Рубрика • Беседа •

Александр Григорьевич Бакаев – человек в Коми довольно известный. Работал в Совете Министров республики, был директором одного из крупнейших леспромхозов, сейчас он возглавляет православную общину в Эжве. Когда деловой, практичный человек приходит к живой вере – это всегда победа над нашим материалистическим веком, полагающим, что Церковь – место для слабых и не пригодных для реальной жизни. Забыто, что горячо верующими людьми были в России замечательные государственные деятели, военачальники, купцы. Сегодня потребность в таких людях особенно велика. России, расколотой на деляг и нищих, не подняться без умелых людей, любящих Бога и уважающих свой народ.

– Александр Григорьевич, что привело вас в Церковь?

– Моя мать была верующим человеком, и я носил крестик до семи лет. В школе учительница, увидев его, потребовала снять. Я отказался, тогда старшеклассники его отобрали у меня силой. Мама тогда сказала мне: «Бог даст, снова наденешь». Так и случилось, спустя сорок лет.

Однажды в Ленинграде я зашел в действующую церковь. Люди, которые там стояли на службе, произвели на меня очень сильное впечатление. Среди них было много молодежи и мужчин примерно моего возраста, по виду образованных, привыкших все делать осознанно. Я тогда, к слову сказать, увидел, как прихожане целуют руку священнику, и сказал себе, что никогда этого делать не стану. И представить себе не мог, насколько это неумно – так думать.

Вскоре после этой командировки в Ленинград я купил у знакомого «Новый Завет». Книга меня поразила тем, что над одним ее стихом можно неделю думать, мыслей и вопросов рождается больше, чем если газету прочтешь от корки до корки. И кроме того, я же по образованию механик. Привык все додумывать до конца. Я себе много вопросов задал тогда. Потом начали едва ли не случайно попадаться мне книги святых отцов. И как ни открою, так найду ответ на один из моих вопросов. Бог очень сильно заботится о человеке, который ищет веры. Ты какое-то время, пока не окрепнешь, почти физически ощущаешь Его присутствие рядом.

– Как отнеслись окружающие к произошедшей в вас перемене?

– По-разному. Во-первых, я, как неофит-новообращенец, был несносен поначалу. Нашел для себя в вере такую сокровищницу, что стремился с каждым поделиться. Некоторые знакомые меня даже избегать начали. Но в принципе христианству сегодня людям противопоставить нечего, и это многих с нами, верующими, примиряет. Со мной был такой случай, когда я еще в Совмине работал. Человек двенадцать нас, мужиков, послали на сенокос. Все люди с высшим образованием, в том числе с высшим партийным. Разговорились. Вначале они всё, что я говорил им, воспринимали в штыки. Но чем дальше, тем больше иссякали их аргументы, со времен партшколы не обновлявшиеся, а самостоятельно размышлять о такой ерунде, как атеизм, русский человек, пожалуй, не умеет. Я же с каждым их вопросом становился сильнее. Мне в радость было думать. Все прочитанное всплывало в памяти к месту. Со мной так бывает, когда я спокоен. Стоит выйти из себя, и Бог тебя оставляет – двух слов по-настоящему связать не можешь. Понемногу мужики начали с православием примиряться, вопросы задавать уже благожелательные, и вот через неделю, когда пришло время прощаться, решаем – Бог есть.

– Долго вы проработали в Совмине?

– Четыре года. Кое-чему я там, несомненно, научился, но в принципе мой отдел промышленности был лишен всех рычагов управления, и это труд специалистов обессмысливало. В конце концов такое положение мне надоело, и я перешел на профсоюзную работу, но и там задержался лишь на несколько лет. Хотелось заняться чем-то по-настоящему толковым. В конце 93-го года мне предложили работать с инвалидами. Хотел организовать инвалидные артели, чтобы эти люди могли сами себя обеспечивать. Но, к сожалению, ничего из моей затеи не вышло. Инвалиды, с которыми я встретился, сказали мне, что не работать хотят, а получать и распределять подарки.

– И много им дарили тогда?

– Да нет, не очень, но у нас уже давно преобладает точка зрения, что подаренное лучше заработанного. Этой иллюзией живут не только инвалиды, но и в той или иной мере вся страна.

Так вот. После того как у меня не получилось помочь инвалидам, я остался без работы. А незадолго до этого съездил в леспромхоз, где когда-то работал главным механиком, за дровами и увидел, какой там развал. Люди, имея золотые руки, ходили потерянные, словно военнопленные. И вот в новогоднюю ночь, сразу после боя курантов, звонит из леспромхоза приятель: приезжай, говорит, с нами отпразднуешь. Приехал я к ним, а они мне и предлагают выставить свою кандидатуру на выборах нового директора. Я согласился. Составил программу, в которой написал, что главное сейчас – с Божьей помощью создать в коллективе творческую обстановку, то есть вывести людей из состояния депрессии. В заявлении написал, что я верующий. Знакомая, которая присутствовала на выборах наблюдателем от районной администрации, сказала мне, что зря я в программе Бога помянул, не поймут люди. Но люди поняли. Когда выборы закончились и я обошел по числу голосов шестерых других кандидатов, ко мне многие подходили и говорили: «С Богом, Григорьевич».

Пригласили мы отца Питирима, он освятил хозяйство. Но положение леспромхоза было отчаянным. В первые же дни я подсчитал с точностью до недели время, когда наши долги превысят сумму, которую нам должны. Но больше всего меня потряс факт, что наши долги растут тем быстрее, чем больше мы работаем. Дело в том, что цены на электричество, горючее, железную дорогу росли у нас быстрее цены на лес и в какой-то момент расходы лесорубов превысили их доходы. Нынче для того, чтобы срубить леса на миллион рублей и вывезти его, мы должны потратить миллион двести тысяч – цифры эти, конечно, условны, но в целом арифметика здесь проста, как удар дубиной по голове.

Что делать?

Я сначала бился как рыба об лед, даже в больницу попал, а потом прочел у пророка Исайи: «Сила твоя – сидеть спокойно», – и только тогда пришел в себя. Понял, что надо с мыслями о процветании расстаться до лучших времен. Главное – притормозить чуток, сохраниться. А начнем реформироваться, увольнять людей, то прогорим на месяц позже, но так, что уже никогда потом не поднимемся.

Не все, конечно, меня поняли. Нас ведь семьдесят лет ориентировали на успех во всем. Мы потерпели столь тяжелое поражение в начале Отечественной войны именно потому, что после революции разучились отступать. И вот в наше время эта ситуация повторилась.

Весной нынешнего года леспромхоз был признан банкротом. То, что такой исход неизбежен, я предполагал давно и стратегию старался строить с учетом этого. В целом она оказалась правильной. Сейчас меня (по закону о банкротстве) отстранили от руководства, но облегчили для хозяйства налоговое бремя на время выхода из тупика, предоставили какие-то льготы. Можно работать, и есть с чем работать. Я полностью удовлетворен тем, что сдал новому управляющему не руины прежнего производства, а жизнеспособное хозяйство. Удалось сохранить кадры, купить кое-какую технику и так далее.

– Много ли христиан было в вашем леспромхозе?

– Нет, хоть второй раз Стефану приходи. Священников мало, церквей. Большая часть республики фактически отдана на откуп сектам. Дотянулись и до нашего хозяйства баптисты. Реагировали они на меня очень странно. Смотрю, одна женщина увольняется, вторая. Пытаюсь выяснить, в чем дело – не отвечают, а только поглядывают странно так. Наконец узнаю, в чем дело. Оказывается, им кто-то продул уши разговорами, что я, как православный, должен баптистов преследовать и что лучше им уносить ноги, пока не поздно. Леспромхозы баптистских командиров сильно интересуют. Несколько лет назад Павел Кобзарь пришел на совет директоров, где собрались руководители лесного хозяйства Коми, и сказал: «Каждый руководитель должен быть порядочным, порядочный руководитель должен иметь Библию». Хорошее начало. Только за каждую Библию он попросил ни много ни мало, а по пятьсот кубометров леса. На строительство центра, покупку органа в Бельгии и так далее. Лес ему тогда дали, кто больше, кто меньше, директора наши тогда ведь не понимали, что Кобзарь не православный, они в этих тонкостях не разбирались. Надеялись: придут христиане в леспромхозы – люди меньше пить станут. Пришли. Сейчас Кобзарь лесовозами торгует, руку он в коми лес так глубоко засунул, что уже не оттащишь.

– А православной общиной вы стали заниматься после леспромхоза?

– Нет, еще летом прошлого года я прочел в «Огнях Вычегды», что Эжве нужен храм. А через несколько дней подошел ко мне ныне покойный Александр Александрович Вахнин, журналист, и говорит, что нужен какой-то отклик на эту публикацию. Я подумал и дал объявление в газете с предложением эжвинским христианам собраться в такое-то время на крыльце кинотеатра «Горизонт». Пришло человек сорок, несмотря на дождь. Чтобы укрыться от дождя, зашли все вместе в фойе «Горизонта». Администрация кинотеатра возмутилась, и мы позвонили мэру Владимиру Михайловичу Ушакову. Он вскоре подъехал, и с ним сразу удалось найти общий язык. Ушаков общине очень помог. На следующую встречу пришло уже шестьдесят человек. Скоро начнем строить часовню, а потом и храм. На городском совете для храма недавно выделили место. Надеюсь, что мне там, на стройке, место найдется.

Все, чем я прежде занимался, было в большей или меньшей степени нужно людям. Но я чувствовал, что строю дома на песке, что не для этого я на свет родился. Самая благодарная работа сегодня – строить церкви. Это единственное, что не обесценивается.

Записал Г. ДОНАРОВ (Владимир Григорян)

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска