Елена Суланга

День клонился к вечеру. Над морем стояли лёгкие облака, предвещавшие назавтра хорошую погоду. Внезапно на небосводе появились две чёрные точки. Едва заметные у горизонта, они стали приближаться, постепенно увеличиваясь в размерах. Вскоре стало ясно, что это птицы. Парочка летела ровно, совсем близко друг от друга. Птицы в последний раз взмахнули крыльями, затем ловко спланировали на песчаную отмель. Они сделали несколько шагов вперёд, неуклюже переваливаясь на толстых кривых лапках, и сложили крылья за спиной. Пару раз крякнули.

Внезапно вместо крыльев у птиц появились человеческие руки. Острые носы как-то сами собой втянулись и стали вполне симпатично выглядеть на девичьих головках, заменивших птичьи. Кривые перепончатые лапки в одночасье превратились в изящные человеческие конечности. А вместо чёрно-серого оперения странные существа облеклись в ярко-красную одежду, резко выделившуюся среди блёклых тонов прибрежного пейзажа.

Две женщины в красном, тихо переговариваясь, стояли на берегу моря. Одна из них была светловолосая, с волнистыми локонами, распущенными по плечам. Роста, несмотря на каблучки, она казалась небольшого. При разговоре переминалась с ноги на ногу и становилась то чуть выше, то чуть ниже: каблучки то и дело уходили в песок. Она что-то доказывала своей спутнице, при этом часто встряхивала кистями рук – дурная привычка! И тогда растопыренные пальцы её с длинными алыми ногтями напоминали яркий веер. Голос у блондинки был нежный, мелодичный, но слегка хрипловатый, точно простуженный.

Собеседница её носила греческие сандалии и короткую, едва доходившую до колен, тунику. Коротко остриженные тёмные волосы стягивала широкая лента, завязанная в узел на затылке. Она была ширококостной, но худощавой – напоминала спортсменку-бегунью. Речь этой «птички» состояла из коротких, отрывистых фраз; иногда слова заменялись кивком или покачиванием головы. Словно говорить ей вообще не хотелось, вот разве что передавать мысли, как это делает большинство представителей животного мира…

Взгляд молодых женщин то и дело устремлялся в сторону береговой линии. Казалось, они чего-то ждали. Человека, который вскоре появится, или события, которое вот-вот должно произойти. И когда заходящее солнце коснулось стеклянной глади моря, на берегу показалась тёмная фигура. Местная старуха-нищенка, собирая пустые бутылки, медленно брела вдоль берега.

– Есть! – радостно прошептала блондинка. – Наконец-то! Дождались.

Брюнетка просто кивнула, вперив острый взгляд в сторону женщины, бредущей по песку. Глаза её хищно прищурились. Ноздри слегка раздувались от вожделенного ожидания.

– Сейчас… – наконец изрекла обладательница туники. – Хозяин на этот раз должен быть доволен!

– Без тебя знаю, – хрипло шепнула блондинка. – Стой и жди. Она сама подойдёт.

Нищей женщине на вид было лет шестьдесят. Впрочем, внешность обманчива. Годы, горе, болезнь, разбитое сердце… Что сломило эту несчастную, превратив в убогое, согбенное существо? Руки её тряслись. Прядь седых волос выбилась из-под дырявого тёмно-серого платка. Она прихрамывала, точнее, подволакивала при ходьбе правую ногу.

Пустых бутылок не было: песок покрывали только водоросли, битые ракушки, да изредка тускло поблёскивали в последних лучах солнца разноцветные стёкла, окатанные морем. Нищенка приближалась к двум подругам, но не видела их.

– Сейчас споткнётся, – шепнула беловолосая девица.

– Ну-у, – протянула «бегунья», кивнув головой.

Действительно, пройдя ещё метров пять, женщина внезапно споткнулась обо что-то твёрдое – то ли занесённый песком камень, то ли обломок доски, – вскрикнула от неожиданности и упала, неловко растопырив руки. Обе девицы тут же услужливо подбежали к старухе и помогли ей подняться.

– Спасибо, – тихо поблагодарила нищенка.

– Не за что, не за что! – радостно закивали головами девицы.

– Ну как же… Вы такие добрые!

Старуха вздохнула и поправила сбившийся на голове платок.

– Ты ещё не знаешь, какие мы добрые, – прошептала одна из девиц. И добавила чуть громче: – Можем помочь, мы всем помогаем.

– Чем-мне-помочь… – монотонно произнесла нищенка.

Словно ветер пронёсся вдоль берега моря. И опять наступила тишина. Блондинка взяла руку старой женщины и стала разглядывать ладонь.

– Никуда не годится, – решительно заявила она. – Вот он, переломный момент!

Нищенка ничего не поняла. Печальная улыбка осветила её лицо, покрытое морщинами.

– Да, дела-а… – подхватила темноволосая «птичка». – Что делать-то будем?

Они немного помолчали. Старуха тоже ничего не говорила. Она ничему не удивлялась, да и помощи ей никакой не нужно было. Усталость сковывала тело.

– Ладно, давай по порядку! – изрекла беловолосая. – Во всём виновата яма, верно?

Женщина вздрогнула.

– Что, неприятно вспоминать?

Бедная нищенка вдруг сделала несколько резких движений, пытаясь уйти от девиц. Но те схватили её за руки и стали удерживать силой.

– Да ты не бойся, мы поможем, все проблемы решим. Сейчас, сразу, – забормотали девицы. Стриженая вдруг вытащила из кармана небольшое зеркальце на длинной ручке и протянула старухе. Та ахнула от изумления. Из зеркала на неё глядела симпатичная молодая женщина. Никаких морщин, никакого шрама на лице.

– Вот видишь, вот видишь! – затараторила блондинка. – А это только подумала – и смотри, какие перемены!

– Надо, чтобы ты не только подумала, но и сказала: «Ямы не было!»

– И что тогда? – прошептала нищенка.

– Тогда ты станешь такой, как там. В зеркале то есть.

– Что, просто сказать? – ошарашенно спросила старая женщина.

– И сказать, и подумать. Мысль, воплощённая в слово, – это сила! А уж остальное – наша забота…

Краешек солнца всё дальше уходил за горизонт. По воде потянулись алые пятна.

– Скоро станет холодно, – невпопад прошептала нищенка.

* * *

– Эй, Машенька, беги домой. Скорей! Скоро станет холодно. Смотри, какой снег!

Мать выглянула из окна и стала кликать своего ребёнка – шуструю девочку, катавшуюся во дворе с ледяной горки. На ней была потёртая шубейка и мальчишечья шапка-ушанка, наползавшая на лоб. Девочка, скатившись напоследок на животе, прихватила свою ледянку, заменявшую санки, и побежала домой.

За столом уже сидели две другие сестрички: Катя и Алёнка – одна младше на год, другая тремя годами старше. Самого маленького, Ванятку, ещё не научившегося ходить, мама держала на руках…

– Если б они тогда не стали разбегаться в разные стороны, – многозначительно изрекла брюнетка.

– То, может, и в голову бы не пришло – вот так вот, сразу, всех вместе, – подхватила светловолосая. – И последнего-то, последнего-то зачем?

Нищенка очнулась от воспоминаний. Она задрожала, услышав слова «птичек».

– Зачем вы… – начала она.

– Зачем больно делаем? Чтобы помочь! Сказали уже.

– Отпустите меня, – робко попросила нищенка.

– Отпустим, отпустим, а как же! Только давай сначала кое-что проясним.

Девицы переглянулись.

– С ними всегда тяжело, это понятно. Особенно, когда их много. Пелёнки стирай, орут по ночам, а ведь тебе ещё и работать. Ну и почему, скажи, о себе не подумала?

Брюнетка кивнула головой, продолжая беседу:

– Во что превращалась с этими… детёнышами? Твой-то что, зря стал из дома уходить? Сама виновата.

Нищенка остолбенела. Ей говорили сущую правду, но с каким-то привкусом глубокой горечи… а может, даже и гнусной была эта правда.

– Что же я могла поделать? – пробормотала она.

– Как что? Для себя бы жила! Вот последнего-то зачем оставила? Почему в детдом не сдала, дефективного своего? Говорили тебе, говорили!

– Он солнечный… – прошептала старая женщина, внимая своим воспоминаниям.

– «…был» – ты хотела сказать?

Они что-то ещё несли, не в меру гадкое. Но нищенка их почти не слушала.

– Он не придёт ни сегодня, ни завтра, – свекровь неторопливо расставляла тарелки. – Понимаешь, он ведь ещё молодой. Пожить для себя не успел.

– Чем же я виновата? – спросила бедная мать. Рыдания подступали к горлу. Усилием воли она пыталась не дать слезам выхода.

– Тяжело ему! Кормить, поить, пелёнки…

– Стираю я. Работаю тоже.

– Ну, это само собой. А висят везде? Какому мужику понравится?

– Он… насовсем? – спросила мать.

– А кто ж знает? Да, мне жаль тебя, Люська, но и о нём-то подумай!

Машенька уже крепко спала. Катюша с Алёнкой внезапно проснулись от громких слов бабушки и сонно таращили глазки.

– Кыш-кыш, ходит мышь, – стала зашикивать их мама. «Хоть бы Ванятка с Маней не проснулись!» – подумала она с беспокойством.

– Ма, почитай ещё!

Тук-тук,
Ходит жук.
Бом-бом,
Ходит гном.
Кыш-кыш,
Ходит мышь.
Спи малыш!
Спи, малыш…

Мама сочиняла колыбельную на ходу. Дети воспринимали не смысл слов, а мягкий ритм и долгую, протяжную «шшшь…». Вскоре они снова уснули, наступила тишина. Свекровь наконец ушла в свою комнату. И тогда мать, не раздеваясь, кинулась на кушетку и разрыдалась, зажимая руками рот.

А наутро весёлый солнечный лучик пробился через дырку в занавеске и скользнул по лицу. Она проснулась. В струйке света, переливаясь радужными цветами, плавали пылинки. Это было так красиво, просто сказочно! На какой-то миг маме показалось, что она находится на другой планете, где нет ни горя, ни бед, а только покой и утренняя тишина. А затем лучик остановился на лице маленького Ванятки. И тот вдруг стал улыбаться во сне…

– Ванятка… солнечный, – тихо повторила старая женщина.

– Вспомни: они били тебя по лицу, когда он рождался. А ты даже слова не могла сказать. Простыни, халат, рубаха – всё в крови. Пыль, хлорка, тараканы. И вонь, вонь, вонь…

Девицы разошлись не на шутку. Говорили одна за другой. Словно вся прошедшая жизнь этой нищенки лежала перед ними, как раскрытая книга.

– Да и не стоило таких усилий! Ведь Ванятка твой, – девицы усмехнулись, – сколько времени не говорил. Наверно, дефективным родился. Впрочем, узнать-то ты уже и не узнаешь…

– Мам, а почему Ванятка не говорит?

– Не знаю, детка!

Мама печально вздохнула, переворачивая блин на сковородке:

– Но ведь он всё понимает, верно, малыш?

Мальчик, сидевший за столом, крепко держал в руке ложку. Он мягко и немного виновато улыбнулся сестре.

– Четвёртый год уже. Как в школу-то пойдёт? – ехидно изрекла свекровь. – Пока не поздно, сдай его в детский дом. С такой оравой живём, да ещё и…

Она махнула рукой, не докончив фразу. «Я виновата, – сказала про себя мама. – Во всём. И в том, что родила этих детей и что живу на белом свете. И даже в том, что над плитой опять висит тряпка или чей-то носок – убрать не успела, а ещё селёдку не нарезала Антону, а тот опять злой придёт и будет орать: “Чтоб ты подохла…” Господи!» Но маме не довелось погрузиться в печальные мысли, потому что вдруг истошно закричала младшая, Алёнка, а за ней две её сестрички. Чуть позже к детскому крику присоединились причитания свекрови: «Ах ты, смерть моя прилетела…»

Не кричал только Ванятка. Он сидел за столом, по-прежнему крепко сжимая в руке ложку, и широко раскрытыми глазами смотрел на гигантского шершня, который залетел в дом через открытую форточку и теперь описывал круги над столом. Еда привлекала его. Но дети, не на шутку испугавшись, стали махать руками. Что до свекрови – та буквально вжалась в стену. Зловещее гудение на очень низких тонах было слышно всё отчётливее; звук казался торжеством воплощённого зла. И вдруг…

– Мам?..

Она повернулась на звук. Её немой, убогий Ванятка… заговорил! Сейчас огромное насекомое ужалит мальчика, вот оно уже витает прямо над его головой. Ну, хватит! Мама быстро скрутила газету – первое, что попалось под руки.

– На, получай!

Шершень, сбитый на лету, грузно шлёпнулся прямо в розетку с вареньем. Мать накрыла её блюдцем и вынесла в коридор. Потом вернулась и обняла детей.

– У-ле-тел! – произнёс по слогам мальчик. Он слегка заикался, но говорил вполне внятно.

– Мамочка, мы победили! Это была наша смерть, ты победила смерть! – радостно закричала Алёнка.

А свекровь с тех пор больше уже не ворчала на маму и даже стала заступаться за неё, если муж, вернувшись с работы пьяным, начинал буянить.

* * *

– Вспомнила? – скрипучим голосом спросила брюнетка. – Осталось тебе самое последнее вспомнить. Ты готова?

Нищенка ошарашенно молчала.

– Вы ведь не ожидали, что будет война? «Если завтра война, если завтра в поход…», а на самом-то деле кто в это верил? Бомбёжка… и вы побежали… Это ведь было похуже того шершня, верно?

– Я…

– Ты просто столкнула их всех в одну яму. Небольшую, но достаточно глубокую, чтобы сразу не выбрались. А то от страха они врассыпную… И Ванятку буквально за ногу поймала. Саму-то что задержало прыгнуть? Ага, игрушку вижу. Медведя плюшевого. Ваняткину радость. В трёх шагах от ямы. Взяла медведя и… Вот тут-то и встряхнуло! Земля задрожала, в лицо песок, осколки, камни острые, но ты кое-как подползла, зажимая рану, к краю той ямы. Нет, нельзя заглядывать вниз. И кричать так тоже не надо.

А медведя чего на память себе не взяла? Вот тебе и «победившая смерть». Что, дальше смотреть будем?

Нищенка молча сидела на земле.

– Да успокойся ты! Больше боли не будет.

Девицы говорили, радостно перебивая друг друга.

– Уж как мы поможем, мы всем помогаем…

– Гадость, – вдруг сказала нищенка.

– Согласны. Вся твоя жизнь – сплошная гадость. Круги крови, грязи и унижений. После войны сюда подалась, к матери. А та что? Тоже всех схоронила и пить начала по-чёрному. Нужна ты ей! Зато Антончик-то твой ни разу не вспомнил! Хорошо живётся бывшему твоему. Хоть бы слезинку утёр! И ты постепенно дошла до ручки. Бутылки пустые собираешь по вечерам. Смотреть на тебя противно: кожа да кости.

– Уходите, – прошептала нищенка.

– Зачем? Наберись терпения! – брюнетка вдруг дотронулась до больной ноги старухи. – Встань!

Та нехотя повиновалась. Но, сделав несколько шагов прочь от говорливых девиц, вдруг осознала, что произошло чудо. Невероятная лёгкость, никакой хромоты! Она в изумлении остановилась:

– Как вы это сделали?!

«Птички» усмехнулись и пожали плечами:

– То ли мы ещё можем!

– А-что-вы-можете-ещё? – вдруг робко и с надеждой в голосе спросила нищенка.

– А чего ты хочешь? Ну, время вспять мы не повернём. Но вот боль твою мы снимем без труда.

– Как? – прошептала старуха.

– Да очень просто. Ты ведь можешь стать одной из нас. Ну, то есть как мы: молодой, красивой и всё такое.

– Что же мне надо делать? – вдруг спросила нищенка.

Девицы обрадовались, но попытались скрыть торжество. Лица их оставались серьёзными и сосредоточенными.

– А танцуй!

Они прикоснулись к несчастной – и та вмиг преобразилась: мягкие светло-каштановые волосы, дерзкое красное платье чуть ниже колен, тонкие стройные ноги. Туфельки-балетки словно приглашали к танцу изменившую свой облик старую женщину. Или не старую, а просто рано постаревшую от чрезмерных страданий?

– Скажи: «Не было ямы!»

– Не бы-ло… – начала нищенка.

– И танцуй, ну!

Одна из девиц сделала неуловимый знак рукой. Тотчас полилась мелодичная музыка.

– Не думай больше ни о чём, просто танцуй! Тебе уже легко, а скоро станет ещё легче. Нет боли, страданий, нет ни старости, ни дурных воспоминаний. Нет ничего!

– Нет… – как эхо повторила нищенка, заворожённая словами «птичек». Она с изумлением разглядывала свои руки, касалась локонов, накручивая их на палец.

– Это ты, – усмехнувшись, закивали подруги. – Теперь тебе уже не надо ни о чём никого просить, ни перед кем не оправдываться или унижаться. Красота и бессмертие – просто так, за ничего, бесплатно. Как подарочек, а? Нравится?

Нищенка кивнула. Она вдруг подхватила подол платья и закружилась в танце. Глаза её ожили и наполнились радостью.

– Хочешь никогда не стареть? Не испытывать боли и страданий? Хочешь?!

– Да! – воскликнула нищенка.

– Тогда взамен скажи нам то, о чём мы просим вот уже битых полчаса: «Ямы не было».

А женщина плясала, почти не касаясь земли, и наслаждалась удивительной лёгкостью своего тела, радуясь тому, что ничто больше не тревожит и не беспокоит её.

И в тот самый момент, когда она открыла было рот, чтобы навсегда отречься от страшных воспоминаний, равно как и от всей своей прошедшей жизни, на тёмно-синем, подёрнутом закатной дымкой небе внезапно появились силуэты детей. Их было четверо: три девочки крепко держались за руки, а мальчик с игрушечным медведем в руках стоял чуть поодаль.

– Отрекись, – заторопили её девицы. – Быстрее. Иначе волшебство прекратится, и ты снова станешь безобразной старухой.

– Завтра утром, – прохрипела одна из подруг, – сюда придут двое: старик и мальчик. Мальчишка первым наткнётся на безобразную мёртвую старуху, у которой чайки уже успеют выклевать глаза. Он закричит от ужаса и омерзения. Старик, проходя мимо, что-то шепнёт о падали. Потом ещё полежишь на солнышке. Распухнешь немного. Потом закопают… Эй, ты что, оглохла?

А дети смотрели с небес на свою маму. Девочки что-то отчаянно кричали, обращаясь к ней. Но она не слышала.

– Не было ямы, – наконец изрекла преображённая нищенка, словно примеряя на себя эти слова. Тотчас силуэты детей исчезли, но вдруг сквозь дивные, чарующие аккорды вечерней мелодии прорвался тоненький детский голосок. Коснулся сознания танцующей женщины и словно разорвал собою вселенную:

– Мам?

Она вдруг остановилась:

– Ванятка?! Девочки…

Женщина посмотрела на небо – туда, откуда донёсся голос. Небо было пустым. Но она, уже ни в чём не сомневаясь, устремилась навстречу этому звуку. Ибо душа её, отделившись от тела, больше не испытывала притяжения земли…

– Вот дура-то! – проскрипела в сердцах блондинка.

– Почти, дрянь такая, в руках была, – кивнула её подруга.

– Да-а… То-то Хозяин недоволен будет!

– Ещё как! Ладно, чего там!.. Ну, может, кого-нибудь ещё отловим? Людишек много. Давай полетели, а?

Девицы внезапно стали уменьшаться в размерах. Вместо стоп у них опять появились кривые перепончатые лапки. Головы преобразовались в птичьи, а тела в одночасье облеклись чёрными и серыми перьями.

Важно переваливаясь на толстых лапках, подруги что-то крякнули друг дружке и вдруг, сорвавшись с места, устремились в сторону моря, уже успевшего потемнеть и покрыться всполохами последних лучей заката. Вскоре две чёрные точки стали почти не видны на небосводе. А потом исчезли вовсе.

* * *

Лёгкие волны, перекатываясь одна за другой, несли хлопья морской пены и, оставляя её на берегу, с весёлым шипением отступали назад. Два путника, старик и мальчишка, брели вдоль берега по направлению к пирсу. Старик шёл степенно, щурясь от первых ярких лучей солнца, а мальчишка то и дело забегал вперёд, поднимал с земли разноцветную гальку и кидал её в море. Но вдруг он остановился и стал звать дедушку. Тот, удивляясь, заторопился и вскоре увидел большое белое пятно на песке. Птица? Такая огромная?

– Деда, я Ангела нашёл! – закричал мальчишка. – Тут спит Ангел.

– Какой такой Ангел?

Он подошёл совсем близко. На песке лежало тело молодой женщины, очень красивой. Светло-каштановые волосы рассыпались по плечам. Она была одета в длинное, переливающееся перламутром платье. Сначала дед удивился одежде: такой ткани он никогда в жизни не видел. Потом кинул пристальный взгляд на неподвижно лежавшую прекрасную женщину.

– Деда? Она спит? А почему с открытыми глазами?

«Какая красивая… – прошептал про себя старик. – И откуда только взялась здесь?»

– Она не спит, – ответил старик. – Она смотрит в небо…

Он печально вздохнул, перекрестился и снял шляпу.

2012 г.

←Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска