Из каменного плена

С чего начинается эта история? Перед наступлением Великой смуты на Руси, ещё в царствование Иоанна Васильевича Грозного, было знамение – страшный пожар 23 июня 1579 года, уничтоживший весь посад в Казани. После пожара дочери казанского стрельца Матрёне явилась во сне Богородица. Она указала место на пепелище, где 8 июля и откопали облечённую в ветхое вишнёвое сукно икону. Сама икона – таких ещё не было на Руси! – была необычной, и вся она «чудно сияла светлостью». Так явился русскому народу Казанский образ Божией Матери, перед которым молились о прекращении Смуты и с которым ополчение Минина и Пожарского шло освобождать Москву от иноземцев. После 1612 года к иконе пришла всенародная слава,  начинается настоящее шествие чудотворных списков Казанской иконы Божией Матери по всей стране. Один из них появился и в русской крепости Орешек. Необычен он был размерами. Если прочие списки и сам оригинал были от 5 до 12 вершков в длину, то этот – в 1 аршин  7,5 вершка (104,46 см). Наверное, из-за размеров икону и не сумели вывезти с острова, перед тем как остров вместе с крепостью Орешек захватили шведы.

Произошло это 12 мая 1612 года. Так получилось, что Смуту наш народ преодолеть сумел, спас государство от иноземного порабощения, но потерял выход к Балтийскому морю, на страже которого и стояла крепость Орешек. Что же произошло с Казанским списком иконы? Защитники Орешка замуровали её в стену крепостного храма. Так они, по слову последнего дореволюционного настоятеля шлиссельбургского храма протоиерея Иоанна Флоринского, сумели «предохранить драгоценный образ Небесной Владычицы от поругания иноплеменных, твёрдо веря, что Царица Небесная Сама освободит Свой образ от временного заточения и возвратит принадлежащий Ей храм и покровитель-ствуемую Ею древнерусскую область в руки православных».

В октябре 1702 года русские полки подступили к Орешку, который шведы переименовали в Нотебург. Подготовка к штурму была проведена тщательная, но стеснённые на полоске земли между крепостными стенами и водой русские всё равно несли огромные потери. Тем временем шведы развернули орудия и начали бить напрямую. И был момент, когда заколебался Пётр I и даже послал на остров офицера с приказом командиру штурмующего отряда подполковнику Семёновского полка Михаилу Голицыну отступить.

А. Е. Коцебу. Штурм крепости Нотебург 11 октября 1702 года

– Скажи царю, что теперь я уже не его, а Божий, – ответил посыльному Голицын и, взобравшись на плечи солдата, стоящего на верху лестницы, залез в пролом.

Долго длился кровопролитный бой, и шведы не выдержали. В пятом часу дня комендант Густав Вильгельм фон Шлиппенбах велел ударить в барабаны, что означало сдачу крепости.

Зарисовка коменданта Нотебурга полковника Густава Вильгельма фон Шлиппенбаха. Штурм крепости в октябре 1702 года

Позже его собирались судить в Швеции за предательство, сомневаясь, что русские смогли своими силами взять неприступную крепость. Всё произошедшее было похоже на чудо, что сознавал и сам Пётр I. Фёдору Апраксину он писал: «Истинно вашей милости объявляю, что чрез всякое мнение человеческое сие учинено и только единому Богу в честь и чуду приписать».

Это слова русского царя. Когда караульный солдат увидел во взятой крепости замерцавший из-под кирпичной кладки свет Казанской иконы Божией Матери, он смотрел глазами русского солдата. И явственно было явлено и царю, и солдату, как смыкаются эпохи…

Но что было дальше? Касательно Шлиссельбургской находки – сохранились только глухие упоминания о распоряжении царя поместить обретённую икону в крепостной часовне. Почему же Пётр I не пожелал придать должного государственного статуса чудесному обретению иконы Казанской Божией Матери в Шлиссельбурге?

Произошло это, возможно, потому, что взявший Нотебург Пётр I считал, что он не освобождает, а завоёвывает эти земли. Разница незначительная, если говорить о результате военной кампании, но чрезвычайно существенная, если вернуться к духовному смыслу войны, которая велась тогда на берегах Невы.

Потом стали говорить, что Пётр I прорубил окно в Европу. На самом деле окно в Европу здесь было всегда, и требовалось только отодрать старые шведские доски, которыми это окно было заколочено. Но Пётр всё делал сам, и даже когда он совершал то, что было предопределено всем ходом русской истории, он действовал так, как будто никакой истории не было до него и вся она – это болезнь всех реформаторов в нашей стране! – только при нём и начинается.

На переломе

Шлиссельбургская икона Казанской Божией Матери так и осталась в крепости. Между тем из-за многочисленных чудес началось её народное почитание. Особенно это ощущалось 8 июля по старому стилю, на праздник явления иконы из каменной стены. В предшествующее празднику воскресенье Шлиссельбургскую икону с крестным ходом выносили из Иоанно-Предтеченского собора и на лодках переплавляли через Неву, а затем устанавливали в часовне Благовещенского собора, которую стали называть часовней иконы Казанской Божией Матери. В царствование Александра III про Шлиссельбургскую икону вспомнили и в царском дворце. В 1883-1884 годах здесь побывали государь, императрица, великие князья и молились перед ней. В 1890 году «для удобнейшего помещения богомольцев» крепостную часовню расширили, и в ней пребывала святыня.

А страна тем временем скатывалась к новой, более страшной смуте. И снова было знамение. 29 июня 1904 года в Казани в час ночи из летнего храма при Богородицком женском монастыре украли одну из главнейших русских святынь. Кражу совершили профессиональный церковный вор Варфоломей Стоян, называвшийся Чайкиным, и его подельник, карманник Ананий Комов. В ту же ночь на окраине Казани на Кирпично-Заводской улице, где Стоян-Чайкин арендовал целый этаж дома, был разрублен топором первообраз чудотворной иконы Казанской Божией Матери, чтобы побыстрее отделить от неё драгоценные камни и золото.

Расследование преступления было проведено оперативно. Важные показания дала девятилетняя Евгения Кучерова. Она показала, что накануне кражи Чайкин вместе с Ананием Комовым уходили поздно вечером из дома. Каждый имел при себе шпалеру (револьвер). Утром девочка проснулась на рассвете и увидела, как отчим рубит секачом икону Спасителя, а Комов – топором икону Казанской Божией Матери. Разрубленные куски иконы были сложены в железную печь, после чего бабушка (Елена Шиллинг) зажгла огонь… От дыма она вытирала рукавом глаза, и это не понравилось Чайкину.

– Мамаша у нас сегодня плаксивая, – сказал он Комову.

Читаешь эти показания и вспоминаешь сон, приснившийся в 1579 году дочери казанского стрельца Матроне. Прекрасным в этом сне был лик Богородицы, но дышал пламенем.

– От иконы исходило пламя и прямо на меня, будто готовое сжечь… И голос я слышала… – Матрёна наморщила лоб и повторила, стараясь не пропустить и не перепутать ни одного слова: – «Если ты… не поведаешь… глаголов Моих… то Я… явлюсь в другом месте…»

Сверстница Матроны, Евгения Кучерова, через 325 лет воочию увидела это ужасное пламя. Оцепенев, смотрела она, как режет отчим сияющие драгоценными камнями ризы. Потом подняла с полу откатившийся камешек с Казанской иконы Божией Матери и зажала его в кулачке.

Тем же летом произошло долгожданное для России событие. 30 июля 1904 года родился наследник престола, царевич Алексей. «Когда я буду царём, – скажет он своему наставнику, – в России не будет бедных и несчастных». Но мы знаем, что ненавистники России помешали стать царём этому долгожданному царевичу, родившемуся – увы! – после того, как святотатцами уничтожена была великая святыня России.

Странно и как-то обречённо переплетаются между собою даты тех событий…

Слушание дела в Казанском окружном суде происходило в дни, когда японцы пошли на четвёртый штурм Порт-Артура. Вор Стоян-Чайкин рассказывал на суде, как сжигали они иконы. Он говорил это и «суетливо, с гримасами всматривался в публику» своими «наглыми до дерзости глазами». Строчили в записных книжках газетные репортёры. Присяжные заседатели, позёвывая, слушали «клюквенника», уничтожившего одну из главнейших святынь нашей страны. Согласно их вердикту, Варфоломей Стоян получил за своё преступление 12 лет каторги, Ананий Комов – 10 лет каторжных работ. В день оглашения этого вердикта японцам удалось овладеть господствующей над Порт-Артуром высотой, и они начали вести прицельный огонь по русским военным кораблям, стоящим на рейде… После сожжения Казанской иконы Божией Матери начинаются и самые тяжёлые поражения русско-японской войны, и Кровавое воскресенье, и вся революционная смута.

