Десять лет назад, 5 февраля 2006 года, перестало биться сердце архимандрита Иоанна (Крестьяникина), выдающегося пастыря нашего времени. В память о батюшке мы публикуем воспоминания людей, близко знавших его.

Татьяна Сергеевна Смирнова, письмоводитель отца Иоанна и автор воспоминаний о нём, рассказывает:

– К проповедям готовился очень тщательно. Особенно когда народ появился в храмах, ведь раньше не больно-то давали говорить. Бывало, его в алтарь затаскивали на ковре. Он начинал говорить, и ему было очень трудно остановиться. Он вспоминал: «Чувствую, что ковёр поехал». Из алтаря его тянут, что, мол, хватит уже говорить. А местные-то наши монахи и мирские прихожане, конечно, очень любили проповеди батюшки. Всегда узнавали, где и когда отец Иоанн говорит, и собирались. Проповеди, которые мы издали на дисках, люди в разные годы для себя записывали на магнитофон. А потом, через много лет, стали приносить к нам – и так много собралось, что мы выпустили уже несколько дисков. Первые из них отец Иоанн даже сам прослушал: «Ой как хорошо, а кто это говорит?» – меня спрашивал. «Вы!» – я ему отвечаю, а он только головой качает.

Где-то за год до своей смерти отец Иоанн подозвал меня и сказал: «Вот, я твой духовник; чтобы у тебя и полслова не вышло обо мне». Я выслушала и пошла готовить завтрак. Есть потаённая жизнь, которую знает только Бог и тот человек, который этой жизнью живёт. И как только вы этот опыт обнародуете, вы его теряете – если не совсем, то плоды его. По пути на кухню меня батюшка один встретил и спрашивает: «Ты там что-нибудь записываешь?» Я ему и рассказала, что отец Иоанн только что запретил писать. Он мне ничего не сказал, а вечером сам с наместником пришёл к отцу Иоанну. Заволновались, и правильно. А батюшка им: «Какие ещё воспоминания? Это о ком ещё воспоминания? Никаких воспоминаний! Вы что?» Но они подошли очень толково. Батюшка читал тогда, что про отца Николая Гурьянова писали, и очень волновался за него: «Божий человек, и на нём делают против Церкви такую акцию!» Тогда наместник ему и говорит: «Батюшка, вот вы уйдёте; писать всё равно будут – хотим мы этого или не хотим. Но тогда монастырь уже ничего не сможет сказать вопреки. Что бы ни написали, всё будет принято как истина». Тогда батюшка помолился, подумал и меня зовёт: «Ты там что-то корябала. Так вот, собирай материал. Только смотри, когда ты воспоминания будешь писать, чтобы глаза у тебя не блестели! И ничего не выдумывай, ничего. Только то, что было, пиши». Я стала записывать на клочках бумаги, на конвертах. Письма стала сохранять его, которые он мне диктовал, а то раньше и в голову не приходило даже: отправлено – и слава Богу, в печь всё отправлялось. Так и получились все эти книги с воспоминаниями. Ничего не придумывала я, всё, как было, записала только.

Отец Иоанн (Крестьянкин) и Татьяна Сергеевна Смирнова

Батюшка вставал в пять часов каждый день и шёл на братский молебен. Уже бьют в колокол к обеду, час дня, а он только врывается в келью, ещё и хвост посетителей с собой приводит. Причём он и в храме, и по дороге идёт – всё время в толпе людей, а потом ещё назначает на после обеда, перед службой. Тех, кто в этот день уезжал, батюшка обязательно всех принимал. А ночью, после двенадцати, принимал братьев. А уж после них я, бывало, уйду даже, до ворот дойду – кого-нибудь посылает за мной: «Пусть вернётся». Значит, кто-то ещё там свалился на голову из приезжих. И утром всё сначала. Не знаю, когда он отдыхал.

Он говорил ровно столько, сколько надо было сказать. Меня очень смущал этот момент, когда я должна была передавать людям слова батюшки. Во-первых, я не особо высокого мнения о своей памяти и думала: а вдруг забуду что. А во-вторых, ведь когда передаёшь, очень важно – как сказать. Можно интонацией то, что сказано, окрасить совсем не так, как было передано. И я ему это своё смущение сказала, а он мне ответил: «Ты на послушании, тебя нет. Ты – служебный дух. Ты передашь ровно столько, сколько я тебе сказал, и так, как я тебе сказал».

Собиралась полная келья людей. Ещё он и сам-то не дошёл, а здесь уже сидят все, кого он назначил. На стульчиках, на диванчике, стоят. Батюшка заходит, сначала перед иконами читает «Царю Небесный», потом начинает общий разговор. В глазки тебе смотрит и начинает что-то объяснять – что у тебя там делается внутри. Нет, он всем говорил вместе, но каждый знал, что из сказанного конкретно к нему относится. Вот это было удивительное чувство. Думаешь, общий разговор, а потом из этого все ответы, личные для каждого, выстраиваются. Разным людям на один и тот же вопрос мог совершенно по-разному отвечать. Потом они говорили: «Что же он мне сказал то, а ей сказал это?» Значит, мера одной – одна, а мера другой – другая. А в конце беседы батюшка всегда всех кропил и помазывал, по полному чину, как на соборовании! Никто отсюда не уходил непомазанным! Так у батюшки было заведено.

Он очень любил жизнь! И никогда не жаловался. Даже когда все мы видели, что он уже слабенький, он только один раз сказал: «Где моя былая удаль?» Вот его единственная жалоба была! «Батюшка, вам тяжело?» – «Нет». «А что ж вы вздыхаете?» – «Легче мне так…»

Ещё он говорил: самое большое чудо, что мы в Церкви и что мы должны увидеть себя такими, какие есть. Вот это чудо. А батюшка всегда: «Не нам, не нам, но имени Твоему, Господи, даждь славу». Он терпеть не мог прославителей и прославительниц.

Архимандрит Филарет (Кольцов), келейник батюшки, добавляет по этому поводу:

– Чудес батюшка никогда не искал, он не любил эти чудеса. Он сказал: «Не пишите по мне акафисты».

Диакон Владимир Василик вспоминает об о. Иоанне (Крестьянкине):

– Трезвость и ясность пронизывали его пастырские советы. Ещё в 1985 году краем уха я услышал его разговор с одним священником: «Что это отец Н. частную исповедь затеял, да ещё на час с каждым? Времена сейчас такие: придёт вестник с пером на шляпе да и скажет: ”Разойтись всем”. Общая и только общая исповедь сейчас».

Рассказывал он и о своём аресте и заключении, но без обиды, тем более без гнева, призывая нас к бдительности и осторожности: «В 1945 году, после Победы, была эйфория: внешний враг разгромлен, внутренний с Церковью примирился. А потом, когда меня в 1950 году арестовали и показывали доносы и то, что прослушивали, стало ясно: напрасно радовались. Поэтому и сейчас осторожно надо. Осторожно, потихоньку, полегоньку» (разговор был в 1986 году).

Когда открывался Иоанновский монастырь на Карповке (ещё как подворье Пюхтицкого монастыря), он очень радовался и подбодрял радетелей открытия, говоря: «Давайте делайте быстрее. Скоро Эстония отколется, так в России у монастыря хотя бы уголок будет». Разговор этот происходил в 1988 году, когда ещё ничего не было ясно.

Видел он не только грехи и беды советского периода, но и то, что нас ожидало. В 1988 году он писал: «Вы пишете, что храмы открываются. Это хорошо; да так ли хорошо? Храмы открываются, а души закрываются; и кто откроет их?» И ещё вспоминается его пророчество о глобализации – в связи с одной нашей знакомой, желавшей уехать в эмиграцию: «О М. умолчу. Что посеет человек, то и пожнёт… А беда повсюду идёт, и ни в какой Америке от неё не спрячешься». Видел он всё это: и советское душеубийство, и западное.

Протоиерею Владимиру Правдолюбову в конце 50-х – начале 60-х годов довелось служить с батюшкой Иоанном на Рязанской земле. Вот что он рассказывает:

– Отец Иоанн (Крестьянкин) несколько лет служил в нашей Рязанской епархии. Больше года не давали служить ни на одном приходе, постоянно переводили – боялись, что он обрастёт духовными детьми. А получилось наоборот – все эти приходы собрали ему духовных детей. И когда он в Печорах был, вся эта гурьба туда ездила. Однажды ему запретили служить во время полевых работ. То есть служить надо было в пять утра, чтобы людей, отправляющихся в поле, не задерживать.

Не много отец Иоанн рассказывал о годах своего заключения. Но кое-что можно вспомнить.

Был у нас такой батюшка, отец Евгений Климентовский. Его, как и всех священников, вызывали в органы, стращали всячески. И вот однажды пригласили его в определённое учреждение, а чтобы он передрожал, так сказать, посадили на деревянный диван с ручками и спинкой и долго не вызывали в кабинет. Он сидел-сидел, потом снял с себя верхнюю одёжку, положил под голову, улёгся и заснул. Выходят: «Старик, ты чего спишь?» – «А что, разве нельзя?» – «Неужели ты не боишься?» – «А чего мне вас бояться, вы ребята хорошие, я к вам привык». – «Иди отсюда, старик!»

Когда я отцу Иоанну это рассказал, он говорит: «У меня подобная была история: когда меня взяли в тюрьму, там оформление было очень долгое – туда, сюда, в разные стороны… Я совершенно измучился. И вот меня завели в какую-то камеру: голые стены и какое-то бетонное возвышение. А сами куда-то ушли. Я лёг на это бетонное возвышение и, совершенно измученный, заснул».

Ещё рассказывал про первый свой банный день в тюрьме. Там два бака было, в одном из них сидит вор в законе, прямо внутри, и моется. А всем остальным выдавали по кусочку мыла и по шайке воды. «Мне-то, – говорит, – шевелюру мою оставили.

Я это мыло и шайку воды использовал для того, чтобы намылить голову. Говорю: “Дайте мне водички ещё”. – “Не положено”. – “А что же я буду делать?” – “А что хочешь”. “Батя, ты чего там? Иди сюда!” – это вор в законе голос подал. Иду. “Давай шайку”. Черпает, даёт: “Используешь, приходи ещё”. Так я первый раз помылся».

Да, много тягот было, но часто и забавные случаи вспоминаются. Было у нас с отцом Иоанном такое происшествие. Когда он от нас уезжал в монастырь, мы с ним летели в Рязань на самолёте одиннадцатиместном, типа «кукурузника». Там очень болтало, и я съел таблеточку пипольфена, чтобы меня не укачивало. Он спрашивает: «Ты чего съел-то?» – «Я, – говорю, – чтобы не укачивало». – «И мне давай». И он тоже съел таблеточку пипольфена. А укачивает здорово. Он говорит: «Давай ещё по одной съедим». Дальше разговариваем. Он очень быстро говорит, энергия в нём такая, и вдруг я гляжу, его головка мне на плечо ложится, батюшка засыпает. Пипольфен, он, кроме того что помогает переносить качку, ещё и как снотворное действует. И вот мы в Рязани. Выходим мы, там его встречают, под руки берут, а он еле ноги волочит. Его под руки ведут, а за ним рязанские, его духовные дети. А мы, касимовцы, сзади. И слышим: «До чего же отца Ивана в Касимове довели! Как же он одряхлел, бедный».

Высказывания архимандрита Иоанна (Крестьянкина)

Из писем и проповедей батюшки

Настало такое время, что только скорбями и спасается человек. Так каждой скорби надо в ножки поклониться и ручку облобызать.

* * *

И болезни – попущение Божие – споспешествуют благу человека. Они притормаживают наш безумный бег по жизни и заставляют призадуматься и искать помощи. Как правило, человеческая помощь бессильна, истощается очень быстро, и человек обращается к Богу…

* * *

Время, в которое привёл нам жить Господь, наисмутнейшее: смущение, смятение и неразбериха колеблют непоколебимое, но это ещё не конец. Впереди ещё более сложные времена. Бездумно ныне жить нельзя. И не забывайте, чадца Божии: бессильно зло, мы вечны, с нами Бог. У Бога нет забытых людей, и Промысл Божий зрит всех.

* * *

Путь спасения во все времена один, и начертан он для нас в Святом Евангелии. И нет препятствий для желающих спасаться во все времена, ибо желающих ведёт по пути спасения Сам Спаситель. Нам же только искренно желать идти вослед Христу.

* * *

Бог правит миром, а не люди. Приказов в духовной жизни быть не может. Господь даровал человеку духовную свободу, и Он, Он Сам ни в коем случае и никогда не лишает человека её – этой свободы…

* * *

Нам дана от Господа заповедь любви к людям, к нашим ближним. Но любят ли они нас, нам об этом нечего беспокоиться. Надо лишь о том заботиться, чтоб нам их полюбить.

* * *

Смирение победит всякую лесть.

* * *

Где нет Бога, там хозяйничает враг Божий. И «наказание» или жизненная туга – это его проделки. А когда человек после долгого вражьего водительства обращается к Богу, то и тут начинается на какое-то время усиленная месть врага, и нужно много терпения и несомненной веры, что враг силён, но всесилен лишь Господь. И Он не оставит усердно прибегающего к Божией помощи. Господь да умудрит вас и поможет.

* * *

Дело… не в количестве молитвы, дело в живом обращении к Живому Богу. Вера в то, что Господь к тебе ближе, чем кто-либо из самых близких, что Он слышит не шелест уст твоих, но слышит молитвенное биение твоего сердца и чем оно наполнено в момент твоего обращения к Богу.

* * *

Стоять надо насмерть в вере.

* * *

Христос воскресе! Пойдём же вослед Христу по бушующему грехом и злобой житейскому морю, полные веры несомненной и любви ко Христу, сильные Его силой, в немощи живущей и действующей. Всегда радуйтесь. Непрестанно молитесь. За всё благодарите… Желаю вам верою утвердиться на камени, иже есть Христос, страдавший, распятый и воскресший навечно нас ради. Ваш убогий богомолец. А. И.

По материалам православных сайтов

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска