Дорога в Хеврон

Дело тонкое

По дороге в Хеврон остановились мы на обед в палестинской деревушке. Аккуратные домики из желтоватого камня, чёткая планировка – видно, что поселение возводили не абы как, а по-умному. Но арабы этот урбанизм расцветили бельём, вывешенным для сушки на плоских крышах, и оживили отпущенными на волю курицами, бродящими там-сям. Некоторое своеобразие придали обстановке и мусорные баки, выставленные перед домами прямо на главной улице.

– Долго языки учили? – спрашиваю.

– Специально ничего не учил, – ответил батюшка, – просто на слух ловил. Язык – это общение. Скажем, надо купить стройматериалы, приезжаешь в магазин – и вот начинаешь «разговаривать». Опять же иногда мы арабов в рабочие нанимали, тоже ведь надо было объясняться.

– Наверное, помогло и ваше чуваше-русское двуязычие?

– У нас говорят: чувашскую речь не забыл, а русскую чуть-чуть знаю, – пошутил священник. – Да, считается, что национальным людям легче другие языки понимать, чем одноязычным русским. У нас владыка в Чувашии живёт уже 36 лет, но его чувашский говор до сих пор тяжело воспринимается. Язык-то наш трудный, из тюркской группы. Хотя был один русский священник, отец Борис Зороастров, который идеально выучил чувашский – и проповеди говорил, и умел писать. Он служил в селе Карамышево, затем в кафедральном соборе. Удивительный человек, много претерпевший: и ссылку в Коми-Пермяцкий округ, и семь лет лагерей. Рассказывал, что тех, кто не мог уже работать, обрекали в лагере на смерть. И вот однажды его с такими же доходягами загнали в узкую подвальную комнату без окон. Народу так плотно набили, что руку не поднять. Ни пить, ни есть не давали, стоял спёртый воздух, да ещё заключённые ходили под себя. Задыхаясь, люди ночью падали замертво. Утром охранники открыли дверь, а там стоит один отец Борис и отпевает умерших. Загнали вторую партию – история повторилась. Лишь после этого его оттуда освободили, отправили на работы в столярный цех. Там люди ужаснулись от вида священника, накормили чем могли – сварили клейстер из крахмала, он и выжил… Явно, ему Сам Господь помогал.

– Национальная культура хорошо сохранилась в Чувашии?

– Сохранилась. В том числе и языческая. Некоторые до сих пор кереметь празднуют, духов предков вызывают. И в храм Божий ходят, и своих богов держат «про всякий случай».

– Но у вас же были свои просветители, такие как Стефан Пермский?

– Просветителем у нас считается Иван Яковлев, который в XIX веке создал чувашскую письменность и перевёл Священное Писание. Особенной какой-то азбуки, как святитель Стефан, он не создавал, хотя у чувашей имелись свои рунические знаки, которые вырезались ножом на деревьях. До сих пор в нашем языке «письменность» обозначено словом «сыру», что переводится как «резец по дереву». Опять же крестили наш народ поздно – при Иване Грозном, сразу после завоевания Казани. И как крестили? Давали разные налоговые послабления, разрешали язычество оставлять при себе, лишь бы только крестились. Ну, план выполняли, получается. В итоге среди чувашей есть и христиане, и язычники, и мусульмане.

– А какие храмы у вас чаще всего встречаются? – продолжаю допытываться. – Есть такое мнение, что, если много Троицких храмов, значит, народ уже много веков как просвещён и может воспринять догмат о Троице. Или это не так?

– Не знаю, насколько такое суждение верно. Хотя у нас и вправду Троицких церквей мало. Есть Свято-Троицкий монастырь на самой окраине республики, близ границы с Ульяновской областью. И ближайший к столице Троицкий храм – в 50 километрах. Чаще-то у нас Никольские храмы можно увидеть. Некоторые чуваши по привычке называют святителя именем Никол-турa, что можно перевести как Никола-бог. Его, кстати, и мусульмане почитают.

– А вам не доводилось с мусульманами в Чувашии и здесь с арабами о вере, о Боге в трёх Лицах говорить?

– А зачем? – философски ответил монах. – Мусульмане – это Луна, а христианство – Солнце. В семинарии нам говорили: учитесь у мусульман молиться, они пять раз в день молятся! Наше дело – в своей святой вере спастись. В Чувашии есть татарские мусульманские сёла, так мы с ними дружно живём. Бывает так: вот православное село, вот мусульманское, а между ними село, где кереметь празднуют. И татары возмущаются: «Идите просвещайте в православие своих чувашей-язычников. Почему в своих храмах сидите? Наши имамы ходят по деревням, почему ваши не ходят в народ?» Особенно много у нас язычества на юге, в сторону Симбирска. Там целые чувашские сёла некрещёные встречаются. И в Башкирии таких много, и в Самарской области. Друг мой в Башкирию ездил, сначала нормально с чувашами общался, а когда они узнали, что он крещёный, сразу отошли, общение осталось только по работе, никаких уже дружеских отношений. А ведь одного рода-племени!

…Из невидимых громкоговорителей вдруг раздался призыв муэдзина и переливчато поплыл над плоскими крышами арабской деревушки. Мы уже закончили обед и шли к автобусу, когда священник закончил свою мысль:

– Арабов вот так напрямую, словесно, в чём-то убеждать бесполезно. Они воспринимают не слова, а поступки человека. Чем толковать им догмат о любви, лучше самому проявить её. Как минимум надо к ним относиться с уважением. Говорят, что Восток – дело тонкое. А может, всё проще? Посидел с ними, кофейку попил – и они довольны, что ты их по-человечески признал, а не прошёл мимо, нос задрав.

– К русским палестинцы хорошо относятся?

– Пожалуй, лучше, чем к другим иностранцам. Так уж исторически сложилось. В Вифлееме один старичок мне рассказывал о дореволюционных паломниках: «Да-да, помню ваших, москабиа, пешком приходили, а кто побогаче – на осликах и лошадках». Веру в других они уважают. В Вифлееме, кстати, недавно построили новенькое здание для Русского культурного центра, и заведует им русскоговорящий палестинец, чья бабушка училась в русской школе близ Вифлеема ещё до революции. И сын его тоже русскоговорящий – ездил в Россию, закончил там институт. Такая вот образовательная помощь палестинцам – это самое лучшее, что мы можем пока предложить. В Бейт-Джале, например, есть спортклуб для молодёжи, которому Русская Миссия тоже помогает. То, что делается с доброй душой, здесь очень хорошо принимают.

Ветви дуба

OLYMPUS DIGITAL CAMERA

Сначала Мамврийский дуб одиноко стоял на горе, затем вокруг него сделали высокую клумбу, потом – на расстоянии – высокую изгородь, а теперь вот колючку в три человеческих роста

А путь наш продолжается. Впереди – Хеврон, один из древнейших городов мира. До XIII века до н. э. он был центром ханаанской (финикийской) культуры, местом жительства «великанов». Затем его завоевали евреи, и царь Давид основал здесь первую столицу Израиля. Но ещё раньше, примерно в XXI веке до н. э., в Хевроне поселился Аврам, приехавший сюда со своим родом из шумерского города Ур. Он был первым из трёх библейских патриархов, живших после Всемирного Потопа, и родоначальником многих народов. Своим праотцом его считают иудеи, христиане и мусульмане.
Для нас, христиан, важно, что Авраам общался с Богом в трёх Лицах. Для евреев важно, что Бог при этом пообещал неплодной жене Авраама рождение сына Исаака. Мусульмане же особо чтут смирение Ибрагима (Авраама), который был готов принести в жертву Богу своего сына. Неслучайно «ислам» переводится с арабского как «покорность Всевышнему». В память этого жертвоприношения мусульмане празднуют Курбан-байрам («курбан» означает «жертва»), во время которого радуются спасению Измаила (Исаака), закалывают животное и дают обет быть покорными Богу.

Покорность бывает разная. Слепая – когда человек бездумно выполняет инструкции, спущенные свыше. И зрячая – когда на первом месте стоит вера в справедливость и правоту Господа. О чём думал Авраам, когда вёл своего сына на заклание, держа на поводу ослика, нагружённого дровами? И о чём думал Исаак? Он ведь догадывался, для чего предназначена эта поклажа. Может, надеялся, что отец обманет Бога, ведь он зачем-то взял с собой ещё двух отроков… Или он взял их, чтобы такие мысли возникли в голове сына и успокоили его?..

К Хеврону мы подъезжали как раз по той дороге, по которой они шли. В течение тысячелетий эта дорога не меняла направления и местами представляет собой ущелье, протоптанное-проезженное среди покатых горок. Смотрю в окно на каменистые холмы, мокрые из-за начавшегося вдруг дождя. Высотою они соразмерны человеку. Как раз с таких «человеческих» возвышенностей небо кажется особенно высоким и близким одновременно. Выбирай любую, всходи на вершину и молись Богу. Собственно, Авраам мог далеко и не идти, а совершить жертвоприношение здесь. Но всё же отправился за 30 километров, как сказал ему Господь, в местность Мориа. Господу же виднее. Авраам не знал, а Бог ведал, что указанная Им гора Мориа спустя века станет основанием для Храма, вокруг которого вырастет Иерусалим. И что там, на соседней горке, на Голгофе, история с жертвоприношением получит логическое завершение – Сам Спаситель принесёт Себя в жертву за человечество. И не понарошку, как с Исааком, а в реальности.
Хотя о каком завершении можно говорить… Что начато тысячи лет назад, то продолжается поныне. У Мамврийского дуба Бог пообещал Аврааму, что отдаст его потомкам землю Ханаан (Хеврон) в вечное владение. И вот «потомки» между собой разбираются. Въезжаем в пригород Хеврона, и в глаза бросается трафаретный рисунок на стене дома – девушка в платке, с пистолетом в руке. Едем дальше – вот какой-то клуб с распахнутыми настежь дверьми, внутри люди сидят на скамьях вдоль стен, ещё кто-то заходит, отряхиваясь от дождя. Вроде как дискотека.

Но собрались одни мужчины, лица серьёзные, а над входом портрет Ясера Арафата со знаменитой клетчатой «арафаткой» на голове.

– Евреи называют этот город террористическим, – поясняет мне отец Гурий. – Давно уж воюют. За семь лет службы несколько раз попадал я в антифады. Однажды ночью поехали мы в Иерусалим, ко Гробу Господнему на молитву. И застряли. Тут как заведено: только палестинцы что-нибудь взорвут, израильтяне тут же пригонят бульдозер и землю с обочины навалят на асфальт – закроют выезд из Хеврона. Сколько мы буксовали, толкали машину по этому песку! А бывает, просто поставят патрули и никого не пускают… Глянь-ка, Хеврон побогаче стал, при мне-то беднее был. Это, наверное, из-за богачей, которые из Катара сюда приезжают, бизнес открывают.

Гляжу в окошко. Мимо проплывает помпезное здание с фонтаном. Сюр: с неба дождик моросит, а с земли навстречу фонтан бьёт. Хотя что из этого сюрреалистичней для арабов – фонтан, попусту гоняющий драгоценную воду, или затяжные осадки? Отец Гурий говорит, что климат здесь не совсем обычный для Израиля – зимой снег лежит целую неделю. Хеврон находится почти на километровой высоте над  уровнем моря, поэтому здесь прохладней и для нас, россиян, комфортней.

Многоэтажки сменяются пригородными домиками, а за ними – купола с нашими крестами! Вот он – монастырь Святой Троицы. Автобус останавливается в начале длинной аллеи, что ведёт вверх, к храмам. Справа и слева сады, оттуда доносится тарахтение трактора – кто-то и под дождём трудовое послушание выполняет.

– Сейчас здесь два монаха, один из них агроном по профессии. Прежде он на Валааме послушничал, там тоже садами занимался, – поясняет архимандрит Гурий.

– Двоим-то как здесь справиться? – удивляюсь.

– С Божьей помощью. Всё уже отстроено – и храм, и братский корпус. Только молись да порядок поддерживай на семи гектарах. Ещё бы наш брат паломник не отвлекал, то совсем бы хорошо! – смеётся батюшка. – Раньше-то, помню, здесь тихо и уединённо было. Арабы изредка заходили, солдаты-евреи. Просто из любопытства. Потом началась массовая эмиграция евреев из России, среди которых оказалось много христиан, и случился первый паломнический наплыв. А нынче даже визового режима нет с Израилем…

Батюшка не договорил – навстречу ему шёл улыбающийся монах. Ликуется с ним, обнимается. Словно домой вернулся отец архимандрит.

* * *

Шёл дождь. Несмотря на непогоду, у сетчатой ограды стоял пожилой сторож-араб, которого так любят фотографировать туристы и паломники. Он о чём-то оживлённо разговаривал с отцом Гурием. А я в это время прикидывал на глаз, насколько Мамврийский дуб совпадает с изображением на «Зырянской Троице» и на шапке нашей газеты. Затем присоединился к паломникам, которые подбирали с земли жёлуди.
Как всё обыденно… Вот на ладони жёлудь. Он с молодого дубка, выросшего из жёлудя 5000-летнего древа, под сенью которого Авраам привечал Самого Господа, Пресвятую Троицу. А ведь обычный жёлудь, в чуть треснутой твёрдой коричневой скорлупе…
Всё реально! И библейская история – это не книга, а жизнь. Которая продолжается.

 

Pages: 1 2

Добавить комментарий