Воспоминания о старце Варнаве

Ксения КАРАВАЕВА

Этот рассказ матушки Ксении Караваевой из Котласа посвящён памяти её любимого духовника – игумена Варнавы (Столбикова), почившего на 72-м году жизни нынешним летом, 11 июля. Старец много лет подвизался в Зосимовой пустыни во Владимирской области. Он был духовным наставником для тысяч солдат (монастырь располагается на территории воинской части), создателем хора Инженерных войск Российской Федерации «За веру и Отечество». Нет числа его духовным чадам.

Игумен Варнава (Столбиков)

Родом он из Сергиева Посада, который в советское время именовался Загорском. В Лавре был келейником старца Моисея (Боголюбова). На светской стезе он учился на историко-теоретико-композиторском факультете и в аспирантуре Академии музыки имени Гнесиных в Москве. По окончании вуза преподавал в музыкальном училище в Твери. В 1992 году принял постриг.

Батюшка со своим духовником, старцем Моисеем (Боголюбовым)

Материалы о нём собирает сейчас православный писатель протоиерей Валерий Духанин. Мы тоже решили присоединиться – благодаря тому, что матушка Ксения прислала нам свои воспоминания. У отца Варнавы она окормлялась вместе с мужем – диаконом Михаилом Караваевым. Из других пересечений отца Варнавы с Русским Севером хотелось бы упомянуть, что он был родственником епископа Германа (Ряшенцева), одно время находившегося в ссылке в п. Опарино Кировской области, затем в Сыктывкаре, где служил регентом в Свято-Казанском храме вплоть до ареста и расстрела. Отец Варнава не мог вспоминать дедушку без слёз и всё надеялся найти его могилу.

Встреча с батюшкой

Моё знакомство с ним началось через скорби. Мне был 21 год, когда я получила травму ноги. Врачи сделали операцию, но что-то пошло не так. Колено практически не сгибалось, трудно было ходить, больно подниматься по лестнице или садиться. Шесть лет я жила так. Болезнь выматывала, а ведь нужно было ещё как-то работать. Я потеряла в весе 15 килограммов, хотя и до болезни весила не слишком много. Надежда была лишь на Бога. Однажды моя знакомая предложила мне и моему мужу съездить к своему сыну, нашему другу, в армию. Рассказала, что там рядом есть монастырь, где можно потрудничать. Это было моё первое долгое паломничество. Мы тогда прожили в Зосимовой пустыни около двух недель. Из Котласа нас приехало шесть человек. Когда ехали в купе, читали акафист Преподобному Сергию, говорили на духовные темы. Проезжая мимо Троице-Сергиевой Лавры, открыли окошко купе и пропели тропарь Преподобному Сергию, словно верили, что он слышит нас на расстоянии. Так мы последовали примеру святителя Стефана Пермского – в своё время он, спеша в Москву и не имея возможности заехать к Преподобному Сергию, поклонился ему на расстоянии. Преподобный Сергий в ответ тоже поклонился.

В изолированную от мира Зосимову пустынь было нелегко попасть, поскольку она, как оказалось, располагалась не просто рядом с воинской частью Инженерных войск, а на её территории. Пришлось хлопотать о пропуске.

В монастыре нас разместили в двух кельях – мужской и женской, где стояли двухъярусные кровати. Нам дали послушания. Муж сбрасывал снег с крыши храма (он служил в МЧС и умел работать на высоте). Мы – женщины – трудились в трапезной. Были потом и другие кельи, где мы в следующие поездки останавливались. Условия, конечно, очень скромные, но нас это не смущало, ведь мы приехали к батюшке.

Наша встреча с ним произошла в храме. С клироса слышалась молитва, и в этот момент зашёл выделявшийся из толпы монах, окружённый толпой паломников. Как только он появился, в храме стало заметно теплее, а ещё мне показалось, что от батюшки исходит свет. Всё вокруг как будто ожило и наполнилось особым смыслом. Паломники ринулись к отцу Варнаве, который, улыбаясь, с радостью их благословлял.

