По закону творения

(Из статьи «Существует ли научная альтернатива дарвиновской эволюции?»)

Александр МОСКОВСКИЙ

Хаос или закон?

Каковы движущие силы биологической эволюции? Существуют два принципиально разных подхода к ответу на этот кардинальный вопрос. В соответствии с первым: феномен изменения форм живого есть случайный процесс – это хаотические мутации и естественный отбор. Согласно второму подходу: процесс эволюции в своей основе закономерен, его называют НОМОГЕНЕЗОМ. Эта концепция менее известна. Почему? Потому что до сих пор дарвиновский подход доминирует, «молчаливое большинство» биологов уверено в том, что он есть единственно возможное объяснение феномена эволюции, что ему нет и не может быть разумной альтернативы. Но так ли это на самом деле?

В формировании и развитии концепции номогенеза приняли участие великие наши отечественные биологи: Л.С. Берг, Н.И. Вавилов, А.А. Любищев, С.В. Мейен. Само понятие «номогенез» и аргументы в пользу того, что, вопреки Дарвину, эволюция отнюдь не случайный, но закономерный процесс, подробно и убедительно обосновал Лев Семёнович Берг в своих классических работах 20-х годов, из которых главная и наиболее известная – «Номогенез, или эволюция на основе закономерностей». У нас эта работа издавалась всего два раза небольшим тиражом и практически недоступна читателям.

О чём же писал Берг? Вся эволюция биосферы есть разворачивание како-го-то Закона или, может быть, правильнее сказать, многовариантной программы, в которой содержатся и многочисленные способы её реализации. Поэтому Берг и назвал свою концепцию номогенезом (от греч. nomos – закон, genesis – происхождение), противопоставив её дарвинской концепции тихогенезa (от греч. tyche – случайно).

Рифмы жизни

В своих работах Берг суммирует огромный фактический материал, накопленный уже к началу ХХ века, который говорит о присутствующих в системе форм живого многочисленных «ритмах и рифмах», которые невозможно объяснить исходя из случайности. В качестве иллюстрации кратко напомним лишь некоторые из них.

а) Предварение признаков.

Известно, что в эмбриональной фазе наблюдаются признаки тех стадий, через которые, предположительно, прошла эволюция данной группы. Картинки, иллюстрирующие это правило на протяжении многих десятков лет воспроизводились в учебниках биологии. Почему-то считается, что это служит прямым аргументом в пользу дарвиновской концепции, хотя это можно понимать лишь как свидетельство наличия эволюции. Гораздо реже обсуждается факт, что имеет место и обратное, симметричное по времени явление: «индивидуальное развитие может не только повторять филогению (историческое развитие), но и предварять её». Это правило применимо не только к отдельным организмам, но и к целым их группам: филогения какой-либо группы может опережать свой век, осуществляя формы, которые в норме свойственны более высоко стоящим в системе организмам.

Это значит, что признаки, которые появляются в результате предварения, не могли получиться как результат действия дарвиновского механизма. Отсюда: эволюция есть процесс разворачивания, реализации уже существующей программы.

б) Конвергенция.

О том же убедительно свидетельствует и явление конвергенции: у разных видов животных, зачастую очень далеко отстоящих один от другого, появляются удивительно сходные признаки. Хрестоматийный пример – сходство в строении глаз человека и осьминога.

Конвергенция – повторение признаков у разных видов животных

Других примеров несть числа, и Берг упоминает о том, что «двоякодышащие и амфибии показывают в своей организации ряд удивительных сходств, настолько бросающихся в глаза, что ранее были склонны производить амфибий от двоякодышащих». Теперь твёрдо установлено, что это не так. Мы видим, что в двух независимых эволюционных ветвях появляется множество соответствий. При этом конвергенция затрагивает все жизненно важные, основные системы организма: скелетную, кровеносную, нервную и так далее. Возникает впечатление, что эволюцию замышлял один конструктор, применявший сходные решения для принципиально важных проблем на самых разных участках своего творения.

в) Монофилетизм или полифилетизм?

Согласно Дарвину, всё множество форм живого возникло из одной или очень немногих первичных форм (монофилетизм) и всё дальнейшее развитие шло только дивергентно (т.е. расходясь в стороны). Автор «Происхождения видов» вынужден настаивать на дивергентности, чтобы хотя бы на словах объяснить, как же смогло возникнуть такое фантастическое разнообразие форм живого. Между тем палеонтологический материал свидетельствует, что наряду с явлением конвергенции имеет место не менее удивительное явление полифилетизмa, когдa сходные, порой малоразличимые формы возникают от совершенно разных корней. Но отсюда следует очень важный вывод: многообразие форм живого следует изображать не непрерывно ветвящимся генеалогическим деревом, но МНОГОМЕРНОЙ МAТРИЦЕЙ, устроенной так, что различные её клетки могут быть достигнуты различными путями.

г) Гомологические ряды.

