковая люстра, блиставшая когда-то позолотой и служившая, судя по всему, предметом особой гордости хозяйки. Именно эта, самая обширная в доме, комната и была выделена жильцу.
Василию новое его жилище понравилось. Едва он осмотрелся, как раздался голос Варвары Ильиничны, звавшей жильца к столу. В честь дорогого гостя хозяйка достала лучший свой столовый сервиз, испекла фирменный ягодный пирог и припасла большой графин морошковой, переливавшейся янтарём настойки. Незаметно при полном молчании был съеден ярко-красный свекольный борщ, в качестве второго исчезла и огромная миска пюре. Деревенский воздух, долгая дорога и вкусная настойка явно пошли на пользу аппетиту нашего героя. Бабушка, потчуя гостя, не могла отвести от него радостных глаз – будто кормила родного сына или внука. Наконец, когда пришло время чая, Василий решил нарушить воцарившуюся торжественную тишину вопросом:
– Варвара Ильинична, а почему старую церковь на дрова да стройматериалы не растащили? У кого сегодня ни спрашивал, никто толком не сказал ничего.
На мгновение бабушка, смутившись, отвернулась, но вскоре, внутренне на что-то решившись, махнула рукой и ответила:
– Да когда церкву-то закрыли, недолго она брошенная простояла. Тогда, аккурат, в соседней деревне решили клуб строить, а храм наш на стройматериалы пустить. Подрядились на ту работу семеро мужичков наших. Начали они храм ужо ворочать, завалили купол на крышу да разошлись свои суточные употреблять. А наутро все как один и заболели: у двоих руки отнялись, у четверых – ноги, а один так и вовсе не поднялся – помер. Пригнали тогда рабочих с другого района. Те, как узнали, что приключилось с нашими местными мужиками, разбиравшими храм, сразу отказались церкву-то рушить. Говорят: «Мы пожить ешо хотим, жёны да детки у нас». С тем и уехали к себе обратно в район.
– Да, обидно строить новый храм, когда в селе такой древний стоит. С историей. Тут уж, видимо, ничего не поделаешь: прежний не восстановить, трудно да и дорого станет, – начал авторитетно рассуждать Василий. – Проще три новых построить. Хотя и этот бросать жалко. А когда закрывали церковь, что народ говорил? Защищали храм?
– Да я и не родилась ешо тогда. До меня всё было. Тётка рассказывала. Приехала с районного центра власть новая и объявила, что закрывают церкву. Никто вроде не заступался. Батюшка задолга до того уехал, говорили, в сапожники подался. А люди… Люди сами, без властей, Бога забыли. Кто своим умом дошёл, кто против общества не захотел идти, а кому Он и вовсе никогда и нужен не был. Так и пошло…
В этот момент Василий обратил внимание на выцветшую бумажную икону Спасителя «Господь Вседержитель», висевшую у самого кухонного окна, как раз напротив того места, куда бабушка усадила гостя. Под образом расположился огромный газетный разворот с таблицей – астрологическим раскладом на благоприятные и неблагоприятные дни текущего года. Удивившись такой религиозной всеядности, Василий вспомнил, что перед едой не помолился и спросил:
– Варвара Ильинична, а правило вы читаете?
– Чего?
– Ну, молитвы какие знаете?
– Много знаю. «Богородица Дева, радуйся. Благодарю тебя, Господи, за день вчерашний, и благослови, Господи, меня и мою семью на день сегодняшний». Ведь все болезни от плохого, от зла и неустроенности…
– Бабушка, да это ж из разных молитв у вас собрано, а вы как одну читаете!
– Тётка так молилась и меня научила. Тётка у меня была, Василиса Васильевна. Не простая, божественная была. Всю себя, жизнь всю Богу посвятила. А ужо она-то знала, как правильно надо. Старые, те люди – они все молитвы да обряды ведали. И соблюдали всё, не то что нынешние.
– А ещё кому учила вас молиться Василиса Васильевна?
– Господу! И ешо Иисусу Христу. Ужо Сын или кто уж эти начинаются у них, дети ихнии. Матери Его – Пресвятой Богородице Марии. Да апостолы… Не один… Много ведь их как – всех не упомнишь! Раньше всё Илию поминали дедушки и бабушки наши. Был вот и Петров день. И эти – Александров и Алексиев деньи. Их, угодников, двенадцать штук было. Им этим вот и молились. А сейчас ужо и не знают, когда дни-то ихнии, а не то што когда делать полагается. Вот тётка – та всё знала. Она застала. А я уж мало застала.
– А праздники церковные какие отмечаете?
– Да вот Иван день. Тогда в огород не ходи. Так и праздновали. Говорили: в той день в огород зайдёшь – голова Ивана Крестителя прикатится тебе на гряды. Это ему смерть была така неповинна.
– А что это за Иван-то? – Василий решил продолжить проверку знаний у главного деревенского знатока-богослова.
– Иван Купало… Это старая фамилия. Купали его… Дак вот и пошло Иван Купало. Юродиа там ешо была, которая плясала… Чё той говорю-то! Иван Купало муж ей был. Дочь её плясала у царя на пиру. Да её плясание ему так понравилось, што сказал он: «Проси всё, што хочешь, не откажу тебе». Пошла дочь этой Юродии к матери и спрашивает: «Чевой просить-то мне у царя?» А мать подумала-подумала и сказала: проси, штоб на блюде принесли, значит, голову Ивана. Воины пошли и отсекли голову Купале. Так с тех пор и повелось: в огород не ходить в день евойный. Старая примета, верная.
– А Священное Писание-то откуда вы знаете? Опять тётка рассказывала?
– Да, она всё Писание читала… И нам, робятам, тогда ешо читала и рассказывала. Я и запомнила от неё.
– А что ещё вам Василиса Васильевна рассказывала?
– Рассказывала, што придёт время и будет перелом этому месту.
– Перелом?
– Жизни перелом будет. Небо и земля загорятся. И што ты ни делай, всё равно не спасёшься. Война будет всемирна, и никто не останется. Будет так, што хлеба нарастёт, а собирать-то и некому.
– Это, верно, она вам про конец света и Страшный суд рассказывала?
– Да, конец свету будет. И под тот конец все вином заливаться станут. Вот это уж и пришло.
– Бабушка, давно это уж пришло.
– Будет. Будет всемирна война. Атомна. И у гор люди смерти просить станут, штобы, значит, завалило их. И трупы будут валяться, а хоронить-то некому станет. Вот што оно будет.
– Простите, Варвара Ильинична, а деток в вашем селе крестил кто-нибудь все эти годы?
– Крещёные… Почитай, все крещёные…
– Так если ни храма, ни священника, кто ж тогда крестил?
– Старые люди крестили. Они-то всё знали, как нужно. Все обычаи знали. Умели и соблюдали всё.
– А вас крестили, не помните?
Бабушка возмутилась от таких слов гостя:
– Как не крестили-то! Раньше у нас всех крестили. Тётка моя и меня, и потом деток моих на шестке крестила. Хоть не попом и не в церкви, а всё ж крещёные все.
– А как это – на шестке? – заинтересовался Василий неведомым способом крещения.
– С плиты-то воды горячей в таз наладила да и окрестила. Помню, пела она ещё: «Окупался еси, освятился еси, миром помазался еси…» Так и крестила.
– Да нельзя ж так крестить, бабушка! – решил Василий блеснуть своим богословским образованием и церковным опытом. – Мирянин может в крайнем случае крестить сам, без священника, но миром мазать никак не может. Да и без формулы «Во имя Отца. Аминь. И Сына. Аминь. И Святого Духа. Аминь» недействительно Таинство. Произносила ли тётка такие слова?
– Как недейственно-то? У нас всех так крестили! А как нужно, – неожиданно перешла на крик Варвара Ильинична, – так то, значит, она и делала.
По щеке бабушки потекла большая слеза. Не обращая внимания на гостя, она выключила свет на кухне и, продолжая возмущаться, пошла к себе спать:
– Тётка Василиса все обычаи знала, всё знала. И ужо как нужно, так она и делала. Не может быть, чтоб не действенно! – почти шёпотом продолжала возмущаться старушка.
– Простите, – вослед старушке проговорил Василий, испугавшись неожиданной её реакции. – Построим храм, батюшка приедет и помажет вас миром. Всё и устроится!
Но ответа не последовало. Василий на ощупь в полной темноте добрался до своей комнаты и, не зажигая света, лёг спать.
Наутро он проснулся от истошного блеяния соседских овец под окнами. В доме вкусно пахло блинами, и через полчаса Варвара Ильинична позвала гостя завтракать. За столом хозяйка не вспомнила свою вчерашнюю обиду. Даже, наоборот, была добродушна и любезно подкладывала гостю один блин за другим.
Сытно позавтракав и с почти поясным поклоном поблагодарив хозяйку за вкусное угощение, Василий отправился на свой первый рабочий день в бригаде. По дороге на стройку он всё вспоминал вчерашний разговор с хозяйкой. «А ведь в советские, лихие для Церкви годы именно эти женщины, новые мироносицы, становились хранительницами веры. Они и несли её, как могли и как понимали, передавали детям и внукам, – рассуждал Василий. – А что много в их вере бабьих басен, так кто ж виноват-то?»
Так и не сумев ответить для себя на этот вопрос, добрался он до раскинувшейся у кромки леса, на самом краю села, строительной площадки. Бригадир деловито распределял среди подчинённых обязанности, и вокруг огромных, сложенных в бурты брёвен уже начинала кипеть работа. «Ладно, – думал Василий, направляясь за своим нарядом к мастеру, – приедет сюда священник, и всё выправится. Теперь главное храм построить. Да… Варвара Ильинична… Просто богослов деревенский».
Так, в трудах на стройке и в вечерних разговорах, пролетел для Василия месяц в селе. За это время храм был почти готов, оставалось только построить на крыше барабан и водрузить на него луковку с крестом. Изготовление маковки – дело не быстрое, да и мастер тут требуется умелый – в бригаде такого искусного столяра не нашлось. Пообещав к следующему лету прислать небольшой готовый купол и проинструктировав о технологии его установки ничего не понявшую из объяснений старостиху, строители с чувством исполненного долга уехали домой.
До самой зимы проработал в бригаде Василий. Вроде и получалось у него не хуже, чем у других работников, и первые серьёзные заработки появились, но что-то не давало ему всё это время покоя. Вспоминал он первый возведённый им храм, гостеприимство Варвары Ильиничны и долгие, порой заходящие за полночь, беседы с ней. Вернувшись из очередной командировки, Василий посоветовался с женой и отправился к епископу – просить о хиротонии во иерея.
Спустя ещё три месяца, окончив дьяконский и священнические сорокоусты, отбыл отец Василий к месту своего назначения. В пути батюшка вновь вспомнил квартирную свою хозяйку Варвару Ильиничну и улыбнулся, представив её взгляд, когда увидит она его в рясе и с наперсным крестом.
Добавить комментарий