Эта его неподдельно искренняя улыбка запечатлелась в моей памяти на всю жизнь – ни прежде, ни после я такой не встречала. Смотреть на батюшку было одно удовольствие. Черты лица сочетали в себе простоту и в то же время величественное изящество: чистое светлое благородное лицо, светлые седые волосы, густые чёрные брови, пронизывающий умный взгляд, решительная живая походка. Вспоминаю его красивый чистый голос, с особой приятностью произносивший: «Мои дорогие, как я рад, что вы приехали!» И казалось мне в этот момент, что он весь – всеобъемлющая неистощимая любовь. Вот таким Господь открыл мне его при встрече.

«Кто он? Что это за человек такой?!» – кричало всё у меня внутри, и мне хотелось, словно мытарю Закхею из Евангелия, залезть куда-нибудь повыше и наблюдать за происходящим столпотворением. А он, увидев моё сердце, своим взглядом как будто сказал: «Слезай с дерева: я тут, всё теперь будет иначе. И ты – это уже не ты, а кто-то другой. Тот, кем тебе положено стать: тем, кем я тебя сделаю с помощью Божией».

Поразило меня и пение батюшкиного хора. Такого пения я раньше не слышала – чтобы столько молодых мужских голосов, да ещё и обычных солдат-срочников, так слаженно пели. Это было что-то невообразимое. На таких службах всегда было очень легко стоять, а молитва была искренней и горячей.

Исповедь и храм

Подходя на исповедь, я чувствовала таинственную силу, исходившую от отца Варнавы. Было понятно, что передо мной не простой человек, а старец, про которых я прежде лишь читала в книгах. Свой лоб во время исповеди он часто прижимал к нашим головам, так было и в этот раз. Слушал очень внимательно. Хотя я от волнения забыла обо всём, что хотела сказать, он словно видел меня насквозь. К моему удивлению, назвал моё имя, прозорливо указал на мои грехи, которые были забыты. Говорил о вещах, которых я бы и не вспомнила никогда. Поругав немного с любовью, чтобы впредь этого не повторялось, отеческим благословением допустил к причастию.

Люди после беседы с ним начинали по-особенному, еле заметно сиять и становились похожи на зажжённые от лампады свечи. На исповедь в Зосимовой пустыни к нему всегда являлись толпы людей, особенно на праздники, из-за чего его службы были долгими. Иногда можно было и полдня прождать. В первую очередь он исповедовал солдат, потом своих чад. Мог развернуться и вызвать из толпы кого-то определённого, порой незнакомого ему прежде человека. Во время службы из алтаря иногда выходил со слезами на глазах. О чём плакал: вымаливал ли ещё одну овечку, приехавшую к нему, или плакал по Богу, так и останется загадкой для меня. После слёз его лицо расцветало, когда взгляд старца падал на приехавших к нему духовных чад.

Бывали моменты, когда я очень сильно молилась и горела, обращаясь к Богу с какими-то просьбами во время службы, – отец Варнава в этот момент мог повернуться и надолго заострить свой взгляд именно на мне. Молился ли он вместе с тобой в этот момент или искал выход из твоей ситуации? С ним во время службы была живая невидимая связь, где бы он в храме ни находился. Мне кажется, он считывал нас как книги. Одно время у мужа не было работы, и я молилась на службе, чтоб Бог помог её найти. Батюшка в этот момент вышел из алтаря, подошёл к мужу и сказал ему, что нужно ехать к такому-то человеку и тот поможет ему. То есть мгновенно откликнулся.

Помог мне батюшка и с болезнью сустава, о которой я уже рассказывала. Когда я впервые у него исповедовалась, он сидел на стульчике, а люди опускались рядом с ним на колени. «Что же мне делать? – думала я. – Ведь моя нога не гнётся, придётся просить батюшку подняться». Но просить не пришлось – он встал сам, ещё не видя меня. Это меня потрясло. В мои последующие приезды ловила на себе его задумчивый взгляд: «Как же тебе помочь, деточка?» – хотя я ни о чём не просила, на боли в ноге не жаловалась, смирившись с мыслью, что это навсегда. Меня осматривали несколько врачей, и их мнения разнились. Кто-то говорил, что лучше не делать ничего и жить так. Но однажды батюшка вдруг произнёс: «Нужно ехать в Санкт-Петербург. Там есть врач, который тебе поможет». И отправил меня на операцию к травматологу Олегу Владимировичу Рикуну из Военно-медицинской академии Санкт-Петербурга. Напутствовал слушать этого врача, и тогда, мол, всё будет хорошо.

Операция была сложной. Возились со мной долго, а потом продолжительно и тяжело отходила от наркоза. Десять часов меня рвало, я задыхалась. Врачи были в растерянности, не зная, что делать. Наконец я дотянулась до телефона и позвонила отцу Варнаве: «Батюшка, помогите, мне плохо, я не могу отойти от наркоза, мне тяжело дышать, сердце из груди выскакивает». «Ксюшечка, я помолюсь», – отвечает. Мои глаза закрылись, я впала в забытьё, а минут через десять меня подняла переполнявшая сила. Я очень живо заговорила, и все находившиеся со мной в палате удивились. «Помолился – и сразу ожила, вот чудеса!» – говорили люди. Даже хирург, делавший мне операцию, не особо верил, что я смогу полноценно сгибать ногу. «Согнётся, – говорил старец. – Не сразу. Врач ждёт быстрого результата, но у тебя быстро не получится. Будем молиться». Через полгода тренировок и усилий я впервые за долгое время смогла согнуть колено.

Обвенчал нас с мужем батюшка вскоре после знакомства с ним. Предложил, а мы, конечно, не могли отказаться. На венчании пел его хор, было очень благодатно. И там тоже случилось небольшое чудо. На проповеди отец Варнава стал говорить нам с мужем о нашей семейной тайне, о которой не знали даже наши родные. При этом родственники, стоявшие рядом, слушали его и не слышали, ни слова не различив из сказанного.

Батюшка и семья Караваевых – о. Михаил, Ксения и их сын Стефан

В келье

Батюшка во все наши приезды приглашал нас покушать и побеседовать у него в келье. Нужно было спуститься по ступенькам и ступить на небольшое деревянное крыльцо, чтобы попасть в коридорчик, где была дверь в келью, состоявшую из двух комнат. В одной был большой стол, где мы трапезничали. Вторая была малюсенькая, увешанная иконами, где из мебели была кровать, холодильник, небольшая тумба, на которой всегда стояли церковные масла и елей, лежали батюшкины чётки и некоторые принадлежности. На стене висел ковёр со Спасителем в Гефсиманском саду. Горела лампада, и был необыкновенный запах ладана, перемешанный с каким-то отеческим, родным, особенным благоуханием. И конечно, куча молитвенных записок и письма с просьбами о молитве. Записки были замусоленные – видимо, батюшка много раз брал их в руки, чтобы помолиться. На холодильнике были магнитики со святыми местами – наверно, подарки паломников. Благодаря им открывалось, из каких уголков страны приезжали к старцу.

Первые годы мы ходили к отцу Варнаве свободно, потом, когда начались своего рода гонения на батюшку, нам было запрещено к нему ходить. Но мы дерзали и тайком после служб и послушаний прокрадывались к нему. Мы вылезали через окна своих комнат и тихонько пробегали мимо братских келий. Иногда приходилось ползти по земле мимо вышедших из келий монахов. Всё это делалось, когда темнело, в надежде остаться незамеченными, ведь за нами велась слежка и нельзя было упоминать, что мы приехали к отцу Варнаве. Пробегали по заветным ступенькам и на цыпочках проскакивали в батюшкину келью. Выбираться из неё также было непросто. Сначала выходил келейник, осматривался, чтобы никого не было, и потом мы пулей вылетали и бежали к себе, снова забираясь через окно в комнату. Иногда выйти было невозможно по причине стоявших у крыльца монахов, и мы выпрыгивали через окно батюшкиной кельи. Хотя высота была приличной, мы справлялись с Божией помощью.

