Сначала я прочитал стихи. Откликнулся, а потом пришло письмо от автора стихов Дмитрия Трибушного. Оказалось, он постоянный читатель «Веры» и тоже работает в православной газете – издании Донецкой епархии «Живой родник». Мне нравятся его грустные довоенные стихи, например:

Огонёк такси
Тихо догорает.
Если ночь грустит,
Значит, что-то знает.

Трудно ли найти
Повод для кручины?
Если ночь грустит,
Значит, есть причина.

Догорает сад –
Не поёт, не плачет.
Этот листопад
Всё переиначит.

Догорел старик
В грустной неотложке.
Догорел ночник
В темноте тревожной.

Поезда во тьму,
Словно дезертиры.
Что ещё возьму,
Расставаясь с миром?

В общем, как говорит один мой друг, «наш человек». Но по-настоящему раскрылся для меня Дмитрий как поэт в написанном в последний год, во время войны. Вы можете прочесть их после небольшого интервью, которое я у него взял. Хочется что-то добавить… Но нет. О войне можно долго говорить, равно можно и молчать, сжимая кулаки. А можно написать несколько хороших, пронзительных стихов о том, как душа просит мира. И это, наверное, самое лучшее. Мужества и надежды, Дмитрий, вам и всем дончанам. Храни вас Бог!

– Дмитрий, расскажите, пожалуйста, о себе. Что привело вас в Церковь?

– Что можно рассказать о себе? Мне сорок лет. Окончил филологический факультет Донецкого национального университета и Одесскую духовную семинарию. До войны служил псаломщиком в храме Святителя Игнатия Мариупольского при Донецком металлургическом заводе, занимался просветительской деятельностью: редактировал епархиальный журнал «Живой родник», проводил беседы на заводах, практически во всех ведущих высших учебных заведениях области, вёл две воскресные школы. Сейчас, конечно, почти все просветительские проекты закрыты, выпуск журнала приостановлен.

В Церковь меня привели стихи. В юности я наивно думал, что основным делом моей жизни будет стихотворчество, оно даст кров и хлеб. Но однажды стихи прекратились, прекратились надолго, а внезапная пустота обострила давние духовные искания. Я пришёл в храм. А через год вернулись и стихи.

– Как изменились православные после начала войны, помогло ли это стать строже к себе? Как протекает духовная жизнь горожан, ополчения? Насколько это, конечно, можно видеть. Многих ли война научила молиться?

– Я не знаю, можно ли сказать, что война изменила православных. Скорее, она открыла то, что уже было в человеке, в общинах. Где-то разрушилась гармония на внешне благополучных – «семейных» – приходах. Где-то, напротив, люди стали ближе, война упростила отношения между пастырем и паствой. Я был особо шокирован двумя вещами. Во-первых, тем, что многие местные интеллектуалы, в том числе и православные, искренне считают, что в Киеве вышли протестовать люди, а у нас – «быдло». Переубедить их невозможно. Но фашизм начинается не со свастики, а с уверенности. С уверенности в том, что есть «элита», а есть «ватники». Во-вторых, меня шокировало нежелание православных христиан слушать святых отцов, писавших об евроинтеграции. Таких, например, как святитель Николай Сербский. До войны им восхищались, а вот призыв святого, кстати, знавшего европейский мир изнутри, – «Европа – смерть, Христос – жизнь. Выберите жизнь, чтобы вовек были живы» – услышать не захотели. Странная фрагментарность сознания.

Не могу сказать, что война научила молиться всех. Люди разные. Кто-то, наоборот, погрузился в уныние. Но теперь, когда говоришь в воскресной школе о памяти смертной, а за окном работает артиллерия, прихожане воспринимают твои слова иначе.

– Насколько сильно разделение между дончанами, в том числе православными?

– Разделение существует, но не могу сказать, что сильное. Большая часть жителей здесь, насколько я это вижу, либо поддерживает ДНР, либо выступает против Украины. Достаточно вспомнить небывалую явку на референдум. Разговоры о том, что было вооружённое принуждение, – ложь. Большая часть православных, с которыми я общаюсь, на стороне ДНР.

– Есть ли пострадавшие среди ваших ближних – знакомых, прихожан? Многие ли уехали в Россию, многие ли остались?

– У нас нет людей, которых не коснулась война. У кого-то погибли близкие или знакомые. Например, мой добрый приятель Илья Самсонов не принимал участия в боевых действиях. Он просто восстанавливал со своей бригадой электричество. Как начальник, Илья мог не выходить из своего кабинета, но всё же поехал на место повреждения и там погиб от украинского снаряда. Верующий человек, о таких говорят «позитивный». Осталось двое детей. Кто не погиб, лишился необходимого: жилья, работы, пенсии, перспектив. Поэтому из Донецка уехали и уезжают многие. Город покидает молодёжь, что особенно заметно на наших приходах. Но люди и возвращаются. Ещё год назад Донецк напоминал декорации к постапокалиптическому фильму. Сегодня слышишь канонаду, захлёбываются пулемёты, а в парке бегают дети.

– Какие наиболее запечатлевшиеся в памяти картины из последних полутора лет?

– Часто вспоминаю 14 августа прошлого года. Тогда я обошёл полгорода в поисках работающего банкомата. Остановился у разрушенного магазина. Ко мне подошёл незнакомый мужчина: «Вы, наверное, служитель Церкви?» Как это часто бывает, завязался разговор о главном. Дончане уже тогда обратили внимание на то, что обстрелы усиливаются в дни особо почитаемых православных праздников. 14 августа – день праздничный. Пока общались, «бухало», как у нас говорят, но где-то далеко. И вдруг мы отчётливо услышали свист приближающегося снаряда. Повели себя неправильно: побежали, сами не понимая куда. Но Господь сохранил – снаряд нас перелетел, попал в соседний дом. Меня поразил мой собеседник. Когда мы отдышались, а обстрел продолжался, я показал ему, где находится остановка: «Поторопитесь, сейчас прилетит второй». На что он мне ответил: «Подождите! Мы же не договорили о смысле жизни».

Дмитрий ТРИБУШНЫЙ

Двухсотый день зимы.
Мороз и артналёт.
Сегодня принимает Пролетарка.
И сквозь огонь и лёд
Счастливый звездочёт
Несёт в вертеп пакет с гуманитаркой.
Открылся райский сад для кошек и детей.
Над городом сгустились беспилоты.
Какой донецкий марш
(послушай, Амадей)
Разучивают в парке миномёты!

* * *

На окраине сходят в ад.
Драмтеатр играет в сад.
На Текстильщике «смерч».
В соборе полиелей.
Привечает голодный «град»
Ополчение дошколят.
То, что нас убивает,
Делает нас сильней.

* * *

Звони, Донбасс обетованный,
На самый верх.
Пророки обещали манну,
А выпал снег.
Мужайся, город непорочный,
Где каждый дом
Проверен «Градами» на прочность,
Крещён огнём.
На час открыли херувимы
Ворота в рай.
Гори, Донецк неопалимый,
И не сгорай.

* * *

Над городом гуманитарный снег.
Патрульный ветер в подворотнях свищет.
«Убежище», – читает человек
На школе, превращённой в пепелище.
У всякой твари есть своя нора.
Сын человечий может жить в воронке.
Артиллеристы с самого утра
Друг другу посылают похоронки.
Ещё один обстрел – и Новый год.
Украсим ёлку льдом и стекловатой.
И Дед Мороз, наверное, придёт
На праздничные игры с автоматом.

* * *

Человек – это звучит быстро.
Не успеешь лицо рассмотреть,
А уже его вспоминаешь.
Пруд устал.
Друг ко другу прижались утки.
Убежал в небо
Чей-то воздушный шарик.
Догорело солнце –
Электрик ушёл за новым.
Никому на аллее
Грусть посылает песню.
Говоришь – не верю.
На спине дождь поставил кляксу.
Всё подарит память,
А лицо почему-то не дарит.

* * *

Если бы вещи застигнуть врасплох,
Дерзкой открытости не испугаться.
В каждой былинке скрывается Бог,
Каждая ива торопится в святцы.
Спрятали Господа в звук звонари.
К Богу плывут облака-недотроги.
В этой истории, как ни смотри,
Всякая жизнь завершается Богом.

* * *

Когда бы дожить до старости,
До самых преклонных лет,
Когда от меня останется
Сквозь тело мерцающий свет.
Не стал бы искать совпадения,
Во всём видеть тайну и знак.
Деревья и сновидения
Пришли бы ко мне просто так.
Я знал бы, что смерть отправлена.
Хранил бы своё ничего.
И в каждом прохожем ангеле
Пытался узнать своего.
Не стал бы просить спасения,
Всерьёз заговаривать смерть,
А плыл бы себе по течению,
Как рыба в раскрытую сеть.

* * *

Сто километров одиночества,
Сто пятьдесят,
А за окном зима-наводчица
Рисует ад.
Как будто жизнь со смертью дразнятся.
Здесь недолёт.
Здесь опоздала пятиклассница,
Вмерзает в лёд.
Кто на ходу теряет голову,
Кто на бегу.
Вот гражданин небесной Горловки
Уснул в снегу.
Не всё на свете перемелется,
Не всё пройдёт.
Мети, прицельная метелица,
Буди народ.

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска