После полувекового  своего юбилея Борис Шергин написал в дневнике самые пронзительные свои духовные строки. Из московского подвальчика, в котором он жил и во время войны, и после, открылась ему вся Божественная вселенная – сердцем восчувствовал и описал церковное благолепие и православные праздники. Позднее, в 1960-е, того полёта уже не было: изменилась жизнь, работы стало больше, зато здоровья меньше, да и возраст…

В минувшем году мы печатали фрагменты из его дневников («Звёздные миры и цветы полевые», № 924, май 2023 г.), а ныне выбрали те строки, где он пишет о любимом своём времени года – весне – и, наверно, о самом любимом, после Пасхи, празднике – Благовещении Пресвятой Богородицы: «Как алмаз в венце месяца марта (а жил Шергин душою по старому русскому календарю, когда праздник приходился на 25 марта) оный светлый праздник Благовещение…»

1942. 8 июля

Борис Викторович Шергин

Суровы спасительные яства дней Великого поста. «Стоит мост на семь вёрст (семь недель поста), впереди моста золотая верста»… Вот и считаешь, сколько ещё до золотого дня Пасхи. И вдруг ещё шествующим нам дорогою поста, ещё подымающимся нам оною благословенною горою, на вершине которой солнце Христова Воскресения, Церковь ещё прежде света Воскресения озаряет нас радостью Благовещения – вот вы дошли, говорит, до двадесят пятого дня марта и здесь остановитесь, здесь препочийте, месяца марта в двадесят пятый день: «Благовествуй, земля, радость велию; хвалите, небеса, Божию славу».

Нам, странникам, ступающим по святой земле Великого поста, прежде чем войти в Иерусалим Пасхи Христовой, отверзает Церковь благословенные врата Назарета, града Благовещения. Прежде чем насладиться пасхальным пиром веры, мы вкушаем веселящую празднественную чашу Благовещения.

Хоть редко, но бывает, что Благовещение совпадает с Пасхою. Тогда будто два солнца светят в Божием мире, в Церкви Божией. И две радости нераздельных, но и неслиянных кладёт Господь на сердце Божьего мира. И в оные благословенные дни благодатнаго месяца, когда солнце Пасхи обходит вкруг пресветлой звезды Благовещения, две златых чаши радости держу я в руках. Пью и от той, и от другой… Солнце за солнце зашло. «Вечной тайны явление» и «Воскресения День». Пречудно это соединение таинств, неизреченно совершающихся каждый год. Неизъяснимо и несказанно воскресает Христос каждую весну. И столь же неизъяснимо в таинственный день Благовещения в Божием мире, а друга столько в верных сердцах опять и опять совершается вечной тайны явление. Гавриил благодать благовествует, и Сын Божий днесь бывает. Дивное дело: Пасха сошлась с Благовещением. Архангельский глас вопиет: «Радуйся, Благодатная, Господь с Тобою». Но покрывает нас другой вопль, Архангел бо и иную радость вопиет Благодатной: «Святая Дева, радуйся, и паки, реку, радуйся, Твой Сын воскресе!»

В 1942 настоящем году радость Воскресения Христова предварила радость Благовещения. Но когда первый день Христова Воскресения совпадает с днём Благовещения, тогда он называется Кириопасха – истинная Пасха, ибо предано, что Христос воскрес месяца марта в 25-й день.

И не только этими двумя венцами благословлен месяц март. Чти в минеях и прологах «силу и угодье», славу и величие месяца марта. Древле год начинался с марта. «В оный месяц Бог мир сотворил».

1944. 22 марта

Весна-та не торопится. Говорят, «в Благовещенье птица гнезда не вьёт». Где вить – дороги падями перемело, трамваи не идут, снег блестит, холодно, воды будет много…

В оконце гляжу, два стеколышка только раскутаны. Было на улице всё снегами занесено, лишь тропы протоптаны. Ино я четвёртый день на дворе не бывал. Может, вылезешь из берлоги своей и учуешь март-от, Благовещенье-то предвесеннее. Числа такие, что в два дня топель может сотвориться.

Болезнь, беспомощность, нужда – голод и холод, тревога… Ино пору безнадёжность, беспросветность одолят душу; паду на сундучишко, на котором сплю, и башку свою несчастную пальтишком накрою. И вот начну, заставлю себя, зачитаю тихонько нараспев, как в пасхальную литургию чтут по стихам: «В начале бе Слово, и Слово бе в Боге, и Бог бе слово. В Нем была жизнь. И жизнь была свет человеком».

Высоко, выше звёзд уносят словеса сии, Евангелие сие. Уж коль величественно, коль прекрасно и высоко ночное звёздное небо, но сие вечное, пренебесное Евангелие, еже чтётся в Христову ночь, сии дивные слова о Слове предвечном так на крыльях орлих и понесут. Жизнь бьёт так (теперь не говорят «жизнь», но «житуха»), что я давно с копыльев слетел, на коленках ползаю в прямом и переносном смысле. Но вопиет Павел, радуяся: «О имени Иисусе Христово всяко колено да поклонится». Пущай тебя житуха с ног сбила, ты тем воспользуйся да жизнь настоящую начни. На коленках тебе будет надёжнее: пустотным мертвящим сквозняком века сего не так повевать будет.

23 марта

«Днесь всемирной радости начатки предпразднественное воспеть повелевают»… Радость обрадованную Гавриил принесе. Все теперь дни пошли – радости начатки. В пятницу – Благовещение, суббота – Лазарева, утреня – с вербочками. Воскресенье – цветоносное, вербное. И затем день дня больше, сладостнее – дни Страстной седмицы. Надо «упраздниться» от каторжной «житухи», уволиться в лазурную «жизнь» сих благодатных дней. Житуха не «подпущает» к празднику. Мы стоим да ждём праздника-то, что толпа трамвая после работы… Вот бросились на него, чтоб увёз домой. А не тут-то было: житуха – хоп тебя по затылку, хоп за шиворот – пожалте в милицию!.. Так и сидишь вместо праздника.

…Послезавтра Благовещение. «Благовествуй, земле, радость великую; хвалите, небеса, Божью славу». А я настолько отупел, что вот никак приникнуть к царственности этой не могу.

Погляди: благословенна Мать-Земля, лазурно Божье Небо. Белые горницы Назарета.

…Сребро-белые крылья Архангела – свист крил голубиный…

Мария Преблагословенная, радуйся, Благодатная, радуйся, Обрадованная. Это небо земле говорит: радуйся! Господь с тобою. Благовествуй, земля, радость велию, и небеса вместе с землёю хвалят Божию славу… «Днесь всемирной радости начало…» – поёт церковь.

Житуха дней наших – это лишь сон мрачный, это болезнь: стряхни сон-то – и ночь прошла! Утро Господне в мире, и Архангел благовествует земле радость великую. Гляди-ко, в славе, в сиянии земля-та наша. Пусть житуха-та гнусит ещё своё. Ей в сем веке на волю это дано, допущена эта гниль и позор. Но возьмёмся мы за свою славу. Архангельский глас вопиет Ти, Чистая, радуйся, Благодатная.

25 марта. Пятница

Святое Благовещение… Праздник-от подойдёт, а меня непременно в эти дни дела, недосуг, забота житейская пристигнет. На Божьем-то берегу златая лилия, еже ангел сегодня из рая изнесе, на берегу мира Божьего вербочки распустились к завтраму. Тщусь я ухватиться за райский-то цвет, за вербочки весенние, а злоба-та дня, а своя-та неисправность, в остервенение меня приводящая, так и отхватывают от светлого-то мира, так и уносят паки в тину да в ил гнилого сего моря, вернее рощи, в трясины житейские. Разоряясь на свою неисправность, как пёс бешеный, брателка грызу, на него свои вины накладываю. Он сегодня Богу всплакался, что ведь день велик, Благовещение… И так мне самому на себя дико стало, что хочу одно, делаю наоборот, и жизнью своей я страшно хулю имя Божье. Как праздник, так ссора. А потом горе возьмёт да сердце зажмёт. Берусь я, кошка бессилая, эту тысящепудовую и горящую свещу – Бога – в жизни своей несть. И дела сего не делаю, и от дела не бегаю, и Богу от меня грех, а людям – смех, а близким, любимым – смерть… И давно я сам себе опротивел. Тщусь идти одной ногой по одной дороге, другой – в другую сторону. Далеко ли так уйдёшь?!

1945. 23 марта

Подходит день благоуханный, день света, день радостный. Букет белых лилий и роз готовит небо земле. И по земле уж слышится небесное лилейное благоуханье, и земля уж знает и ждёт… Сегодня ещё говеет Архангел, не смея ступить за порог… Говеет Дева, опустив очи в книгу пророчеств… Говеет и вселенная… Но тихостью объята земля. Но уж слышен шелест архангеловых крил. Уж готово разверзтися небо… Свет хлынет оттуда. Благовест радости великой пронесётся по земле, восхвалят небеса Божию славу.

…Благовещение сходит на землю… Как будто в закоптелую, душную, заколоченную комнату врывается струя вешнего воздуха и вносится целый сноп благоухающих цветов. Благовещение – будто в казармах века сего вземлится низкий, чёрный, давящий потолок, и мир сей, по будням затасканный, видит лазурное весеннее небо, слышит пение птиц.

Благовещение: отёкшее водяничное лицо своё мир сей, грешный, несчастный, подымает к небу, слушает забытые слова: «Радуйся, Обрадованная, радуйся, Благодатная…» Свирель ли то пастуха доносится с просыхающих полей или гусли ангелов.

Умолкает лязг, визг, грохот мира сего, превращённого житухою, змеёю подколодною, в гараж… Не слышим бензинной вони, мнящейся разлиться в масштабах планетарных. Днесь весна благоухает, чёрный гараж превратился в горницу уготованную. Поля подступили к ней, бескрайние. Беспределен купол Храма нерукотворенного. И мир сей – Церковь Господня. И вечную тайну благовествует земле Архангел.

24 марта

Сквозняками выдуло из нас силу и способность чувствовать день Господень. Но ещё остался нежный аромат, осталась любовь, например, к Благовещению. Мы понимаем, что не праздник побледнел, не праздник умалился, а мы ослабли сердцем и умом, мы – вылиняли, упали, обескрылели. Светлая гора праздника всё та же, это у нас украл враг наш лучшие и нужнейшие силы наши: непосильна нам гора-та, высока порато.

Благовещение… Сколько волей, другастолько неволей вылили мы из сосуда жизни нашей драгоценное миро праздника. Но аромат мира не утратился, осталось нежное благоухание. А давно ли великим грехом было задеть работу в этот день: «Птица-де гнезда не вьёт». «На волю птичку выпускали при светлом празднике весны».

…Выйдешь в поле сегодня: голубое небо, ветер весенний гонит воды. Вешними водами, что глядит земля в небо. «Благовествуй, земле, радость велию; хвалите, небеса, Божию славу»… Мы и сами не сознаём, что нам здесь так любо и так сладко. Вешние ли проталины, шумящие ли воды, вербные ли барашки, грач ли что, ведь сегодня Благовещение. И кому поёт сердце: «Радуйся, Обрадованная, Господь с Тобою…» – Марии Благодатной или земле обрадованной?

Я сегодня улучил часок; в Четье-Минеи (издание конца XVIII века, Киевской печати) чёл «Слово на Благовещение». Не в том дело, что печать слепая и глаза слепые, а в том дело, что первое основное «Слово» оборудовано весьма тяжело и громоздко. Всякая деталь оговорена ссылкой на такого-то и такого-то историка. Дамаскин и другие творцы канонов, стихир не боялись поэтического предания, легенд. В богослужении, в каноне эта поэзия легенд о празднике благоухает, как цветы, сияет, как жемчужная риза праздничной иконы…

Поэты Дамаскин, Иосиф, вдохновлённые темою своей поэмы, в творческом своём порыве охапками хватают цветы поэтических преданий, хранящихся не в Писании, а в устах верующих. И этим цветом украшают песнь святую, не оглядываясь опасливо по сторонам.

Тут же – историко-географические справки. Совсем научный трактат лютеранского богослова (с их скрупулёзной тщательностью в источниках-справочниках). Компиляторы – авторы этой редакции «Слова» – как бы боятся брать на себя поэтическую образность, которою так богаты древние торжественники (Беседа Саваофа с Гавриилом. Пространная беседа Марии и Гавриила).

Иной характер, цельный и живой, носит второе слово Киевских четь-миней о Благовещении. Слово Златоустого. Первая страница, эти бесконечные повторения. «…Послан бысть Гавриил»… истинная музыка. Это рокот античной кифары с одним и тем же начальным переливом струн: «В месяц шестый послан бысть Гавриил…» В слове Первом, цитирующем древнего учителя Церкви, повторяется о сердце Девы, пламенеющем любовью к Саваофу. Говорится, что в час благовестия и зачатия Дева ощущала неизреченную сладость не плотскую, но духовную… Здесь говорится о великом, чудном и прекрасном. Это не схолии, не аллегории. Но отвыкли мы, увядшие, опавшие, ничтожные, от мощных красот и святыя Библии, и античного мифа. Не в силах мы взять их силу чудотворную и животворную.

Вечен праздник Своею мыслью, своею умною песнью может чтить его всяк народ и всяка душа. И особо может чтить Благовещение душа Руси Святой в эти ранние весенние дни, когда «ещё в полях белеет снег, а воды уж весной шумят». Когда тишина стоит на полях и песня вод многих не нарушает её…

Радуйся, Благодатная, с Тобою Господь.

1946. 24 марта

После полдня стало пасмурно, потянул знобкий ветер с севера. Кот полез в печурку: не снег ли будет?

Носил дровишки. Хорошо, любезно сердцу на дворе. Строгая такая погода. Красота офорта; свет без теней. Голая земля, лужи. Но не осеннее остывание, а надежда, охота к творчеству, ожидание радости.

Подложив под колени плаху, колю у сарая дровишки. Озяб, дак греюсь. Люблю, когда холод или дождь на улице – население в дома улезет… Колю дрова, а сердцу любее да светлее. Суровость весны, строгость дня, вселенское могущество природы… Это всё равно как мать меня обняла. Топором-то тюкаю, согнувшись, и оглянуться боюсь: кабы-де из объятий не вывернуться. Передо мною водная лыва, камень, глина, дерево. И ветер, и небо. А завтра Благовещенье. Радость нашёптывает мне: тебе любо потому, что во всей вселенной так и над звёздами везде ручьи, и весна, и вытаяли камни, и скоро пойдут реки, и на планетах сейчас грачи вьют гнёзда, и завтра Благовещенье, обещание радости…

1960. 8 июля

Соглядать, внимать и следить, как зима на извод пойдёт… март великопостный, апрель пасхальный… С конца февраля оттепели, сосули с крыш, капели ночные. Потом проталины, небо заголубеет, облачки барашками засобираются. От Благовещенья ручьи загремят… Вся-та истинная жизнь, жизнь природы, жизнь единая на потребу, жизнь телу на здравие, сердцу на веселье, уму на радость – всё здесь с человеком. Вот где счастье-то! Вот где настоящее-то!

1946. 2 апреля

Всю жизнь март и апрель у меня заветные месяцы. Седмицы поста Великаго – сестра сестры изящнее приезжают из Хотькова, сказывают новости. Воронья Гора, что лицом на полдень, обтаяла. Грачи вьют гнёзда. У них столько шуму, голосу человеческого не слышно. На «сорок мучеников и жаровонки прилетели». А мы с Мишей, глядя на снег, на дожди, думали, призадержатся птицы.

Ну и пусть там предвесенняя пора в полном лике. Но и в народе, поглядывая из окон, постаивая у ворот, разве не видишь, не чувствуешь живого ответного целования? С запада налетает влажный ветер. Весело, не глядя на погоду, перекликаются воробьи, в окна заглядывают голуби, ожидая хлебца.

Зимою, при ночных часах, чтоб отманиться от печали, люблю я сидеть у окна. Ни езды, ни ходьбы, тишина, ни шуму, ни голосу, разве вороны где-то прокаркают спросонья. А под окнами, вдоль дорог, по бульварам всё застлано широкими долгими пеленами снегов. Точно к празднику кто-то застелил город чистыми скатертями, праздновать звал настойчиво.

Но вот март наступил, и уж радуешься раннему рассвету и долгому дню – семь часов, а у окна читать видно. И пускай болезни, печаль и воздыхания не дали усладиться зимним праздником, душа-пленница чует, что пришёл месяц Благовещенья и бьётся в клетке, просится на волю.

5 апреля

Завтра прозвучит Архангельский глас и пронесутся глаголы Златоустовы: «Радости Благовещение, свободы Знамение, от рабства свобожение».

Четвёртая седмица поста… Уж три сестры, три недели постов приходили, звали в гости.

А я хоть знаю, что там тишины и мира подадут, а не пошёл. Унылого и ленивого надобно за руку тащить.

По примете: какое Благовещенье, такова и Пасха. А уж третий день дождь, вперемежку со снегом. Сегодня всю ночь дождь барабанил в помосты подоконников. А я люблю эту музыку. Снега везде взялись льдом мокрым.

Настроение ума, моё устроенье – что куст пожухлый. Ненастье к земле прижмёт, а пригреет хоть тусклое солнышко, я оживу на мал час. Так живу.

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска