Вечером 13 октября со здания на Захарьевской улице в центре Санкт-Петербурга сняли памятную доску финскому фельдмаршалу Маннергейму. Отныне она – экспонат Музея Первой мировой войны в Царском Селе. Как сообщило Российское военно-историческое общество (инициатор установки), «мемориальный знак Карлу Маннергейму будет храниться в Ратной палате без реставрации, как символ исторических споров в современном российском обществе».

Изуродованная памятная доска Маннергейму

Напомню: доска была установлена 16 июня на месте бывших казарм Кавалергардского полка, где Маннергейм служил с 1891 года по 1897-й. Наверно, это был такой жест в сторону соседней Финляндии, где фельдмаршала весьма уважают. Посему мероприятие почтило своим присутствием высокое российское руководство. Глава администрации Президента С. Иванов был не очень убедителен, заявив, что «никто не собирается обелять действия Маннергейма после 1918 года, но до 1918 года он служил России» (Власов до времени тоже служил – и что?). Министр культуры В. Мединский сказал, что возведение памятников героям Первой мировой войны – это попытка «справиться с трагическим расколом в обществе».

Я подумал тогда: беря на себя обязательства «справиться» таким образом, вешая доски, не вызов ли это Богу, нет ли тут желания человеческими усилиями осуществить то, что по силам только Ему и времени? И не получится ли так, что трещина возникнет в другом месте?

Уже вскоре кто-то из петербуржцев попытался через суд потребовать снятие доски Маннергейму. Но суд по формальным основаниям иск проигнорировал (видно, звонка о том, как поступить, не было). В городском комитете по культуре открестились от доски: дескать, документов на её установку в глаза не видели. А «объект культуры», коим стала теперь мемориальная доска, тем временем раз за разом подвергалась атакам: её поливали краской, пытались оторвать, обстреливали. «Нацболы три раза эту доску в различных видах атаковали, последний раз топором, и топор – оружие пролетариата – произвёл впечатление, – с удовлетворением сказал бывший председатель запрещённой национал-большевистской партии писатель Эдуард Лимонов. – Народу такие вещи далеко не безразличны. Люди почувствовали свою силу…»

Об истории с доской «Вера», как и многие СМИ, рассказывала, выражая своё несогласие с установкой памятника одному из организаторов блокады Ленинграда. Но ведь это были всего лишь слова, власть их по привычке не услышала. Прав Лимонов – топор оказался действенней. Признаюсь, после вылазок «леваков» против доски Маннергейма меня не раз охватывало злорадство: вот, не посоветовались власти с народом  – и получили! «Да, способы выражения протеста не слишком корректные, – уговаривал я себя, – но ведь иных в нашей стране просто нет. Не надеяться же, в самом деле, на наше правосудие…»

Но потом мне на глаза попалась увеличенная фотография этой многострадальной доски. А на ней, на барельефе фельдмаршала, – две таких аккуратных дырки от пуль: одна на лбу, другая на виске. И стало мне как-то не по себе, что-то это напомнило…

А тут подкатило другое событие: 12 ноября после долгих согласований с властями Петербурга по адресу: ул. Большая Зеленина, 3, устанавливали мемориальную доску Александру Колчаку. В это же самое время напротив митинговали коммунисты с лозунгами «Колчак – военный преступник», ссылаясь на решение военного суда ЗабВО 1999 года, признавшего Колчака «не подлежащим реабилитации». Но не буду опять о наших судах…

Церемония официального открытия была намечена на 16 ноября (день рождения Колчака), но её пришлось отменить, потому что буквально через день после установки памятная доска была закрашена из пульверизатора.

И опять: что-то мне это напомнило… Ну конечно! – точно так же, из баллончика, только не чёрной, а красной краской, осквернили недавно памятник князю Владимиру в Киеве – на монументе нарисовали свастику. Подумалось: а если наши «леваки» сумеют повторить «подвиг» украинских негодяев и тоже что-нибудь начертают на недавно воздвигнутом монументе князю Владимиру возле Кремля? Вот позор-то будет…

Координатор историко-культурного центра «Белое дело» Олег Шевцов (инициатор установки доски Колчаку) уязвлённо прокомментировал: «Мы десятки лет законным путём пытаемся переименовать улицы… Увековечение Ленина, Сталина, Дзержинского, Урицкого оскорбляет наши чувства, но мы отстаиваем свою точку зрения законными способами. И вот появляются люди, которые всё крушат и ломают. Человек с молотком или баллончиком краски перечёркивает все наши гражданские усилия».

Памятная доска Колчаку во Владивостоке

Интересно, что памятные доски Колчаку – учёному, первооткрывателю-полярнику, флотоводцу – уже установлены во Владивостоке, в Екатеринбурге, даже в Петербурге есть, на здании военно-морской академии. Но только сейчас это вызвало такой резонанс. Не «вдруг», думается. Значение, как правило,  имеет не событие само по себе, а то, как его воспринимают окружающие. И видимо, что-то изменилось в обществе, где-то в глубине начала сотрясаться и разогреваться земля… Пока в одном месте происходят неуклюжие попытки склеить «трагический раскол», в другом – является та трещина, через которую в общество проникают ядовитые миазмы из самых глубин ада. Именно войной с памятниками и храмами, которые суть тоже памятники, тестируются будущие провокации против общества, влекущие затем его распад. Русская революция начала погромы задолго до вандального ленинского декрета «О памятниках Республики»: ещё в марте 1917-го были уничтожены памятники Столыпину в столице и Екатерине в Екатеринославе…

На днях председатель комитета по культуре Госдумы С. Говорухин сообщил, что работает над законом, вводящим наказание за вандализм в отношении произведений искусства: от 100 до 500 тыс. рублей, до 2 лет обязательных работ или 15 суток ареста, а при значительном ущербе и «уголовка»… «Вандалы боятся только одного – строгого наказания», – сказал Говорухин.

Это, конечно, не так – многие наказания не боятся, потому что «идейные». Как не боялись в своё время нечаевцы, как не боятся исламисты… Но законодателя можно понять: в его руках нет других инструментов.

Вспоминается мне сценка из дневника Питирима Сорокина. Весной 1917-го он шёл по той самой Петроградской стороне, где почти через сто лет будет осквернена памятная доска Колчаку, мимо дома Кшесинской, и увидел, как с балкона ораторствует Ленин. «Хоть он и слабый оратор и отталкивающая личность, мне кажется, он далеко пойдёт. Почему? Он полон решимости дать волю всему насильственному, преступному, непристойному, что в сегодняшних деморализующих обстоятельствах пока ещё сдерживается в толпе… Громкая речь всегда вызывает живой отклик. Именно сейчас это Евангелие для преступников, лентяев, грабителей, паразитов и всех неуравновешенных голов. Действительно, Ленин хорошо знает, что кратчайший путь к его цели лежит в пробуждении самых низменных чувств, самых низких звериных инстинктов не думающей массы… Эти люди, я уверен, предвещают ужасные вещи. Если бы я был Правительством, я бы арестовал их без колебаний. Если необходимо – я бы казнил их, чтобы предотвратить ужасную катастрофу, в которую они планируют окунуть страну… Послушав Ленина в течение почти часа, я перешёл через Троицкий мост. День был прекрасный: ярко светило солнце, и Нева отражала безоблачное небо. Но душа моя была полна тёмных предчувствий».

Оглавление выпуска     Следующая публикация →