Запомнилось, что отец Варнава любил кормить людей. У него стояли огромные кастрюли. Сначала кушали солдаты, потом паломники. Я иногда наблюдала, как батюшка, глядя как бы вглубь себя, узнавал, что к нему едут гости, и говорил, что нужно готовиться. Опять варилось много вкусного супа. В пост, когда можно рыбу, её доставали из холодильника, иногда суп варился с добавлением рыбных консервов. Еду варил в келье на плитке келейник, но иногда и мы помогали, если отец Варнава благословлял. На столе в батюшкиной комнате было много кружек с изображениями святых мест, а он сам пил из громадной кружки с образом святого Даниила Московского. Нам очень нравилось привозить батюшке гостинцы, так что у него порой оказывалось много орехов, конфет, овощей, фруктов, всяческих варений и солений. Всё это в основном мы же – паломники – и съедали, но отец Варнава, чтобы сделать нам приятное, мол, не зря привезли, тоже вкушал. Привезёшь гостинцев, положишь среди других, а он возьмёт именно твои, разговаривает с тобой и ест их. Вообще, я чувствовала, что в этом кормлении была какая-то тайна. Он старался нас накормить от души – и на душе становилось лучше. Мне не объяснить это словами… Он, конечно, был человек очень щедрый, но было такое чувство, что через еду нам передавалась благодать, которую нужно было сохранить до дома. Когда возвращалась домой, коллеги замечали: «Что с тобой случилось? Ты вся светишься».

Понятно, что после приезжих оставалось много посуды, из которой они ели, – горы, можно сказать. Бедный келейник всё это мыл, ну и мы иногда помогали, если было время.

В келье всегда было очень жарко, даже когда она не топилась. Это тоже было как чудо, поскольку в комнатах, где мы ночевали, было очень холодно, так что приходилось включать обогреватель. И когда бежали на беседу в келью батюшки, то по дороге я думала про себя: «Ну сейчас погреюсь!» А когда уходили от него, он отвечал мне на мои мысли: «Ну что, согрелась?» Он очень хорошо нас понимал, зная не только душевное состояние, но и наши вкусы. К примеру, я очень люблю кофе, но никогда об этом батюшке не говорила. Однако когда мы заходили к нему, он – и это касалось только меня – говорил: «Налейте ей кофе». Ещё я постоянно мёрзну на работе, так как на заводе, где работаю, холодно и зимой приходится одеваться как капуста. И отец Варнава однажды во время чаепития достал тёплый пуховый платок и сказал: «На, дарю – не мёрзни!»

По молитвам

Иногда отец Варнава юродствовал. Вообще он был человек очень интересный и живой, умел пошутить, а говорил так, что хотелось слушать и слушать. Человек очень высокого ума, прикрытого неподдельной простотой. Ко мне с момента нашего с ним знакомства обращался: «Матушка», – хотя к другим паломницам обращался в уменьшительно-ласкательной форме: «Галочка», «Машенька» и т.д. Я не могла понять, почему он меня так называет, не догадываясь, что мой муж однажды станет священнослужителем.

Знаю, что снам нельзя верить, но был интересный случай с моим почившим папой. Он снился сестре в очень плохом виде и просил помощи. Я тогда, ничего не сказав сестре, попросила отца Варнаву помолиться. В ту же ночь после нашего с ним разговора папа приснился сестре, укутанный монашеской мантией. Сестра спросила: «Папа, что с тобой?! Ты весь светишься!» Он ответил ей, что счастлив: «За меня молятся».

Отец Варнава радовался всем подаркам, любой мелочи, благодаря за них от всей души. Когда нас с мужем предал близкий человек, я батюшке об этом не сказала, но переживала, конечно. И вдруг он говорит: «Человека нужно проверять. Божий человек – это человек благодарный». В другой раз заехала к батюшке проездом после ещё одной печальной истории, случившейся со мной. Отец Варнава, как всегда, сразу понял моё настроение, а так как у него в это время шла репетиция хора, попросил певчих спеть для меня определённую песню. Она была про меня, более того, как бы предсказывалось, чем всё закончится. Я в слезах слушала, удивляясь батюшкиной прозорливости. Что-то из сказанного им понималось сразу, а что-то лишь через много лет, так что я восклицала: «Так вот о чём говорил отец Варнава! Вот что он имел в виду!»

Исповедь в батюшкиной келье была особенной. Дверь закрывалась, мы становились на коленки и начинали говорить. Иногда исповедь переходила в беседу. Он с нами работал, творил, мог перенаправить нас в нужное русло, исходя из наших способностей, помогал определиться с профессией, при этом у многих открывались таланты. Молился, перебирая чётки, глядя внутрь себя, потом давал совет, например строить ли дом, покупать ли квартиру, и потом всё удивительным образом устраивалось. Молился о не имевших детей, и они потом рожали. Так было и с нами. Детей не было у нас семь лет, но батюшка говорил: «Всё будет хорошо, нужно только подождать». А нам не терпелось. Хотели уже взять ребёнка из детского дома, но батюшка сказал, что сначала своего нужно родить. В 2017 году во время беседы со мной говорит: «Теперь помолимся, чтобы Господь дал ребёнка. Я помолюсь». Через десять месяцев у нас родился сын, и батюшка шутил по телефону, чтоб мы назвали его каким-нибудь необычным именем, и перечислял: «Амфилохий» и тому подобное. Мы же назвали сына в честь святителя Стефана, современника и духовного соратника преподобного Сергия Радонежского.

Вспомнился ещё один случай. У моей подруги не было своего жилья, и она терпела притеснения. Измученная, по моему предложению позвонила батюшке и попросила совета. Он в разговоре по телефону всё время повторял: «Ты живёшь в однокомнатной квартире?» «Да нет, не живу я в однокомнатной квартире», – отвечала она. А он ей несколько раз про однокомнатную квартиру сказал. Через небольшое время подруга получила наследство и купила однокомнатную квартиру, как и предсказывал ей батюшка.

Написала записку отцу Варнаве и моя знакомая, которая ждала с мужем детей десять лет, но безуспешно. После молитвы старца родила дочку. Молился он за недоношенного младенца и много крови потерявшую мать, которые тотчас пошли на поправку. Передавали записки некоторые знакомые, и их мужья бросали пить. Позвонила моя знакомая, у которой были очень большие трудности с девочкой-подростком, – отец Варнава помолился, и ребёнок встал на путь исправления.

Через искушения

У отца Варнавы всегда было много котов, кошек, котят в келье. Любимцем был Рыжий. Батюшка иногда в шутку спрашивал у него, свои идут или нет. Ещё был Уголёк, которого все любили, но когда он провинился, превратился в Уголь. В углу стояли большие мешки с кормом, однако перепадало четвероногим и гостинцев с трапезного стола. Их отравили, когда начались уже упомянутые гонения на батюшку. Не хотелось бы распространяться на эту тему и называть имён, скажу лишь, что на отца Варнаву ополчился сначала настоятель, а за ним и значительная часть братии. Помню, однажды приехали к нему, но не успели до него дойти, как несколько мужчин, в том числе мой супруг, получили распоряжение вырыть яму. Копали её полдня, не меньше, не зная, зачем она нужна. Пришли наконец в келью к батюшке, а он спрашивает: «Яму рыли? Знайте, вы мне копали!» Оказывается, его недоброжелатели решили таким образом помешать отцу Варнаве, с его больными ногами, добираться до солдатиков, которых он окормлял. Идти в обход было очень долго и тяжело. Эти люди завидовали ему и постоянно строили козни. Бог им судья.

Фото: portal-kultura.ru

Я не понимаю, как он всё это терпел. А ведь столько делал для обители! Кормил монастырь, потому что чада текли к нему рекой. Создал уникальный солдатский хор – нигде такого не было. И всё равно был изгнан. Как-то батюшка вернулся с очередной операции на печени, ослабевший, в чём душа держалась. Тут оказалось, что все его вещи выброшены на улицу. К счастью, в конце концов ему помогли найти пристанище в другой воинской части, в посёлке Инженерный. Там у него из всего имущества были кроватка и стол, но он никогда не жаловался. Без армии не мог, считал, что Церковь не должна про неё забывать никогда. Я переживала, видя, какой у него дешёвенький старенький плед, и купила получше. Потом, после смерти батюшки, спросила, пользовался ли он им. На что келейник ответил: «На нём его и увезли в реанимацию».

Выжили из Зосимовой пустыни и хор, созданный отцом Варнавой, но он не рассеялся, не пропал, а стал штатным хором Главного храма Вооружённых Сил России в городе Кубинка. Мне очень нравилось бывать на репетициях. Песни прививали нам любовь к Родине, к Богу. А у батюшки на репетициях не замолкал телефон. Он всегда всем отвечал, а если был сильно занят, то просил перезвонить попозже. Но на связи был всегда, где бы ни был. Он не щадил своего времени, не жаловался, что устал и не может кого-то принять. Этому он, как сам рассказывал, научился у своего духовного отца – старца Моисея (Боголюбова).

Он всех помнит

Отец Варнава был очень отзывчивым человеком, вечно всем помогал. Когда у нас было плохо с деньгами – каждую копеечку считали, – мог дать моему мужу денег, да ещё и купить билеты домой. Однажды он отправил нас за свой счёт в Новоиерусалимский монастырь. И эта поездка мне запомнилась – очень красивое святое место. Помогал мне с жильём во время учёбы в Москве. Вызвонит кого-нибудь – и тут же находились люди, которые принимали меня пожить. Таких случаев было очень много.

Из той поры, когда я нередко бывала в столице, запомнилось, как он лежал в Подмосковье в больнице после операции и предложил к нему приехать. Когда добралась до него, недовольные медсёстры стали ворчать: «Вы тоже к батюшке приехали? Когда же это прекратится?!» Они не понимали, что происходит, почему люди ехали к нему. Они же не знали, что это старец. Я зашла в палату, где отец Варнава лежал очень бледный под капельницей в подряснике – он его и в больнице не снимал. Из вещей – только раскрытое Евангелие на подоконнике. Поговорил со мной тихим, слабеньким голосом и благословил. Оставив гостинцы, я вышла, а в палате меня сменили другие, только что подъехавшие будущие чада, которым предстояла служба в армии. Батюшка заулыбался, повеселел при виде будущих воинов, словно этого его собственные дети приехали. Старушка из соседней палаты спросила меня: «Что за батюшка? Третий день лежу и удивляюсь: всё народ к нему идёт, с утра до вечера».

Что всегда удивляло: он всех помнил, хотя их, по его словам, было больше тысячи. Память у него была феноменальная, он помнил даже обстоятельства их жизни. Это неподвластно человеческому уму. Видимо, это был дар от Бога. Я иногда смотрела на него и не верила: неужели такие люди существуют? неужели можно быть таким отзывчивым, заботливым, так любить людей? Иногда, когда я ему звонила, он мог ответить на вопрос раньше, чем я его задавала. Про нашу епархию он тоже предсказывал верно – всё потом сбылось.

Ещё один случай произошёл по батюшкиной молитве. Я пожаловалась ему на одну близкую женщину, которая сделала определённое количество абортов. Я переживала за её душу и спросила у отца Варнавы, как ей помочь, ведь она не признаёт это грехом и в храм не ходит. Батюшка сказал, что помолится, а меня попросил подавать за неё на проскомидию. Прошло небольшое время, и она слёзно попросила отвести её на исповедь. Ей стали сниться её неродившиеся дети, которые находились в пропасти и кричали о помощи. Мы съездили на исповедь, и она покаялась. Вот так батюшка мог помолиться.

Однажды мой ребёнок подхватил ротавирус на Юге. Ему делали промывание, но ничего не помогало – ни уколы, ни капельницы. Халатное отношение врача привело к тому, что сын был обезвожен. От постоянной рвоты у него открылось кровотечение. Врач говорил, что это желчь выходит, но я не верила. Вставала на колени и умоляла врача поставить обезвоженному ребёнку капельницу и позвать хирурга. И батюшке, конечно, позвонила. После этого чудесным образом появился хирург, к которому мне не дозволяли обратиться, уверяя, что всё с ребёнком нормально будет. Хирург сразу же понял, что нельзя медлить – счёт идёт на часы. Он взял ребёнка на руки и унёс его. Я в этот момент стояла на коленях и читала молитвы, не обращая внимания на то, что вокруг люди, удивлённо на меня поглядывавшие. Мне уже было всё равно, ведь я чувствовала, что сын может умереть. Ему тем временем сделали ФГДС и забрали в реанимацию. Как сказал потом врач-реаниматолог, от подобных кровотечений умирают нередко и крепкие взрослые люди, так что нам повезло, что вовремя спохватились. Батюшка молился все те дни и потом сказал мне, что очень переживал за нас. Без батюшки я бы сошла с ума, наверное, но я постоянно чувствовала его молитвенную помощь и благодаря этому держалась. На праздник Успения Богородицы мне принесли ребёнка. Очень долго мы восстанавливались, учились заново и ходить, и сидеть.

Ещё один случай расскажу. Мы с мужем приехали по одному важному делу в Москву. С нами был ребёнок. После службы у батюшки в воинской части, пообедав у него, отправились в гостиницу. Вечером замечаю у своего ребёнка странные пятна на теле, которые он бесконечно расчёсывает, а из дома мне сообщают, что у него в садике началась эпидемия ветрянки. Звоним батюшке с просьбой помолиться, так как запланированное дело было значимым дня нас, а болезнь могла всё сорвать. Батюшка сказал, что будет молиться. Наутро мы встали и увидели, что новых пятнышек у сына не появилось – как было пять, так и осталось. И мы смогли сделать запланированные дела и спокойно поехали домой. Батюшка сам позвонил и спросил: «Как ветрянка? Сыпет ли дальше?» «Слава Богу, нет», – отвечаем. А большинство ребят в группе тяжело перенесли болезнь, многих обсыпало с головы до ног.

Молился отец Варнава и когда у нас на работе были проблемы. Времена были такие, что зарплату люди получали по алфавиту: сначала одни, потом другие, месяцами дожидаясь своей очереди. Про работу ему сначала не рассказывала. Она была связана с радиацией, и внутренне я переживала, что это опасно. А батюшка как-то за чаем, взглянув на меня, стал рассказывать про то, как он сталкивался с радиацией в армии, и дал несколько советов.

А вот ещё один пример его прозорливости. Одной моей знакомой он не раз говорил, что её муж такой сложный человек из-за отца, употреблявшего наркотики. После выяснилось, что он был прав. Но чаще всего отец Варнава молчал о том, что ему открылось, просто молился.

Я бы не сказала, что он морально уставал от наших приездов. Физически, конечно, да, был порой измотан, ведь люди тянулись к нему с утра до поздней ночи нескончаемым потоком. Но так как людей он любил, то черпал радость в том, что может помочь, поддержать, просил приезжать почаще. В последние годы нередко говорил: «Почему не едете ко мне, пока я живой?»

Служба на последнюю Пасху

Последние десять лет он страдал онкологией – рак печени. Но не сдавался, продолжал служить, поддерживал своих духовных чад, число которых умножалось, хотя мог бы выйти за штат, отдохнуть. Вместо этого боролся за душу каждого, с кем соприкасался.

В последние годы из-за диеты он уже не вкушал тех гостинцев, которые мы ему везли. Боль, которую испытывал, скрывал. Но мы об этом догадывались, а о чём-то знали – например, о том, что он перенёс более двадцати операций.

Кошка Генеральша на погребальном облачении

На могиле отца Варнавы

Батюшка Варнава стал частью нашей жизни. Он был для нас ближе родителей, поскольку понимал намного лучше – знал, что для нас полезно, был за отца и за мать. В последнюю встречу – а это было год назад – сказал: «Это наш с вами заключительный аккорд». Так и вышло: это была наша последняя встреча – и так началась наша разлука длиною в земную жизнь.

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска