Естественное направление

Русское духовенство на партизанских тропах

Священник Фёдор Пузанов получает боевую награду

Обычная фотография: награждение партизана. Командир в кубанке прикрепляет к его тулупу ярко блестящую медаль. Вот только священнический крест на груди бойца заставляет усомниться в том, что это наша, а не параллельная реальность.

Но нет, всё-таки наша, а человека на фотографии зовут отец Фёдор Пузанов. Он был одним из сотен православных священников, которые во время вой-ны боролись с фашизмом. Почти все прошли после революции через лагеря, поношения, на их глазах гибли храмы. Когда вторгся враг, кто-то из батюшек прятал раненых, другие помогали партизанам едой и одеждой, иные стали разведчиками. У них был большой опыт жизни в подполье, полученный в 30-е годы. Пригодился там, где не чаяли.

Почему они защищали страну, которая желала им смерти? Ничего нового. Так же относились к своей земле римские христиане во время самых лютых гонений. У христианина простое отношение к людям и простое – к родине: любовь.

ОТЦЫ И ВОЙНА

Отец Георгий Писанко в 41-м был призван в армию как ограниченно годный. Рыл окопы, потом был бой, однако строевой ты или нет, неважно – сражайся. Попал в плен, дважды бежал, второй раз удачно. Однажды жители Звенигородки Черкасской области увидели на расклеенных немцами объявлениях знакомое лицо. Немцы обещали за помощь в поимке священника

10 тысяч марок.

О настоятеле церкви в Старом Селе Ровенской области отце Николае Пыжевиче рассказал его друг – протоиерей Косьма Раина, белорусский партизан. С первых недель войны отец Николай с женой и дочками помогали раненым красноармейцам, потом партизанам. В сентябре 1943-го за ним пришли. Батюшка выпрыгнул в окно и успел добежать до леса, когда увидел, что каратели обкладывают соломой и заколачивают досками его дом. Там оставались матушка и пять его девочек. «Я здесь! Меня берите, Богом прошу, детей пожалейте…» – кричал он на бегу. Но дом уже горел, а священник был убит во дворе – так и ушли на Небо всей семьёй. Поведавший об этом отец Косьма, судя по боевым медалям и орденам на портретном снимке, тоже был не робкого десятка. Для сына флотского священника, погибшего при обороне Порт-Артура, это естественно.

Священника Петра Бацяна, настоятеля храма в деревне Кобыльники Мядельского района Вилейской области, арестовали за помощь евреям. В тюрьме травили собаками, пахали на нём тюремный огород, запрягая в плуг, пока не умер. В селе Ящерово Гатчинского района были расстреляны за антигерманскую агитацию оба священника местной церкви. Даже имена их трудно найти.

Псковский священник Мефодий Белов провожает в партизанский отряд дочь – разведчицу Руфину

Псковский священник Мефодий Белов
провожает в партизанский отряд дочь – разведчицу Руфину

Осталась фотография, где прощается с дочерью Руфиной отец Мефодий Белов. Оба они были разведчиками, только дочь в партизанском отряде, а батюшка – в подполье. Он служил настоятелем видонской церкви в Уторгошском районе Ленинградской области. Во время выполнения задания на станции Дно отец Мефодий был схвачен фашистами и расстрелян после пыток.

«Я, СВЯЩЕННИК»

Поэтому судьба подпольщика отца Фёдора Пузанова не уникальна, просто мне о нём больше известно, чем о других.

Родился в 1888 году в Самарской губернии, в семье псаломщика. Стал героем Первой мировой, о чём свидетельствуют три его Георгиевских креста – 2-й, 3-й, 4-й степеней – и Георгиевская медаль 2-й степени. Был четырежды ранен, три года провёл в плену, в Гражданскую воевал на стороне Красной армии. Биографии той эпохи полны неожиданностей.

Ни красноармейское прошлое, ни образование – два класса земской школы – не располагали к рукоположению Пузанова. Батюшка до конца жизни писал с ошибками, ужасно раздражая куда более грамотных протоиереев. Но нужда в священниках была после революции слишком велика, ведь иные были убиты, другие отреклись от сана или перешли к обновленцам, третьи были отправлены в ссылку и лагеря. Хотя желающих встать на смену мученикам и исповедникам было немало, но многие из простецов. Вот и отец Фёдор был таким. В 1923 году стал диаконом, в 1926-м – иереем, спустя два года арестован, как можно было и ожидать, получил три года лагерей на Нижнем Урале. После освобождения был рабочим в городе Чудово Новгородской области. Неизвестно, священнодействовал ли. Открытых храмов тогда осталось совсем мало, поэтому тысячи пастырей, которых не успели убить, служили тайно.

В апреле 1942-го отец Фёдор стал настоятелем храма села Хохловы Горки Порховского района Псковской области. Не так давно новгородский краевед Анатолий Иванович Григорьев, спасая материалы ликвидируемых школьных и сельских музеев, обнаружил потрёпанную тетрадку с записками батюшки:

«Во время немецкой оккупации германцы заняли Псковскую область: Порхов. Чудово, Новгород… (названная территория входила в состав единой Ленинградской области. – Ред.). Партизанские отряды были в этих районах – 10-я бригада и 5-я. В 5-й бригаде командиром был Карицкий, а командиры отрядов – Егоров, Чубыкин, Зеленцов, Торокан – св. начальник. Начальник разведки – Ф. П. Кирдянкин, начальник политотдела С. Степанов.

Храм Грузинской иконы Божией Матери, что в селе Хохловы Горки (Богородицкое) Порховского района Псковской области

Храм Грузинской иконы Божией Матери, что в селе Хохловы Горки
(Богородицкое) Порховского района Псковской области

Я, священник Пузанов Ф. Андреевич, служил в Хохловых Горках Псковской области, Порховского района, Дубровенского с/с. Когда немцы заняли указанные районы, появились новгородские партизаны. Вышеуказанные лица, командиры, стали приходить ночью ко мне на квартиру, задавать вопросы: “Фёдор Андреевич, за кого вы должны идти в защиту? За немцев или за Советскую власть?” Я им объяснил: “Я – русский человек. Своей родине никогда не изменю”. При царизме в 1914 году воевал, был ранен, 4 раза в штыковой бой ходил, имел три ордена Георгиевских. Из плена вернулся в 1918 году. Против Колчака воевал командиром отряда. Когда мне предложили вышеуказанные наши защитники, я дал согласие работать за свою родину, идти на её защиту. Партизанские командиры дали мне задание: разузнать, сколько войск в г. Порхове и какие эшелоны, куда держат направление и с чем.

Я разузнаю, подаю сведения. Наши партизанские отряды минировали железную дорогу и спускали под откос. И очень много было таких случаев. 2-е задание, самое главное. Я партизанам добывал сведения, где более всего находится немцев, в каких деревнях, которые мне были доступны. Немцы меня не подозревали, они священникам доверяли. Я не одного спас коммуниста, также и комсомольца от гибели. Когда немцы стали отступать, весь приход стали гнать (людей) из домов, а постройки жечь. Шёл и я совместно с приходом. Отогнали нас километров на пять. Это они забрали меня и приход для того, чтобы спасти себя от партизан. Отвели до деревни Вяски. Я спросил у немца, что будет с этими людьми. Этот немец был эстонцем. Он мне объяснил, что были такие случаи: загоняли в сарай и зажигали, а было и – отгонят в сторону и расстреляют. После нашего разговора немного ещё прошли, вдруг останавливают. Немецкий начальник вызывает переводчика. Я когда-то был три года в плену, кой-что уже понимал по-немецки. Слышу, немецкий командир говорит переводчику: “Скажи пастору, т. е. священнику, весь его народ передаётся в распоряжение пастора, пока мы не дойдём до Дубровна”. Это километра три-четыре, а через два километра была большая лощина.

Только немцы скрылись в лощине, я скомандовал: “Братцы! Все за мной! Спасайте себя!” Я побежал вперёд, зная расположение партизан. Молодёжь вся за мной. Старики и старушки – по старой дороге, где гнал нас немец… Весь приход вывел от немца без потерь. Когда пришёл в свой дом, т. е. к церкви, здесь было 17 человек убитых. Я сельчан хохлогорских организовал, и всем поделали гробы, похоронили по-христиански. Однажды хоронили двух командиров, начальник Зеленцов ко мне обратился: “Нужно нам для больных мясо”. И я отдал свою корову. А когда сняли фронт, по распоряжению высшего нашего командования партизанского движения мне возвратили корову, овцу дали и лошадь. Меня взяли с собой в Ленинград и наградили наградой – медалью 2-й степени “Партизану Отечественной войны”. Вот моя биография, за что я награждён. Я работал в партизанах не один – в 5-й бригаде состояли и дети Михаил и Мария. Помогали партизанам в разведке. Они были молодые, мало вызывали подозрения. А старшая дочь Наталья Ф. Пузанова работала медиком в 10-й бригаде. Это знают Захаров, Баранов и другие. Партизан Ф. А. Пузанов 23/64 г.».

Написано это незадолго перед смертью, последовавшей 1965 году.

В записках изложено не всё. Например, батюшка поддерживал детдом, который не успели эвакуировать. Мобилизовал для этого весь приход. Дети его почитали как родного отца.

Забыл он в записках упомянуть и о подвиге, за который, собственно, и получил медаль. В двух километрах от Хохловых Горок стоит деревенька Шилы, где в доме крестьянина Петра Никулина разместился штаб партизанской бригады. Оккупанты что-то заподозрили, и однажды отряд полевой жандармерии окружил дом Никулина. К счастью, там находился в тот момент отец Фёдор. Вышел навстречу со словами:

– Господа! Я не советую заходить вам в этот дом, хозяйка больна тифом. У неё был ваш доктор, если мне не верите, спросите его об этом сами. А я зашёл по просьбе хозяйки, которая хотела исповедаться.

– Typhus, typhus! – забеспокоились немцы и поспешили убраться.

Зайди они в дом, погибли бы не только партизаны, уничтожены были бы за недонесение все жители деревни Шилы.

КРЕПОСТЬ

Крепость в Порхове

Крепость в Порхове

Хохловы Горки входили в состав благочиния, центром которого был городок Порхов. Самый древний храм там – Никольский собор, который находился внутри крепости. Три года назад ему исполнилось 600 лет, а сама крепость была основана по повелению Александра Невского и долго оставалась одной из двенадцати главных на Руси, защищая её от литовских войск.

В годы войны там настоятельствовал отец Павел Студентов. Когда началась война, он восстановил в городе разрушенный богоборцами Благовещенский собор, но это относится к одной стороне его жизни – видимой всем.

Родился батюшка в семье священника в Вологде, где закончил в 1885 году Духовное училище. Служил псаломщиком в Тифлисе. В Петербурге был посвящён в сан диакона епископом Тихоном, будущим Патриархом, причисленным ныне к лику святых. Во иереи в 1919 году батюшку рукоположил другой наш святой – священномученик Вениамин Петроградский. В 1933-м отца Павла выслали из Ленинграда в Псковскую область, а спустя три года определили в Порхов – священником кладбищенской Иоанно-Предтеченской церкви. Неизвестно, чем он не нравился местным властям, но в 1940 году ему было велено оставить службу, якобы за неуплату церковного налога, без права выезда из Порхова и с конфискацией всего личного имущества.

Это знали о нём все, в том числе и немцы. Но было и другое.

Из воспоминаний Полины Фёдоровны Афанасьевской, участницы Порховского подполья: «…Отец Павел прятал у себя в алтаре партизан, когда возникала необходимость». Там же, в храме, хранилось оружие. А ботаническим садом в крепости заведовал глава местного подполья Борис Петрович Калачёв, агроном по специальности. Это был уникальный человек, стараниями которого площадь садов в районе увеличилась за полтора десятка предвоенных лет в девять раз. Знал три иностранных языка, в том числе свободно говорил по-немецки. Жили они с отцом Павлом и ещё одним священником, отцом Михаилом (фамилия неизвестна), внутри крепости, составляя с семьями её гарнизон.

* * *

То был уголок рая среди ада войны. Стараниями Калачёва благоухали в крепости цветники, были посажены деревья, устроены оранжереи с редкими растениями, которые агроном выписывал со всего мира. А над красотой этой плыли церковные песнопения, служилась батюшками литургия. Никому в голову не могло прийти, что крепость стала центром сопротивления, что маленький домик Калачёва и Никольский храм стали явочными квартирами подполья. Среди прочего помогали бежать пленным из концлагеря Dulag-100, где в годы войны погибло 85 тысяч наших солдат.

Один из бывших пленных – Анатолий Ситников – вспомнил, как группа врачей-военнопленных выпросила у немцев разрешение сходить в одно из воскресений в городскую порховскую церковь к обедне:

«В ближайшее воскресенье наша группа из 10 человек, под конвоем переводчика, из санчасти вышла из лагеря и направилась в городскую крепость, в стенах которой в одной части была ботаника (сад), а в другой деревянная церковь (на самом деле каменная, Ситников просто запамятовал. – В. Г.). Мы вошли в церковь, в которой уже шло богослужение. Церковь была полна народу. Пел хор певчих. По окончании обедни отец Михаил, священник, обратился к народу и сказал, что сегодня праздник образу Божьей Матери, что будет служить молебен, и предложил помолиться Божьей Матери, чтобы Она сжалилась над Родиной нашей и чтобы скорее мы дождались мирной жизни… Отец Михаил при встрече в городе спросил, не нуждаемся ли мы в питании. “Конечно, нуждаемся”. Тогда батюшка сказал, чтобы, когда я пойду в церковь, захватил мешок и после богослужения зашёл бы к его попадье, которая даст нам картошки… Картошку мы ели с большим аппетитом – это кушанье было для нас деликатесом».

Отец Михаил был интересным человеком. Когда фашистов прогнали, пришёл в райком партии и сдал гранату, которую держал при себе на случай ареста. К этому времени главы подполья Бориса Петровича Калачёва уже не было в живых. Схватили его в начале 1943-го. В тюрьме он, опасаясь выдать товарищей, раздобыл какие-то ядовитые корешки – в этом он, будучи агрономом, прекрасно разбирался – и покончил с собой. А сад остался, как-то естественно превратившись в церковный.

Отец Павел Студентов

Отец Павел Студентов

Вспоминает Анна Петровна Морозова, 1936 года рождения, жительница г. Порхова: «Я очень хорошо помню отца Павла: рост средний, обыкновенного телосложения. Бросалась в глаза и очень впечатляла его совершенно белая борода. Был необыкновенно добрый, даже тогда, когда мы, дети, любили похулиганить: воровали в страшно голодное лето 1947 года у него в саду яблоки. Но отец Павел не ругался…»

В городе батюшку не просто уважали. Среди местных властей было много прежних подпольщиков и партизан, живы были и сотни спасённых им людей… Это случилось в последние дни пребывания фашистов в Порхове. Как сообщал отец Павел священноначалию, немцы запретили ему служить, требуя бежать вместе с ними:

«Несмотря на их запрещение, осмелился 20 февраля, в воскресенье, совершить Божественную литургию, во время которой явились немцы в храм с ругательством. К вечеру 20 февраля им уже некогда было, стали покидать Порхов. Город стали разрушать и жечь. Сожгли и разрушили весь город, а жителей, которые не успели попрятаться, силком угоняли, угрожая, с собою. Оставшихся жителей г. Порхова – более 300 человек – я укрыл в крепости и своём храме, где молились, томились четверо суток, не выходя из храма. Несколько раз подходили к храму, стращали взорвать и сжечь всех тех, кто находился в храме. Каждый раз, не робея, я отстаивал, умолял, просил пощадить, выставляя, что в храме находятся старики и дети. Господь Бог и Святой Николай Чудотворец сохранил храм и всех находившихся в храме».

Церковь в крепости стала убежищем для остатков населения Порхова. Когда-то её защищали древние русские воины в сияющих доспехах во главе с воеводами. Зимой 44-го Господь обошёлся стареньким священником.

БАЙКИ

Но вернёмся к отцу Фёдору Пузанову. Про него, как я понял, было выдумано немало историй. Первая появилась, возможно, ещё в годы войны: будто бы батюшка, пока был в оккупации, собрал около 500 тысяч рублей, которые передал на Большую землю для создания танковой колонны «Дмитрий Донской». Якобы он и придумал название колонны. Ссылаются при этом на комиссара 3-й партизанской бригады Михаила Воскресенского, который мог перепутать отца Фёдора с каким-то другим священником. Например, отец Мефодий Белов, пока фашисты не казнили его на станции Дно, действительно собирал средства для Фонда обороны.

Другую байку я обнаружил в газете нынешних коммунистов «Сталинградская трибуна». Её автор Иван Барыкин написал об отце Фёдоре, ссылаясь на своего знакомого, 93-летнего Вальтера Шульке, бывшего оберштурмбанфюрера СС. Тот поведал, как нацисты готовились обстреливать Ленинград ракетами «Фау-2». Для этого они оборудовали стартовые площадки в предместьях Пскова, где и обнаружил их отец Фёдор. Доложил куда следует, после чего наша авиация стёрла позиции ракетчиков с лица земли.

Статья называется «Оружие возмездия». Её автор смог меня по-настоящему удивить. Вальтер Шульке – постоянный герой его публикаций, множество секретов Рейха раскрыл он Барыкину в благодарность… Вот тут начинается некоторая путаница. В одной статье журналист сообщил: «В своё время я помог Шульке разыскать могилу его деда, погибшего под Сталинградом. Благодарный немец поведал мне о том, что до сих пор держал в секрете». В другой читаем: «Я помог ему разыскать могилу дяди, погибшего в 1942-м»… разумеется, тоже под Сталинградом. Возможно, у оберштурмбанфюрера осталось на Волгоградской земле очень много родни и после обнаружения очередной могилы он делится с Барыкиным новой тайной. Вот названия нескольких статей, которые появились в результате: «Супербомба для фюрера», «Гитлер остался жив?», «Гиперболоид группенфюрера», «НЛО над Сталинградом» и так далее.

Имя отца Фёдора, как я понял, просто подвернулось Барыкину под руку.

Согласно ещё одной легенде в середине 60-х годах батюшке «исповедовалась женщина, которая во время войны сожительствовала с немцами. И отец Фёдор так перенервничал, что у него случился сердечный приступ. На его могиле поставили крест. Ночью пришли его друзья, партизаны, крест заменили на тумбочку с красной пятиконечной звездой и написали: “Герою-партизану, нашему брату Фёдору”. Утром верующие снова поставили крест. А ночью партизаны вновь его выбросили».

Не устаю изумляться, как далеко иной раз заводит людей воображение.

ПОСЛЕ ВОЙНЫ

Сведения о судьбе отца Фёдора собрал журналист «Известий» Борис Клин, изучив церковные архивы.

В 1944 году батюшка был назначен митрополитом Ленинградским Алексием (Симанским) благочинным шести районов Псковской епархии, но уже в следующем году попал в немилость. Почти всеми делами в Ленинградской епархии (включавшей тогда и Псков, и Новгород) заведовал её управляющий – протоиерей Павел Тарасов. Чем ему не глянулся отец Фёдор – неизвестно, возможно, недостаточной образованностью. После того как владыка Алексий стал Патриархом, его сменил митрополит Григорий (Чуков), и дела отца Фёдора стали совсем плохи. Он писал митрополиту: «Теперь несу от своих собратий позор: укоряют меня в партизанстве. Отец протоиерей Тарасов в 1945 году не раз мне делал такой укор, что партизан нам не нужен, но я не обращал внимания».

Самая неприятная история приключилась в 1947 году, во время визита в СССР митрополита Гор Ливанских Илии (Карама). По словам отца Фёдора, «я был вызван телеграммой в Ленинград и в то время попал на угощение вместе со всеми братьями. Во время беседы много делились священники мнениями, как они переживали голод. И я глупой головой попросил слова, слова мне не дали, и тут же протоиерей Тарасов велел вывести из стола – со мной так и поступили, вытолкали за дверь, подбавив под задницу, – и не велел даже показываться. Эту процедуру все видели».

С советской властью, несмотря на медаль «Партизану Отечественной вой-ны», отношения тоже не заладились. Председатель горсовета Баранов прилюдно заявил ему: «Нам попы не нужны теперь».

Закончилось всё тем, что отец Фёдор оказался на крохотном нищем приходе в селе Молочково Солецкого района Новгородской области. Сейчас там вообще нет своего священника, не прокормиться. Батюшка, однако, служил исправно, на судьбу особо не жаловался. И в Хохловых Горках, и в Молочково о нём по сей день сохранились добрые воспоминания. Скончавшись в 1965 году, упокоился в Молочково и погребён был, со слов журналистки Виктории Бахар, «у стен храма вместе со своей верной и неизменной спутницей жизни Феодосией Фёдоровной, прошедшей вместе с мужем через все испытания».

Земной наградой стали для него, кроме Георгиевских крестов и партизанской медали, несколько сот спасённых жизней. Думается, что и на Небесах у него всё сложилось наилучшим образом.

* * *

Сын батюшки – Михаил – тоже стал священником. Во время войны учился Виленской семинарии, потом попал на фронт, в пехоту. Вспоминал: «Ракету кинут – и “Ура!”. Некогда о смерти подумать, даже помолиться некогда. Бежишь вперёд, и только молнией в мозгу: “Господи, спаси!” На фронте без веры нельзя. И без товарищества тоже. Мы все там были одной семьёй – казахи, грузины, киргизы, армяне, русские. Потому только и победили».

После войны пытался поступить в Ленинградскую духовную семинарию, но не был допущен к экзаменам. Ему велели «очистить помещение», скорее всего из-за опалы, выпавшей неизвестно за что на долю родителя.

В Новгородской области до самой смерти прослужил в Боровичах. Приход был хороший. Митрополит Ленинградский Никодим засомневался, можно ли его туда, раз академия не закончена, но – редчайший случай – назначение одобрил уполномоченный по делам религии, видать, тоже фронтовик: «Да у него две академии кончены: он Родину защищал, когда вы учились».

Несмотря на инсульт и два инфаркта, держался протоиерей Михаил, как и его отец, до последнего. На вопрос, не трудно ли, отвечал: «А священник и должен умереть у престола». Незадолго до смерти у него состоялся разговор с корреспондентом «Новой Новгородской газеты» Татьяной Кульпиновой. Сильно переживал о происходящем со страной:

– Что ж требовать от тех, кого само государство кинуло, как кутят, в воду – выплывайте как хотите или тоните. Вот они и тонут в вине. У нас в церкви кошка жила, а котят её утопили. Сидит на кухне и пищит. Один служка и принёс ей котёночка. Как она к нему кинулась: облизала всего, обласкала. Теперь от него не отходит… Кошка! А тут родители детей бросают, дети от родителей бегут – страшно представить, какая нелюбовь царит в нашем мире!

– И кто победит – вера в Бога или в золото? – спросила его Кульпинова.

 – Этого я не знаю.

– Кажется, золото уже победило.

– Меня не победило, настоятеля нашей церкви отца Ефрема – тоже. В Хвойнинском районе находится самый отдалённый и бедный приход во всей епархии, где служит молодой священник, бывший московский художник. У отца Михаила большая семья, а в деревне осталось два дома. Но приход живёт – Божьим Промыслом и человеческой помощью. Как же обо всех можно сказать, что их мамона победил?

На отпевание отца Михаила Пузанова 27 января 2006 года пришли сотни людей.

Вспоминая сегодня о русских священниках, сражавшихся с фашизмом, нет смысла говорить, что они делали это из патриотизма. Это звучит как-то официально. Это, как и служение Богу, было всего лишь естественным направлением их русской души. «В России нет дорог, есть лишь направления», – сказал как-то Бисмарк, но это касается не только и не столько наших пространств, но прежде всего внутреннего устроения. Оно чуждо идеологиям и умственным конструкциям, пусть даже самым благородным или разумным. Есть направление к Богу, которым люди бредут тысячу лет какими-то невразумительными тропами, поколение за поколением. Невозможно понять, почему они это делают с таким невероятным упорством. Просто делают, и всё.


Предыдущая публикация     Следующая публикация →

Оглавление выпуска

1 комментарий

  1. Наталья Чернавская:

    +++!!!

Добавить комментарий для Наталья Чернавская Отменить ответ