МОЛИТВА ЗА ВРАГОВ

Валерий МЕЛЬНИКОВ

Молитва за врагов

После литургии в образовавшейся очереди за просфорами невольно услышал разговор двух женщин. Говорили об Украине: «Сестра в Днепропетровске живёт, общаемся по электронной почте. Разругались на все времена. Она Путина ругает на чём свет стоит. Сына своего в армию готовит. Говорит: пусть убьёт ватников как можно больше, ему Бог всё простит. Просто кошмар! А я ей говорю, что ничего у вас не выйдет, что скоро ополченцы до Киева дойдут, так как по всей России на каждой службе молятся об Украине». Такая интерпретация молитвы о мире на Украине меня сильно удивила, но тут же вспомнился разговор с одним прихожанином, который заявил, что Донбассу нужно помогать не молитвами, а оружием. При этом прихожанин, любитель камуфляжа, много рассуждал о патриотизме, о необходимости ввести войска на Украину и об открытой мобилизации в России добровольцев, но на вопрос, а чего же сам не едет воевать, начал что-то мямлить о здоровье и малых детях. Настоящая наглядная иллюстрация к крылатой фразе: «Каждый мнит себя стратегом, видя бой со стороны». А вот что думают по этому поводу те, кто за войной на Украине не наблюдает, а непосредственно в ней участвует, мне удалось узнать очень скоро.

Моё знакомство с прихожанином по имени Виктор было, как принято говорить, шапочным: здоровались, пересекаясь в церкви, и не более того. Я знал, что он офицер в отставке и сейчас на пенсии. И вот, увидев его на воскресной службе, неожиданно понял, что мы не встречались с ним более полугода. «Может, уезжал куда-нибудь, может, болел», – подумал я. После службы, выйдя из храма, увидел Виктора, направляющегося в сторону ворот. Бросилось в глаза, что он сильно прихрамывает, опираясь на палочку, мною во время богослужения не замеченную. «Ну вот, нашего полку прибыло», – хрустя суставами занемевших ног, подумал я. На перекрёстке мы оказались рядом. Дожидаясь сигнала светофора, спросил: «Что, тоже артрит?» Тот промолчал и, только когда мы перешли улицу, с явной неохотой ответил: «Да нет, это ранение». От такого ответа я растерялся, что-то сочувственно промычал, и на этом наш разговор прекратился. Продолжился же он через несколько недель, во время встречи на городском митинге в поддержку Донбасса.

На митинге мы настолько продрогли, что, не дождавшись его окончания, двинулись в сторону метро, но, увидев какую-то забегаловку с восточной кухней, решили немного отогреться. Вот тут-то, стоя у столика и потягивая какую-то жидкость, по недоразумению названную кофе, я и услышал историю русского офицера, побывавшего на современной гражданской войне.

* * *

– Поехать на войну решил не сразу, – рассказывает он. – Во время событий в Крыму даже мыслей таких не было: понимал, что разберутся и без меня. А вот когда заваруха в Донбассе началась, решил, что моё место там. Я ведь когда-то бывал на Донбассе – в Краснодоне. Места знакомые, многих там знавал: шахтёры – ребята замечательные, открытые такие, русские до глубины души. Ну а к западенцам у меня свой счёт, ещё с армии, но это так, к слову. А тут ещё эти события в Одессе. В голове не укладывалось, как такое могло в наше время произойти. И понял, что, наверное, так всегда люди недоумевали, когда нечто подобное случалось. Иначе не оставались бы дворяне в России после революции, а евреи в Германии – после прихода к власти Гитлера. Все думали, что их минует чаша сия. Я и в Донецке видел людей, которые, несмотря на бомбёжки, до конца не могли поверить, что это всё реально с ними происходит. Изумление какое-то на лицах.

А я почему поехал? Жизнь, можно сказать, прошла: дочери взрослые, в другом городе живут, с их мамой мы уже десять лет как в разводе, родителей схоронил. Что меня держит в этом мире? В армии, хотя и прослужил двадцать пять лет, всё в солдатиков играл. Считаюсь кадровым офицером, но воевать-то и не пришлось. А вот теорией владею, и наконец-то пришло время эту теорию на практике применить. Но это я сейчас всё так сформулировал, а тогда практически не думал ничего и не взвешивал, а просто решил поступить по зову души. Исповедовался, причастился, отдал ключи от квартиры брату двоюродному. Наказал, что делать, если не вернусь, и поехал. На месте сразу договорился, что, если убьют, никуда тело не везти, похоронить на месте. Зачем кому-то лишние хлопоты доставлять? Умереть-то не страшно, страшно другое: лежит окровавленный кусок плоти и всё ещё жив. И такого я там насмотрелся, не дай-то Бог! Так что строчки «если смерти, то мгновенной, если раны – небольшой» написал человек знающий.

Народишко, скажу, там всякий собрался: таких, как я, большинство, но есть и те, кто за рублём приехали; встречались и проходимцы, да и просто негодяи. Поначалу беспредел процветал: кто с оружием, тот и хозяин. Но всё постепенно выправилось. Немало оказалось «засланных казачков» – специально рядились под ополченцев и народ грабили. С беспредельщиками и мародёрами по-военному разбирались. О провокаторах и диверсантах и говорить нечего. В войну СМЕРШ был, а у нас свои спецподразделения порядок наводили. Может, и неконституционно, но на войне свои законы: или ты их, или они тебя. И примеров тому тьма. А вот что в сознание не вмещается, так это то, что все там – люди православные: и с нашей стороны, и с той. И убивают друг друга. Вот от этого жуть и берёт. А накал ненависти просто зашкаливает.

И вообще, я, как туда попал, будто в машине времени переместился. Всё вокруг – как в фильме сюрреалистическом. Декорации, как в Великую Отечественную: дома разбиты, танки по улицам мчатся. А по содержанию – гражданская война: отец на сына, брат на брата, сосед на соседа. Про женщину мне рассказывали одну. Пошла на войну, чтобы мужу отомстить. Что там у них произошло – никому не ведомо, но он ушёл на ту сторону, а она – в ополченцы. Говорят, всё муженька своего высматривала, на мушку хотела поймать. А убить конкретного человека – это непросто.

Я хоть и командиром был, а пришлось и снайпером воевать по совместительству. Нашего снайпера осколком ранило, отправили в Донецк, нужна была замена, а никто не соглашается: одно дело из автомата строчить по силуэтам или мины шмалять в никуда, а другое – конкретного человека убить. Вот я и взял снайперку. Поначалу очень тяжело было. Смотришь в свою оптику: сидит мужичок, на вид простой работяга, только в камуфляже, а его нужно убить. Я больше по ногам и рукам бил – просто из строя выводил, и все дела. А тут история такая однажды вышла.

Гляжу как-то в прицел и вижу: сидит паренёк такой белобрысый, кудри из-под шлема выбиваются, ну прямо Есенин. По сотовому с кем-то чирикает, улыбается, рот от улыбки прямо до ушей. Потом в телефон губами: чмок-чмок – целую, дескать. С девушкой своей, наверное, разговаривал. Зачем, думаю, тебя, бедолага, в эту мясорубку кинули? И стрелять не стал, не смог. Тут слышу, зовут меня, оглянулся – бежит ко мне доброволец один из Омска, земляк, можно сказать, и вдруг запнулся, падает, кровь из шеи хлещет: снайпер снял. Я к окуляру: вижу – «Есенин» мой залёг со снайперкой и опять рот до ушей, палец большой кверху поднимает: радуется, что попал. Салага! Настоящему снайперу маскироваться нужно и лежать как мышка, а этот на виду у всех красуется. Ну, я ему и пулю в лоб. А как подумал, что если бы раньше это сделал, то жив бы был землячок мой из Омска, так всю жалость как рукой сняло.

Но с пленными обходились по-человечески. Самим ни покурить, ни поесть толком, а им и курево давали, и за стол их усаживали. Не то что укры. По обмену кто возвращался, ужасы рассказывал, да мы и сами видели: руки-ноги поломаны, даже паяльником на груди надписи «сепр» выжигали. Звери, одним словом. Нам как-то попался такой один. Взяли в плен человек восемь. Все экипированы будь здоров, но как в плен попали – сразу сдулись: взгляд жалостливый, плечи втянуты, пришибленные какие-то. Но один выделялся: смотрит волком, на вопросы не отвечает. Заинтересовались им, изолировали от пленных и стали о нём всех опрашивать. Оказалось, костолом ещё тот: показательные допросы демонстрировал для поднятия духа новобранцев. Мучил наших попавших в плен публично, а потом расстреливал. «Так, – говорил, – и с вами сепры будут поступать». Отдали мы этого волчару в штаб, судьба его неизвестна, но, думаю, получил то, что заслужил.

Вообще, вот эти разборки с пленными – самое трудное. Были, правда, среди нас и такие, которые пленных в принципе не брали. Это в основном те, у кого друзей убили. Поднимай руки, не поднимай – застрелят не моргнув глазом. Пытался я с ними поговорить, но, когда мне стали рассказывать о причинах, подвигнувших их идти воевать, понял, что бесполезно. Кровь в жилах стынет от этих рассказов. После таких случаев противники, с которыми ещё о чём-то договориться можно, превращаются во врагов, которых просто уничтожают. Сами себя эти ребята называют «кровниками», то есть мстителями за погибших и замученных родственников. Но и они никогда на пленных руку не поднимали. Что-то в человеке срабатывает, когда видит поверженного врага. Одно дело – в запале боя убить, а другое – поднявшего руки, хотя, может, он и гад последний.

Как-то взяли мы посёлок один шахтёрский. Обустраиваемся на блокпосту. Глядим: бабы волокут кого-то. Выяснилось, что привели дедка одного, выдавшего нацгвардии сторонников ДНР. Ходил по посёлку и показывал: вот в этом доме, вот в этом. Из тех, кого забрали, никто не вернулся. «Расстреляйте», – кричат. Ну а как нам деда этого расстрелять, да ещё без суда и следствия? Говорим: сейчас машина в Донецк пойдёт, туда его отправим. «Нет, – кричат, – расстреливайте здесь, на месте». Тогда я говорю: «Отдаю его вам, на ваш суд. Поступайте в соответствии с военным временем». Все и притихли. У кого рука поднимется? А тут ещё внук его, лет десяти пацан, плачет: «Деда! Деда!»

После этого случая я задумался: а как они дальше будут жить, когда вся эта заваруха закончится? Ведь закончится же она когда-нибудь! Как будет жить в мирное время та самая женщина? Неужели мужа и после войны застрелить захочет? А родственники между собой как помирятся? У них же там вся родня переругалась, друг друга обвиняют: одни – что «Путину продались», другие – что бандеровцам. А ведь и тех и других понять можно. Мне вот тот дедок, которого я в Донецк отвозил, поведал, что он младенчиком чудом выжил во время «голодомора». С детства советскую власть ненавидит, и поскольку у него эта власть с русскими ассоциируется, то и на русских эта ненависть перешла. Но людей, которых сдал, жалеет, говорит, что не ожидал таких последствий. А тех убили, скорее всего. Ладно, этот дед одной ногой в могиле уже, шут с ним. Так у него же дети и внуки есть. Как им теперь-то жить в одном посёлке с теми, кого он нацгвардии сдал? Вот о чём сейчас думать нужно, а если это разрешится, то остальное уж как-нибудь наладится. После этого деда несчастного я и стал задумываться. Думал долго, пока случай один не произошёл, который мне всё и разъяснил.

Сидим как-то в укрытии, смотрим: от укров два человека к нам идут, причём идут свободно, не прячась, как будто по лесной тропинке. Что за чудеса? Посмотрел в оптику: одеты как-то странно и камуфляж под одеждой просматривается. Потом дошло, что идут священники. Дал команду не стрелять. Подошли, говорят, что пришли проведать взятых накануне пленных, среди которых почти все раненые. Я их спрашиваю: не боитесь вот так напролом идти, ведь ненароком и убить могли бы. Улыбаются, говорят, что, кроме Бога, никого и ничего не боятся. Вижу, что не врут. А у соседей наших как раз в это время священник был, крестить кого-то там собрался. Звоню им, говорю, пусть батюшка после крещения к нам заедет, с коллегами пообщаться.

Пока его ждали, стал разговаривать с гостями. Выяснилось, что они из Киевского Патриархата, отколовшегося когда-то от Русской Православной Церкви. Ну, думаю, сейчас наш священник приедет, начнут отношения выяснять: кто каноничный, а кто нет. Ничего подобного! Приехал тот священник, обнялись, поцеловались, стали между собой разговоры вести – и всё на тему, как людям помочь. О своей юрисдикции так вскользь проговорили при первом знакомстве и в сторону отмели этот вопрос. Вот тогда-то и пришла мне мысль: только взаимное прощение обид, только общая цель сохранить людские жизни и прекратить бойню может разрешить эту тупиковую ситуацию. А когда они все вместе в госпиталь наш приехали, где раненые – и ополченцы, и укры – лежат, и молиться вместе начали, да так искренне, что у всех слёзы навернулись, то понял: только в молитве спасение. Только Бог может вывести нас из этого тупика. Мне тут говорили, что совместная молитва с раскольниками – это каноническое нарушение. Может быть, и нарушение, но я тогда стоял и чуть не плакал.

Нужно что-то делать. От войны устали все. В прифронтовых городах страшно смотреть на разрушения, а те, кто от линии фронта подальше, боятся, что война и до них докатится. Причём боятся как с нашей, так и с той стороны. Но без помощи Божьей мы ничего сделать не сможем. Поэтому так важно, что во всех храмах у нас молитва за Украину читается на каждой литургии. Правда, я знаю, что некоторые молиться-то молятся, а сами в душе просят победы ополченцам и укропов проклинают. Думаю, что в Киеве тоже молятся и себе победы просят. А молиться нужно обо всех. Вот тогда, уверен, война и прекратится. Другого выхода нет.

Я по этому поводу вспомнил фантастический рассказ один, как на планете враждовали поселенцы и зверьё местное. Причём с каждым новым витком вооружения поселенцев зверьё нападало всё большими стаями. Поселенцы накупили вооружения, чтобы одним махом покончить с врагами, и пригласили с собой на планету человека, который им это вооружение помог купить. Ну а тот всё проанализировал и однажды страшного ядовитого зверя, который мог всех разорвать, просто погладил, и ничего с ним не случилось. Выяснилось, что при первой высадке кто-то из поселенцев с перепуга выстрелил в местного зверя, ну и началась вражда, увеличивающаяся по нарастающей.

Так и в Донбассе. Как это всё началось, уже неважно, важно – остановить. Именно остановить. А то есть умники: дескать, нужно дать ополченцам современное оружие. Если это сделать, то хана всем придёт. Сразу америкосы Украине подбросят своего оружия, и будут убивать славяне друг друга с новой силой и сровняют с землёй всю страну. Кому это нужно? Я-то вот уехал, а им там – жить. Мириться необходимо. А как народ вразумить и остановить эту бойню, когда ненависть зашкаливает? Только Богу это под силу. Вот и нужно нам просить Его и молиться о мире. Причём молиться искренне, с сердечной болью за всех, в том числе и за врагов.

…Так и не допив напиток мутного качества, мы, немного согревшись, покинули неуютную, но гостеприимную забегаловку. Рассказ человека, побывавшего в самом пекле войны, дорогого стоит. И нужно как-то эту мысль о молитве за врагов, о которой ещё две тысячи лет назад говорил Христос, до людей донести. Только вот вопрос: как? Нашёл в Интернете тот самый рассказ, о котором говорил Виктор, – «Неукротимая планета» фантаста Гарри Гаррисона. Решил дать его почитать для начала хотя бы тому прихожанину, ратовавшему за введение наших войск на Украину.


Предыдущая публикация     Следующая публикация →

Оглавление выпуска

9 комментариев

  1. любовь:

    я не христианка,но решила молиться за мир между православными святой матроне,чтобы пркратилось это безумие,чтобы деньги на этой войне заработанные олигархи потратили на восстановление донбасса и луганска.

  2. Иванов Игорь, гл. редактор:

    Уважаемый наш читатель ЕН! Совершенно с Вами согласен – нет ничего страшнее братоубийства. По форме статьи могу сказать только, что написана она не по заказу и не штатным сотрудником газеты, – живет Валерий далече от нас, в Сибири. Но он – профессиональный журналист, глубоко воцерковленный человек, правдивости которого мы абсолютно доверяем. По форме подачи материала, наверно, сколько людей, столько и мнений. Вряд ли можно было ожидать иной реакции от человека, задействованного непосредственно в боевых действиях. Думаю, что для осмысления ему необходимы совершенно иные условия и понадобится на это, вероятно, годы. Не могу сказать, что со всеми доводами статьи согласны и ополченцы, ознакомившиеся с ней. Надо понимать, что православные со своими призывами к миру и братолюбию всегда будут оказываться под “перекрестным огнем” (как, например, глубоко уважаемый владыка Онуфрий), а уж православные журналисты, решившиеся выступить на эту сложную тему – тем более, ведь их не защищает даже сан. Но поэтому-то их слово особенно ценно, потому что во многом это глас православного народа. Можно дискутировать с журналистом, высказывать свою православную точку зрения. Потому что кого еще слушать? – записных пропагандистов, агрессивных блогеров?.. А молчать нельзя. Это тот самый случай, когда молчанием предается Бог.

  3. ЕН:

    Живу в Украине. Газету читаю многие годы (когда есть доступ к интернету).
    Большая просьба к редакции православной газеты: происходит братоубийство. Всем очень больно. Попускает это Господь, значит, надо это пережить, измениться. Тема хорошая. Но форма подачи оказалась очень неудачной. Отправила адрес этой публикации человеку, который сейчас в АТО. Реакция – резко негативная: это – джинса, 90% содержания посвящено тому, как убивать укров. Т.е. окончание статьи, ради которого, видимо, она и была написана просто потерялось и не услышано. Пожалуйста, о больном нужно говорить очень осторожно.

    • Татьяна:

      Дорогая деточка ЕН!
      Статья замечательная, добрая, ведущая к примирению. Адресована всем нам. Тем, кто готов, кто может, и главное – желает мириться. Мы и не ссорились с братьями. Статья – просто бытовые зарисовки о тех мужчинах, настоящих мужиках, призванных остановить развязанную бойню. О воинах, сохраняющих человеческий облик и воинское великодушие к врагу: и на поле боя и к пленным. Таких достаточно с обеих сторон – осознающих истинные причины взаимного кровопролития. Кому выгодно приношение в жертву православно-славянского генофонда собственными руками этого фонда? Сакральный замысел сегодняшних событий понятнее иванам, помнящим родство. История не нова на Руси: в центральной России и на её западных рубежах-украинах. Многократно описана за последние 300-400 лет. Тарас Бульба не герой ли, не за единство ли братьев?
      Статья – просто православный взгляд на события.

  4. Василий Прохоров:

    Спасибо за ответ. Моя точка зрения на эту ситуацию отличается от статьи. Извините , если обижу кого-то, но я считаю что украинскй народ пытается всего лишь обрести независимость, а агрессором можно считать Россию. Извините, если обидел. Заранее благодарен за ответ. Кстати, со светлым праздником Пасхи!

  5. Василий Прохоров:

    Извините, но не могли бы вы публиковать не только откровенно прорусские статьи. Я живу в Украине (именно “в”) и я вижу события с другой точки. Я бы хотел видеть в вашей газете, которую я очень люблю, только факты, не подкрашенные в зависимости от убеждений. Заранее спасибо.

    • eskom:

      Василий, спасибо, что цените нашу газету! Напишите здесь свой православный взгляд на события, которые вокруг Вас происходят .

  6. Наталья Чернавская:

    Я тоже вспоминала в связи с Донбассом “Неукротимую планету”.
    В детстве в “Вокруг света” читала.

Добавить комментарий