«Полубес» в тюрьме

К тому времени русская крепость Орешек давно уже была превращена в тюрьму. Свой век здесь коротали не только грабители и убийцы, но и осуждённые революционеры-народовольцы. Однажды сюда привезли нового «вечника» – Варфоломея Стояна-Чайкина.

Вор Стоян (Чайкин) с сожительницей

После приговора суда в Казани церковный вор отбывал наказание в мариупольской тюрьме, но вскоре бежал оттуда «посредством подкопа». Считается, что он принимал участие и в революционной смуте, укрывая бунтовщиков и занимаясь вместе с ними грабежами и налётами. После завершения смуты 1905 года Варфоломей Стоян был схвачен при подстроенном полицией фиктивном ограблении ювелирного магазина в Ярославле. Его снова судили, и теперь он был помещён в Шлиссельбургскую крепость на пожизненную каторгу.

По свидетельству И. П. Вороницына, «Чайкин, желая добиться воли, написал о том, что подлинную икону он не сжёг, как утверждал это сначала и как, несомненно правдиво, рассказывал это потом и нам, а спрятал в одном ему доступном тайнике, откуда он соглашался извлечь её и дать в руки верующим, если ему будет гарантировано помилование. И вот началось посещение Чайкина разными духовными и светскими начальниками, поведшими с ним торг…»

Потом Варфоломей Стоян отказался от своего заявления, объявив, что похищенная икона сожжена, но Прогнаевский просто не мог уразуметь, как это профессиональный церковный вор решился сжечь икону, зная, что староверы (и не только староверы!) заплатят ему за чудотворный образ гораздо больше, чем стоят все содранные с иконы драгоценные камни.

– Зачем? – спросил жандармский подполковник. – Ведь вы могли получить огромные деньги за икону!

Ответ прозвучал как будто из романа Ф. М. Достоевского «Бесы».

– Я хотел узнать, господин начальник, действительно ли икона чудотворная, – цепко глядя на полковника, сказал Варфоломей Стоян. – Если Бог есть, Он не даст её уничтожить, а меня разорвёт в куски. А если даст, то и Бога нет. Видите, как я сумел доказать небытие Божие!

Какие силы помогали вершить чёрные дела этому человеку? Бывший анархист В. А. Симонович с нескрываемым восхищением писал о Варфоломее Стояне: «Бежал он с Сахалина, из разных губернских тюрем… Один раз, будучи вызван следователем на допрос и видя, что надзиратель отвернулся, он снял с вешалки и надел на себя пальто и фуражку следователя и как ни в чём не бывало направился к калитке. Привратник, приняв Чайкина за следователя, взял под козырёк и выпустил его на свободу».

В Шлиссельбургской крепости на дверь его одиночки повесили два замка, ключи от которых хранились в конторе, а ключ от форточки, через которую передавали пищу, находился у старшего надзирателя, присутствовавшего при её раздаче. На прогулку и в баню Чайкина водили одного. Как вспоминал Симонович, в изоляции «постепенно, незаметно для самого себя, Чайкин таял». Если бы он прожил ещё три года, до февраля 1917-го, то, вероятно, оказался бы среди бандитов, заполнивших тогда улицы Шлиссельбурга. И кто знает, не потянуло ли бы его снова «доказывать небытие Божие», нацелившись на Шлиссельбургский чудотворный образ Казанской иконы Божией Матери, который всё это время пребывал там.

Говорят, что перед смертью Варфоломей Стоян, подобно повешенным в Шлиссельбурге бомбометателям, отказался от исповеди и причастия.

Из огня в землю?

Шлиссельбургская икона Казанской Божией Матери уцелела и после пожара, который устроили на острове в феврале 1917 года освобождённые из тюрьмы бандиты. Последнее письменное упоминание о святыне мне удалось найти в дневнике Ивана Павловича Ювачёва, видевшего чудотворный образ 15 (28) июля 1930 года. В своё время Ювачёв был народовольцем, сидел в заключении в Шлиссельбургской крепости, где, возможно, и обрёл веру в Бога, вернувшись к православным ценностям. Он, кстати, был отцом Даниила Хармса и тоже неплохие рассказы писал. В те, 30-е, годы он изучал иконографию Божией Матери и в Шлиссельбург из Ленинграда ездил, чтобы посмотреть на список Казанской иконы.

Позолоченная риза с жемчугом и драгоценными камнями давно уже была содрана с неё, а саму икону, чтобы спасти её от дальнейшего поругания, перевезли в часовню деревни Марьино. Сейчас это поселение слилось с городом Кировском, а тогда, во время войны, находилось невдалеке от юго-западной окраины Шлиссельбурга.

О дальнейшей судьбе иконы известно со слов жительницы Кировска Зои Сергеевны Уваровой, которой в начале войны было восемь лет. Она запомнила, как крёстная подталкивала её в часовне к иконе, показавшейся ей просто тёмной доской. Запомнила она и артналёт, который начался 21 ноября 1941 года, в Михайлов день. Загорелись тогда дома Марьино, загорелась и часовня, где находилась чудотворная икона.

Крёстная вместе с матерью Зои Сергеевны вытащила икону из горящей часовни и спрятала её на огороде. Вскоре после артналёта немцы выгнали всех жителей из дома и погнали копать траншеи. Жили в землянке, сооружённой в воронке от снаряда, на берегу ручья, километрах в пяти от своего дома в Марьино, который немцы уже раскатали на сооружение блиндажа.

Сейчас хотя уже и миновало семьдесят лет после войны, но окрестности Шлиссельбурга сильно напоминают военную пору. Рядом с тем местом, где находились землянки, – заброшенный посёлок. Там двухэтажная хрущоба с выбитыми стёклами и вывеска: «Пейнтбол. Клуб “Блокада”». Тут и жила со своей матерью и крёстной восьмилетняя Зоя Сергеевна Уварова.

Теперь здесь вокруг могилы. Возле одной Зоя Сергеевна остановилась.

– Соседские ребята тут похоронены, – сказала она. – Отравились тогда в войну…

– Отравились?!

– Ага… Немцы крыс у себя в блиндаже травили, а они поймали отравленную крысу и съели.

На Рождество крёстная уговорила мать пойти забрать спрятанную на огороде икону.

Зоя Сергеевна запомнила, что возвращались они – везли икону на санках – уже в темноте, когда наступил комендантский час.

Вообще-то в самом Шлиссельбурге вечером и ночью никто не имел права показываться на дороге. В жителей, задержавшихся после установленного часа, стреляли без предупреждения. Известна история жительницы Шлиссельбурга Кузнецовой, которая шла от своей соседки на шесть минут позднее, чем полагалось. «Руки вверх!» – скомандовал патруль, подошёл к женщине и ударом приклада сбил её с ног. Спустя несколько часов в квартиру Кузнецовых явились гестаповцы. Они увели женщину с малолетними детьми в комендатуру. Через час вся семья была расстреляна.

Об этом и мать, и крёстная знали, но деваться было некуда. Они тащили санки с иконой мимо немецких постов, мимо лающих овчарок.

Зоя Сергеевна запомнила и немецких овчарок, и самих немцев с автоматами, и оглушительный страх, когда немцы направляли свои фонари на них, но – странно! – так и не остановили, словно и не видели их.

Что это, если не чудо? Икона вместе с двумя женщинами и девочкой-ребёнком невидимо прошла мимо всех немецких патрулей с овчарками. Потом икона стояла в землянке.

Я слушал бесхитростный рассказ Зои Сергеевны, стоящей у могильной оградки, за которой лежали съевшие отравленную немцами крысу дети, и думал о том, что, и уходя в землю икона, явившаяся из церковной стены в горящей шлиссельбургской крепости, продолжала творить великие чудеса.

А потом, как рассказала Зоя Сергеевна, всех их посадили в вагоны, в которых возили торф, и повезли в Псков. Здесь, в концлагере, они и дождались конца войны, а когда вернулись назад, от землянок, в которых они жили, остались только руины. Иконы нигде не было.

Более упоминаний о Шлиссельбургском образе Казанской иконы Божией Матери обнаружить пока не удаётся.

Возникшая из огня Казанская икона Божьей Матери в огонь и ушла, разойдясь по десяткам чудотворных списков… Шлиссельбургский список возник из каменной стены и исчезает в убогой военной землянке, но – кто знает! – может быть, и он возвратится из какого-то, пока ещё неведомого нам, укровища.

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска