(По рассказу протоиерея Григория Дьяченко)

Лиза сидела у окна и учила урок по Закону Божьему. Весело светило солнышко, и она чувствовала себя счастливой. Девочке вдруг от всего сердца захотелось как-то отблагодарить Бога за то, что Он так прекрасно всё создал. Она как раз читала то место в Священном Писании, где были слова: «Если брат твой согрешит перед тобою семь раз в один день, и семь раз в один день приступит к тебе и скажет: я раскаиваюсь, – ты должен простить ему». «Как будто про Федю и про меня сказано! – подумала Лиза. – Постараюсь сегодня так и поступать».
А вот Феде уроки учить страшно не хотелось. Подперев кулаком подбородок, с тоской глядел он на улицу и чувствовал себя узником в заточении.

«Эх! В такой день в школе сидеть!» – и с этими словами он швырнул книгу, которая была у него в руках, в другой конец комнаты. Переплёт разорвался, а листы рассыпались по полу.

«Федя! – закричала Лиза. – Это же моя “Арифметика”! Ведь ты знаешь, как я её берегла!» «Ой, а я думал, что моя, – отвечал «узник» с искренним огорчением. – Я не нарочно, Лиза. Прости меня!» «Хорошо, – сказала Лиза, медленно подбирая листы и припоминая слова Священного Писания о прощении обид. – Раз!»

После завтрака дети отправились в школу. По дороге Федя решил пошутить: закричал, что за ними мчится бешеная собака, – и Лиза побежала во весь дух, но споткнулась и расшибла локоть. Локоть – ерунда, заживёт, а вот новый лакированный башмачок было до слёз жаль – на нём красовалась глубокая царапина. Каково же было Лизе узнать, что вовсе не бешеный пёс за ними гнался, а добродушная дворняга Катон, который и мухи не обидит!

«Прости, Лиза, я лишь хотел, чтоб ты немножко пробежалась…» – промямлил Федя, глядя на плачущую сестру. Лиза собралась с духом и сказала: «Ничего страшного… Два!»

И в школе Федя донимал сестру. Лиза хотела выйти из-за парты, а шалун протянул ноги, и Лиза споткнулась о них и упала, рассмешив всех. Брат, конечно, принялся уверять, что он «нечаянно» и что он не виноват, просто у него такие громадные ноги…

Лиза должна была простить ещё раз. И ещё раз, и ещё – было бы слишком долго рассказывать обо всех Фединых проделках. Скажем только, что Лизе не раз пришлось проливать в тот день слёзы. Ну зачем Федя раскачивал зонтом над её головой, когда они шли из школы под дождём! Зонтик полинял, и пушистая розовая подкладка капора совсем испорчена чёрными потёками… Хорошо, что это был тот самый седьмой раз, а то бы терпения Лизы не хватило прощать брата и в восьмой раз!

После обеда детям нужно было сесть за уроки. «Ох, ох, ох! – зевнул Федя. – Прежде чем примусь за правило по грамматике, которое мне так надоело, заведём-ка один раз твой ящичек с музыкой. Пусть он нам сыграет пьесу».

Ящичком с музыкой дети называли музыкальную шкатулку, которую Лизе подарил дядя. Заведёшь её ключиком – и изнутри льётся мелодия, как будто крохотный музыкант играет на хрустальном ксилофоне… Серые глаза Лизы заблестели. Не подозревая подвоха, она выбежала из комнаты и вскоре возвратилась со своим сокровищем. Осторожно завела ящик позолоченным ключиком; но лукавый Федя тайком от сестры вставил щепочку в хрупкий механизм. Девочка приготовилась слушать – а музыки нет.

«Что это значит?» – побледнела она. «Я необыкновенно искусный волшебник, – важно сказал Федя, – одно только прикосновение к твоему ящику, и всё пойдёт отлично».

Лиза дрожащей рукой протянула ему шкатулку. Мальчик смело засунул туда пальцы, но, должно быть, слишком поторопился вытащить щепочку: хрупкие пружины лопнули, послышался такой треск, и всё смолкло. Федя стоял точно в воду опущенный.

«Милая Лиза, – сказал он наконец с глубоким огорчением, – простишь ли ты меня когда-нибудь? Он совсем испорчен…» «Нет! – закричала Лиза, топая ногой… – Я не могу! Да и не нужно больше прощать: это в восьмой раз. Бедный мой ящичек! Ты это нарочно сделал, злой мальчишка! Сейчас же побегу в твою комнату, изорву твоего бумажного змея и испорчу всё, что попадётся на глаза!»
Феде было до того стыдно, что он и не пробовал остановить сестру. Она выбежала вся в слезах, с пылающими щеками, и вдруг наткнулась на дядю.

«Это что такое?» – удивился он. Лиза тут же рассказала ему свои горести. Когда она кончила, дядя спросил её: «Итак, Лиза, ты думаешь, что теперь имеешь полное право злиться?» «Да! – с жаром заявила девочка. – Я простила его ровно семь раз. Это уже восьмой».

«А ты не знаешь, что в другой раз Господь сказал апостолу Петру? Что надо прощать брату семь раз и ещё семьдесят раз по семь». – «Семь да ещё семьдесят раз по семь! Но ты, наверное, не знаешь, дядя, как это трудно – всё прощать и прощать?» «Мне кажется, что я немножко знаю, – сказал дядя с улыбкой. – Даже ученики Христовы решили, что это очень трудно, потому что как только услыхали эту заповедь, то воскликнули в один голос: «Господи! умножь в нас веру!». Да, Лиза, это ужасно трудно, но мы все должны стараться и не считать, сколько раз мы прощаем обиды, потому что семьдесят раз по семь – это значит прощать всегда».

«Нет, нет, этого я никак не могу!» – сказала девочка, рыдая, и упрямо отвернулась от бедного Феди, который стоял на пороге.

«Я тебе подарю мою новую книгу с путешествиями, Лиза! Буду откладывать все свои деньги, пока не куплю тебе нового ящика с музыкой!» – воскликнул он. Но она ничего не слушала.

«Ну хорошо, – сказал дядя, – пусть будет по-твоему. Только советую тебе не читать больше “Отче наш”». «Почему?» – удивилась Лиза. «Да ты только подумай, каково тебе будет сказать Богу: “И остави нам долги наша, яко же и мы оставляем должником нашим” – то есть прости меня, Господи, как я прощаю Федю».

Лиза покраснела, на минуту задумалась, потом подбежала к раскаявшемуся грешнику, который всё ещё стоял на пороге, бросилась в его объятия и разрыдалась.

С тех пор шалун Федя стал гораздо нежнее и внимательней к своей сестрёнке, и если вы спросите его: «Сколько раз Лиза прощает тебя теперь? По-прежнему семь раз?» – вы увидите, как его славные честные глаза затуманятся слезами, и он ответит вам: «Лиза – она добрая, и больше не считает. А я и без счёта уверен, что она прощает меня все семьдесят раз по семь».