Автор: Владимир Григорян
Старец Паисий и его учитель Тихон русский

Радостное событие для всего православного мира – в середине января Синод Вселенского Патриархата одобрил канонизацию схимонаха Паисия Святогорца. Прославление состоится 12 июля, определённое как день памяти старца. В Греции эту новость встретили звоном колоколов в монастырях и приходских храмах. Что значит отец Паисий для православного мира? Хорошо знавший его монах-афонит Гавриил однажды заметил, что если отжать сок со всех монахов на Афоне, как из апельсинов, то из них всё равно старца Паисия не получится. Но мало кто знает, что монашеское делание батюшки было плодом двух традиций – греческой и русской. Игумен Киприан (Ященко), снявший несколько фильмов об отце Паисии, недавно в разговоре с хабаровской журналисткой Юлией Алексеевой вспомнил, с чего началась его киноэпопея. На Афоне он познакомился с учеником старца – отцом Евфимием, начал ему рассказывать, чем занимается в России, как вдруг отшельник его прервал: – Отец Киприан, вам надо исполнить одно послушание: снять фильм об отце Паисии. «Я не понял, – признаётся игумен Киприан. – Думал, переводчик что-то напутал. Начал объяснять, что я фильмов не снимаю, я только организатор, да ещё помогаю пастырскими советами кинематографистам…» Но отец Евфимий настаивал: – Бог вас благословит! – сказал он и перекрестил его. Игумен Киприан снова попытался возражать, но старец парировал: – Только
СЫНОВЬЯ МАРИИ
К семидесятилетию со дня восстания советских военнопленных в Маутхаузене В ОЖИДАНИИ ОТВЕТА Её звали Мария Лангталер. Она жила в центре Третьего Рейха. Четверо её сыновей один за другим ушли на войну, и Мария страшно боялась потерять их. Поэтому она поклялась каждый день ходить в церковь и молиться за возвращение своих детей. Но молиться можно не только словами. Однажды, на исходе зимы 1945-го, в её дом постучали. Истощённый до последней крайности человек на плохом немецком представился переводчиком и попросил поесть. В это время по всей округе шла страшная охота за тремя сотнями советских военнопленных, бежавших из лагеря Маутхаузен. Страшная, потому что все пойманные уничтожались, часто местными жителями – они получили на это разрешение. Жена одного фермера услышала вечером шорох в хлеву для коз. Она привела мужа, который вытащил пленного из укрытия и ударил ножом в шею. Когда из раны хлынула кровь, жена фермера прыгнула к умирающему и дала ему пощёчину. Она не могла упустить этого шанса – стать участницей безнаказанного убийства. В документах СС эта история получила название Muhlviertler Hasenjagd – «Мюльфиртельская охота на зайцев». Мария Лангталер знала, кто стоит перед ней. И человек знал, что она это знает. Но ему нечего было терять. Уходя, он, наверное, предупредил друга, прячущегося неподалёку:
НАСТОЯЩАЯ ЖИЗНЬ – ЗДЕСЬ
Беседа с православным французом САМОЕ ВАЖНОЕ Не могу сказать, что мы хорошо понимали друг друга: Даниэль Арно не всегда умеет выразить мысль по-русски, а я не знаю ни французского, ни английского. При этом понимали мы друг друга просто замечательно – наверное, каждый из вас встречал людей, с которыми живёшь и думаешь на одной волне. У Арно – физико-математическое образование; может быть, поэтому он дисциплинирован, деятелен – европейский интеллектуал, словно шагнувший в наш мир из довоенного прошлого, когда умные люди были действительно умными. Крестил его лет десять назад отец Николай Макар, довольно известный киевский священник, и легло это на душу Арно, похоже, очень естественно. Среди предков Даниэля – евреи и баски, то есть иудеи и католики, не говоря об атеистах. Все они были мало похожи друг на друга. Но в православии всё неравнодушное и непошлое находит своё место, примиряется. – Что самое важное вы узнали, Даниэль, прочитав Евангелие? – Все религии приглашают тебя изменить образ жизни и наблюдать за своим поведением, но Евангелие требует и контролировать свои мысли. Это важно и как вопрос личного развития, и как вопрос коллективной ответственности. Мысли влияют на мир, в котором ты живёшь через настроение, взаимодействие с другими людьми и так далее. Я нашёл подтверждение этому
Я – не «Шарли»
Одна знакомая журналистка объявила себя «Шарли» (это такая форма солидарности с погибшими в Париже от рук исламистов) и написала статью о жестокосердии окружающих. Дескать, россияне не сострадают погибшим журналистам, как не сострадали и погибшим в нью-йоркских башнях-близнецах, более того, знакомая где-то услышала по этому поводу даже крики восторга. Удивительно, но мы словно живём в разных странах. Я помню, как с утра до ночи наше телевидение крутило кадры трагедии, как переживали люди. Мы видели лица погибших, мы слышали их голоса и словно погибали вместе с ними. Восторги по поводу теракта? Их было не больше, чем при гибели «Курска». У нас есть, как и в любой стране, странные люди, способные по политическим мотивам торжествовать в таких ситуациях. Их немного, но журналистка утверждает, что слышала восторги со всех сторон, что общество теряет стыд, – а это уже совсем другое. Это неправда. Довольно сказать, что посол Франции был взволнован реакцией россиян по поводу теракта и сказал, что «возможно, мы стали ещё больше братьями и сёстрами, чем в прошлом». Удивил и морализаторский тон статьи: автор присвоил себе право выносить приговоры с высоты своей высоконравственной позиции. Неужели как только ты становишься «Шарли», то получаешь на это право? И я написал ответ, рассказав, как ждал от знакомой хоть капли