Явление гомологичес-ких (однотипных) рядов было известно давно, но именно благодаря классическим работам Н.И. Вавилова стал ясен его фундаментальный смысл. Явление заключается в том, что у растений родственных видов наблюдается устойчивое повторение одних и тех же признаков. Вавилов продемонстрировал это на примере пшеницы. Скажем, у мягкой пшеницы наблюдаются вариации с остистыми, безостыми, полуостистыми колосьями. Присутствуют и вариации цвета: белоколосые, красноколосые и так далее. При этом родственные мягкой пшенице виды имеют те же самые вариации, хотя в ходе случайной эволюции такое повторение было бы не обязательно. Берг хорошо знал о результатах работ Вавилова и в своей книге ясно указал на их номогенетический смысл.

Дух в материи

Подведём некоторые итоги. Целый ряд общебиологических феноменов свидетельствует, что процесс эволюции не может быть описан в рамках дарвиновской схемы даже качественно. Напротив, его следует рассматривать как разворачивание, реализации какой-то многовариантной суперпрограммы. Это процесс, имеющий в своей основе некий закон, «номос». Вопрос о том, что же служит источником этого закона, Берг не обсуждает.

Концепция Берга в СССР встретила приём весьма прохладный, если не сказать отрицательный. А что за рубежом? Картина та же. Значит ли это, что факты, приведённые Бергом, нашли разумное объяснение в модернизированной, «синтетической» версии дарвинизма или кем-то опровергнуты? Ни то, ни другое.

Со временем основания концепции номогенеза существенно окрепли. Одна из самых известных работ в этом направлении – книга именитого биолога, нобелевского лауреата Антонио Лима-де-Фaриa с выразительным названием «Эволюция без отбора. Автоэволюция формы и функции». Аргументы, приводимые автором против теории Дарвина, во многом повторяют аргументы Берга, написавшего свои работы более чем восемьдесят лет назад.

Развитию тезиса, что естественная система форм живого имеет свои внутренние, вневременные основания, наука также обязана классическим работам Александра Александровича Любищева. В работе, датированной 1923 годом, он пишет о «развитии организмов как воплощение идеи, имеющей конечной целью торжество духа над материей». И здесь он как бы возвращается к идеям греческого философа Платона.

Основатель материалистической традиции Демокрит, как известно, учил, что всё в мире состоит из атомов и пустоты. Здесь не только утверждение о существовании предела делимости материи, но важнейший метафизический принцип, согласно которому всё сущее суть агрегаты различной степени сложности. Такой подход получил название редукционизма. Здесь любое целое, в конечном счёте, сводится к сумме своих частей. Части предшествуют целому.

Тогда нужно считать, что живое – это очень сложный агрегат, жизнь – системное свойство некоторых особо сложных систем, неожиданный результат пресловутого перехода количества в качество. И в конце ХIХ века редукционистская метафизика была господствующей. Атомизм, механицизм, марксизм, дарвинизм, фрейдизм…

Платон предложил принципиально иной – холистический – взгляд на мир. Он постулировал существование таких уникальных бытийных объектов, принцип устройства которых прямо противоположен агрегатному. В них целое предшествует своим частям и определяет их свойства.

Целостность по Платону – это свойство, не сводимое ни к какому взаимодействию частей. Объекты, в которых это свойство проявляется с наибольшей полнотой и наглядностью, Платон называл «целое». По-гречески это слово звучит как «холон». Платон утверждает: в мире существуют такие объекты, целостность которых фундаментальна и изначальна.

Тут надо различать целостность, какая проявляется в обычных агрегатах (в составных системах, собранных из отдельных элементов) и в холонах. В агрегатах целостность – это следствие взаимодействия. Нет взаимодействия частей – нет и целостности. В холоне же целостность первична, а то, что порой выглядит в нём как взаимодействие будто бы составных частей, есть лишь изменение, так скажем, внутреннего состояния целого. Один из возможных примеров – известное всем квантовое обменное взаимодействие, которое делает молекулы устойчивыми.

К концу ХХ века существование фундаментально целостных объектов, холонов, было доказано экспериментально. Это суть объекты квантовой физики. Нелишне вспомнить, что когда открыли атомы, то поначалу редукционистски видели в них агрегаты, составленные из элементарных частиц, как из кубиков. Но позже обнаружили в поведении «частей» атомов проявление системной целостности. По сути, атомы – самые простые системы, проявляющие свойства холонов. Поэтому правильнее было бы говорить «не атом водорода», а «холон водорода» и так далее. Как писал выдающийся учёный Александр Любищев, «квантовая физика есть первая и наиболее успешная холистическая научно-исследовательская программа, холизм в действии».

Весьма содержательные модели холонов можно найти как среди других физических объектов (голограмма), так и математических структур (множество Мандельброта). Голограмма (правильнее, конечно же, говорить – холограмма!) обладает тем замечательным свойством, что в каждой достаточно большой её части содержится информация о всём целом объекте, к которому она принадлежит. (Тут можно провести грубую аналогию между детскими кубиками и живыми клетками: по одному кубику нельзя определить, частью какого строения он является, а клетка даёт информацию обо всём организме.)

Значит, если мир есть Холон холонов, то в нём проницательный мыслитель имеет шанс найти такие феномены, в которых, как в фокусе, находят отчётливое отражение принципы мироустройства в целом. Точно так же, чтобы догадаться о форме Земли, нет необходимости совершать кругосветное путешествие.

Любищев показал, что имеется огромный массив данных, свидетельствующих о том, что форма и система обладают собственной внутренней логикой, не сводимой к эволюционной. Это само по себе, конечно, выдающееся научное достижение, но Любищев сделал гораздо большее – он высказал и подробно обосновал, казалось бы, простую, но, как оказалось, чрезвычайно глубокую мысль: ответ на вопрос о том, как устроено множество форм живого, может служить важнейшим, если не решающим аргументом в понимании того, что такое эволюция.

Отбор до эволюции

Но вернёмся к открытию Николая Ивановича Вавилова, который в двадцатых годах сформулировал закон гомологических рядов. Уже тогда было ясно, что это открытие экстра-класса, сравнимое по своему значению с открытием периодической системы элементов Менделеева. Оно сразу же вызвало большое оживление среди биологов, но в дальнейшем энтузиазм ослаб. И ныне большинство наших палеонтологов и эволюционистов не знают, что с этими рядами делать. Любищев писал, что открытие Вавилова – это лишь вершина айсберга, лишь начало пути: «Попытка Вавилова… представляет собой только маленький отрезок грандиозной проблемы биологической системы».

Гораздо более отчётливые контуры такой системы возникли после работ С.Ю. Мейенa. Ему удалось предметно доказать, что система форм живого объективно существует, подобно тому, как объективно существует номенклатура элементарных частиц и химических элементов. В свою очередь Ю.В. Чайковский предложил такую формулировку: «Если составить ряд организмов (или их частей, признаков), то по какому бы принципу ряд ни был составлен, лишь бы этот принцип вообще был, этому найдутся соответствия в рядах, составленных по другим принципам».

Формы живого представляют собой вовсе не случайную коллекцию результатов множества случайных и не зависимых друг от друга процессов, как это постулируется в теории Дарвина. Напротив, они составляют единый ансамбль, построенный по единому плану, своего рода гигантский супертекст.

Значение открытия Мейенa трудно переоценить. Два вывода напрашиваются с очевидностью. Первый состоит в том, что универсальная номенклатура форм живого есть проявление какого-то универсального закона, который и определяет спектр допустимых форм живого.

Все понимают, что уже в первое мгновение существования Космоса и задолго до того, как атомы химических элементов реально образовались, их свойства и расположение в Периодической системе уже были вполне определены. И хотя сами элементы возникали один из другого в процессе весьма длительной эволюции, итог её в известном смысле был предрешён. Можно думать, что и ансамбль форм живого был задан одновременно, и это произошло задолго до того, как реальный процесс биологической эволюции мог где-либо начаться.

Из сказанного напрашивается и второй принципиальный вывод: процесс эволюции представляет собой не порождение одних видов другими путём хаотических мутаций, a последовательное прохождение – ступенька за ступенькой – лестницы возможностей. Эволюция – это не история создания новых форм, a заполнение вакансий, выявление уже существующего.

Эволюция Космоса тогда выглядит как единый, хотя и чрезвычайно неравномерный процесс реализации возможных устойчивых форм материи – от самых первых элементарных частиц до Homo sapiens.

Что удивительно, высказанные здесь представления были хорошо известны уже много веков назад. Ведь в Ветхом Завете утверждается: «Бог создал всякие вещи сразу» (Сир. 18, 1). Неоплатоники учили о так называемых семенных началах вещей. Эти идеи развили затем христианские богословы Григорий Нисский и Августин, для них «творение было актом одновременным: вся совокупность вещей возникла в одно мгновение». Тут речь, конечно, идёт не о буквальном присутствии множества предметов, a лишь о задании множества их допустимых, устойчивых форм. Григорий Нисский писал: «Созданная вначале материя сразу же приняла в себя потенции всех форм, которые когда-либо могут проявиться в действительном мире, потенции всех будущих вещей. Как в семенах содержатся потенциально все будущие растения, так и материя мира с самого начала содержит в себе всё, что она может когда-либо произвести на свет. Поскольку же Бог творит вещи по образцам Своих идей, Он должен сразу же вложить в них и всё их содержание. Но для вещей, существующих во времени, т.е. развивающихся, это можно было сделать только путём “преформации”, предобразования. Поэтому все вещи и были созданы сначала в форме семян, зародышей, предобразовании… В ходе времени из этих семенных начал в заданном Божественным промыслом и естественным законом порядке развивается всё многообразие являющихся в мире вещей».

Это было написано богословами в четвёртом веке нашей эры. Сколь же долог путь…

 

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска

1 комментарий

  1. Алексей Иванович:

    священник Даниил Сысоев — «Летопись начала»
    https://azbyka.ru/otechnik/Daniil_Sysoev/letopis-nachala/

Добавить комментарий