Игумен Игнатий (Бакаев)

Рождество уже позади, но чувства, вызванные им, всё ещё свежи. Многие люди разных религий или вообще стоящие в стороне от христианства знают, что Бог – Творец всего мира, видимого и невидимого. Что Он всемогущ, вездесущ, всезнающ, вне времени, неподотчётен и поругаем не бывает. Что за нарушение завета не есть с Древа познания первогрешников Адама и Еву Господь изгнал из рая, что Он утопил потерявшее смысл бытия человечество, оставив лишь Ноя и его близких, истребил жителей Содома и Гоморры, погрязших в разврате. Что великий и страшный огнь может и прощать, как это случилось с Ниневией, подлежавшей гибели, но покаявшейся.

Одни привыкли воспринимать Бога могучим и грозным, другие мыслили о Нём как о мстителе, третьи полагали, что лучше бы Его вообще не было, и уклонялись в язычество.

И вот наступила полнота времени – Рождество. Нас ради и нашего ради спасения Сын Божий принял образ беспомощного младенца, крохи, слабейшего по виду существа, над Которым каждый мог почувствовать своё превосходство. Ему нужны были пелёнки-распашонки, материнское молоко. Так же мочил Его дождик, палило солнышко, кусали насекомые, как всякого из нас. Он был беззащитней беззащитного. И каждый, оказавшись в трудной жизненной ситуации, может утешиться, думая о Богомладенце, – Ему не было легче, чем нам. Но всем Его спутникам, доверившимся Ему, было хорошо: бедным и богатым, больным и здоровым. Нищие благовествовали, малодушные были укреплены, голодные накормлены, больные исцелялись.
Вместе с Христом-Младенцем каждый из нас, христиан, возрастает, укрепляется, чтобы однажды оказаться готовым сораспяться Ему. Есть среди нас и пастухи, простые сердцем, и волхвы, которые приходят к Богу через мудрость. Лишь тем, кто растерял простоту, но не приобрёл мудрости, бывает трудно с Ним, именно они чуждаются Церкви.

Для меня взросление во Христе началось в сорок лет. Тогда думал, что я человек, как все: хорошая семья, любимая работа, приличная квартира. Своими способностями и возможностями был, в общем-то, доволен. В марте 1988 года я оказался в командировке в Ленинграде и попал на службу в честь Тысячелетия Крещения Руси. С удивлением смотрел на людей в храме: мои ровесники; наверное, это инженеры, учителя, врачи – за вратами храма нас не отличить. Они переживали что-то неведомое, недоступное мне. Я ощущал себя гадким утёнком среди белых лебедей, а ведь мог стать таким же, если бы не остановился в росте в семилетнем возрасте, когда перестал молиться. Это случилось под давлением школы – педагогов и соучеников, смеявшихся над теми, кто верил в Бога.

В какой-то момент в храме началось движение, люди стали подходить на помазание к пяти архиереям во главе с будущим Патриархом, а тогда ещё митрополитом Алексием. Когда я увидел, что верующие прикладываются губами к его руке, дух мой возмутился. Я подумал, двигаясь вместе со всеми: «Пусть мажут, но руку целовать не стану, что за дикость, насилие над личностью, ведь конец двадцатого века на дворе!» Но помазал меня митрополит Алексий с такой любовью, с добрым пожеланием, что я неожиданно для себя припал к его руке, словно всю жизнь это делал. И тут же в душе всё возмутилось, и, негодуя на себя, я вышел из церкви. Почти бежал по Невскому проспекту, остановившись лишь возле кинотеатра «Знание», где шёл фильм «Храм».

…Когда я вошёл в зал, фильм уже крутили, что-то возглашал голос архидиакона, а я был единственным, кто его слышал, единственным зрителем в кинотеатре. В фильме показывали батюшек в годах, с семьями, и это меня успокоило – хотя бы внешне Церковь стала мне понятна.

Вернувшись домой, я стал ходить в храм каждый четверг вечером, потому что по пятницам, субботам и воскресеньям суетные дела не пускали в церковь. Зато я, преодолевая трудности, находил духовную литературу и засыпал, обложенный книгами, с Евангелием в руках. Когда утром просыпался, оно лежало рядом, помятое, и это было, с одной стороны, плохо; но то, что я чувствовал себя виноватым, соединяло меня с Богом. С Евангелием засыпал и просыпался, однако всё ещё был семилетним младенцем в Церкви, не в силах сделать выбора между тем, куда нас жизнь стремит, и тем, куда Бог зовёт. Этот зов я ощущал, но не знал, что зовут меня на прекрасный пир, и потому слабел физически, начав поститься, и материально, потому что голова больше не была занята добыванием денег.

Было страшновато оттого, что не понимал, куда меня несёт. Но вскоре это прошло. Я доверился святым отцам и понял, что чем медлить, лучше идти вперёд. И, можно сказать, побежал ко Господу, став, наконец, не младенцем, а отрочем. Со мной развелась жена – ей были чужды мои новые интересы, хотелось держаться от меня подальше. Меня выкурили с работы из лесной отрасли, Бог попустил. Но это была малая плата за то, что я получил.

Так начиналось моё взросление, которое продолжается по сей день. При этом – удивительное дело! – в сорок лет я был стариком, знавшим своё будущее вплоть до того, как надо мной прозвучит похоронный марш, сейчас же я не представляю, что впереди, чувствую себя ребёнком, который взволнованно ждёт чего-то необычайного. Ведь впереди, Бог даст, Царствие Небесное, где вечная весна, где розы, как кипарисы, по слову отца Даниила Сысоева. Но уже сейчас я отчасти в раю: с радостью засыпаю и с радостью просыпаюсь, а вокруг духовно родные люди.

За Рождеством наступает Крещение, и я присоединяюсь к Силуану Афонскому, молившемуся, чтобы ко Христу пришли все народы земли, повернулись от смерти к жизни вечной. Здесь, в этой жизни, мне довелось пережить поворот, наполнивший смыслом моё существование. Чего я желаю всякому, в каком бы духовном возрасте он ни находился.