Воркута – родной город

Историю Воркуты местные краеведы отсчитывают с 1931 года, когда на место будущего города привезли первую партию заключённых для разработки угольного месторождения. Но главной датой считается 26 ноября 1943 года – в этот день указом Президиума Верховного Совета РСФСР посёлку Воркута был присвоен статус города. Воркутинский угольный бассейн стал одним из главных источников угля для фронта, поэтому в развитие города были вложены огромные средства. Особенно стремительно стал он расти после утверждения генплана. В конце 1970-х население достигло ста тысяч человек, а спустя десятилетие уже доходило до двухсот тысяч. Если говорить, сколько людей временно перебывало здесь, то дойдёт до миллиона. Тысячи заключённых отбывали тут срок, а после смены Хрущёвым курса партии сюда хлынули тысячи молодых рабочих, завлечённые песнями строителей коммунизма и обещанным длинным рублём.

Город сильных

Среди людей, чья судьба связана с Воркутой, были замечательные личности, о которых мало кто знает. Житель заполярного города Фёдор Колпаков – подполковник запаса, музейщик и литератор. Несколько лет он занимается поиском и публикацией биографий выдающихся местных жителей. А многие православные воркутинцы укрепились в вере на катехизаторских беседах с ним. Мы встретились с Фёдором Николаевичем на его рабочем месте – в Воркутинском музейно-выставочном центре. Так теперь называется краеведческий музей Воркуты, основанный в 1960-м.

Фёдор Николаевич объясняет тонкости терминологии:

– Музей в широком, экспозиционном, смысле сохранился только в посёлке Воргашор. Там есть отдел природы и отдел этнографии, а в городе ничего такого уже нет. Под музей было выделено трёхэтажное здание бывшей школы в 2 800 квадратов. Но деньги не выделяются, здание ветшает, и всем понятно, что музея в Воркуте больше не будет.

Ф. Н. Колпаков на акции «Ночь музеев», 2014 г.

– Судя по тому, что сегодня из Воркуты ежегодно уезжает от тысячи до трёх тысяч человек, скоро может не быть и города. Есть ли здесь что-нибудь, что способно удержать людей? Вы, например, уедете с семьёй?

– Пока сын учится в техникуме, точно не уедем. Сам я из Ставрополя, куда мы всей семьёй ездим. Там у нас квартира, но туда точно не будем переселяться. Если и надумаем, то поближе к Северу. Ярославль мне очень нравится. Но вот двадцать лет живу в Воркуте и вижу, что здесь всё сделано для людей – удобный, компактный город. И в социальном плане лучше: тружусь я в музее и получаю значительно больше, чем коллеги моего родного села, и болеем мы не чаще, чем в других местах.

Научного, на перспективу, изучения города нет, и это проблема. Нужен бы здравый расчёт: сколько стране понадобится в будущем воркутинского угля и сколько для этого нужно человек в городе. Воркута ещё долго поживёт – у северных городов огромный потенциал. Сегодня 70 тысяч жителей, пусть даже сократится до тридцати, но город останется.

– Но ведь климат суровый, всю зиму темень…

– То, что природа и климат не для каждого, – это верно. Но одно дело, если человек мучается астмой, другое дело – от тоски. Первое решается переездом в более подходящий климат, второе – тем, чем человек занимает себя в свободное время. А его здесь уйма – можно выпивать бутылку в день, а можно не пить и по чертежам журнала «Катера и яхты» собрать швертбот и на нём всей семьёй проплыть от Воркуты до Ростова-на-Дону. Это реальная история – такой путь в 1980-е годы проделал бывший воркутинец Михаил Александрович Ермаков. Дончанин, он родился в 1938-м. В какой-то момент загорелся мечтой – поехать на родину не поездом, не самолётом, а по водам. Трижды он предпринимал такую попытку. Сначала на маленькой байдарочке с сыновьями проплыл из Воркуты в Печору и далее до Усинска. Потом на швертботе, сделанном в гараже своими руками, с июня по август проплыл через всё Восточно-Европейское плато, преодолев 5000 км: вверх по Печоре до посёлка Якша, затем 40 км лодку перетаскивали на речку Вишерку, а уже по ней был открыт путь к Каме, Волге и по каналу – в Дон. Со временем Михаилу Александровичу этого показалось мало, и он построил мотобот с двигателем от «Волги», намереваясь проделать путь до Ростова по морю. Но Арктика сказала: нет, брат, будь поскромнее. Не успели Ермаковы выйти в Баренцево море, как в районе Нарьян-Мара их затёрло в пески, погнуло винт и вал. В Ростов пришлось отвозить лодку сухогрузом. Сегодня по Дону плавает катер «Воркута» – тот самый.

Вот таких людей знал город. Такое пилигримство в природе человека. В этом году мы издали сборник рассказов «Воркута – город сильных» о людях из разных сфер. Там и заключённые, и общественные деятели, и спортсмены, и военные.

* * *

Фёдор Колпаков работает в музее с 2012 года. Не сразу своё увлечение сделал профессией. В 1991 году, окончив школу, встал перед выбором: пойти по военной стезе или стать педагогом? Тогда он выбрал военное дело. Сейчас сочетает то и другое – пять дней в неделю посвящает музею и один день в соседней школе № 35 преподаёт ОБЖ. От судьбы не уйти. Но ещё в 2001-м он начал курировать, а потом и руководить работой музея в своей воинской части.

– В 2005 году наш музей стал лучшим в космических войсках, – рассказывает Фёдор Николаевич. – За годы службы в армии я собрал коллекцию военной одежды и в 2003 году предложил провести выставку военной формы. Сейчас я отошёл от этого, у меня уже другие интересы, но мои друзья продолжают собирать коллекции. По величине и характеру они такие, что могут украсить любой военный музей.

Выставка «1812 – великий год России». Отдел краеведческого музея в п. Воргашор, декабрь 2012 г.

К выставке «1812 – великий год России» Фёдор Колпаков готовился четыре года. Почти каждый день что-то шил или дошивал.

– Мог бы я это сделать где-нибудь в центральной полосе? – задаёт он вопрос сам себе и отвечает: – Нет. Там не хватало бы времени: работа, подсобное хозяйство. Да и денежек мало. А здесь тундра, дач нет, денег хватает – почему бы не заняться делом?

И в самом деле. В газете «Моя Воркута» сообщают: воркутинец самостоятельно вертолёт собирает, хочет уже в конце года его поднять в небо.

Фёдор Николаевич в свободное время пишет книжки. Сейчас подбирает материал о шестнадцати годах службы в офицерских должностях. А два года назад написал биографическую повесть «Пароль – “Можайка”» – о временах учёбы в Военно-космическом институте имени А. Ф. Можайского.

 Родина – это люди

– В общей сложности отслужил 21 год, – рассказывает Фёдор Николаевич. – С 1999 года вплоть до увольнения в 2012 году – в Воркуте. У нас здесь размещается отдельный командно-измерительный комплекс космических войск, выполняющий задачи по управлению орбитальной группировкой космических аппаратов. Здесь я познакомился с супругой, здесь сын у меня родился. Поэтому Воркута для меня родной город, за свои 44 года я нигде не прожил так долго, как здесь – 19 лет.

– Как бы вы описали разницу армии 90-х годов и «нулевых»? – спрашиваю его.

– В девяностые хоть и платили нам зарплату три раза в год и мы едва перебивались пайками да подработками, помощью родственников, но свободы было больше. Не то что бы порядка не было, было посвободнее и было большее сплочение. Но армия того времени – этакий сонный медведь, только вылезший из берлоги, жира почти не осталось. Нынешняя же напоминает бойцовую собаку – мышцы, слюна течёт: «Дайте мне цель! Кого загрызть? Террористов игиловских[1]? – не вопрос!»

В части должность моего собеседника была замначальника комплекса по морально-психологическому обеспечению.

– То есть воспитатель-ная работа в армии, – поясняет он. – В широком смысле – учить Родину любить, а в военно-прикладном – формировать качества подчинения. Ну если, не дай бог, война и командование ставит задачу: надо закрыть собой амбразуру вражеского ДЗОТа, чтобы у солдата не возникало вопросов: зачем это, кому это нужно и что мне за это будет.

Масленица. В воинской части пекут блины

 

Освящение молитвенной комнаты в войсковой части 97692 ВКС России

– Как бы вы сейчас объяснили слова «любить Родину»?

– Есть в фильме «28 панфиловцев» такой диалог командира с солдатом: «Мы можем Родину предать, а она нас – нет… Кроме Родины ещё есть Отечество. Родина – это земля, где живут, а Отечество – это то, как живут… А народ? А что народ? Народ – это люди, которые хотят говорить на одном языке и жить на одной земле».

Но для меня Родина прежде всего – это люди, живущие на земле. Я люблю своих родителей – значит, я боюсь их обидеть словом, делом: не дай бог, я совершу преступление или стану мерзавцем. Вот и любить Родину – это бояться её обидеть, чтобы не сказали: был уличён в коррупции, каких-то преступлениях и так далее.

Сейчас мы с коллегой из Нолинска Кировской области Александром Самыгиным работаем над написанием истории двух деревень: Каменное, из которого вырос мой род по материнской линии, и его Бурчаки. Работу мне сильно упростила мама – она с детства запомнила очень много. И когда встал вопрос о запросах в архив, я знал имена до прапрадеда. Деревни уже нет, и маме было очень интересно узнать, кто последним уехал из Каменного. И я несколько абзацев посвятил тому дню, когда впервые за четверть тысячелетия в деревне некому было приклонить голову после трудового дня, когда она опустела. Выяснил: в октябре 1975-го, спустя 250 лет после прихода из Чистополя моего предка Никиты, Римма и Ольга Лоскутовы последними покинули деревню Каменное.

Работа над книгой позволила мне составить родословную, где я – одиннадцатое колено, мой сын – двенадцатое. Первый в роду предок, Никита, родился примерно году в 1670-м. Когда мне прислали материалы из Кировского архива, я сидел и составлял – до слёз. И будто крылья выросли от этого знания: я просто три месяца летал, когда садился за работу над книгой. Хочу, чтобы каждый читатель смог ощутить эту внутреннюю вибрацию при работе над составлением своей родословной, чтобы так же, как у меня, за плечами пробились крылья.

 Алтарник

– Помню сценку, когда мне семь лет было, – продолжает рассказ Фёдор Николаевич. – Сидим с товарищем и рассуждаем о том, что с человеком происходит после смерти. Вот и сейчас наблюдаю за детками в воскресной школе и понимаю: семь лет – это пик духовности, религиозности. Это тот возраст, когда родители, всё его взрослое окружение должны быть готовы ответить на вопросы ребёнка, что такое Бог и как Он участвует в его жизни. Не отмахнуться: вырастешь – поймёшь. Нет, сказать своими словами, на каком-то своём примере продемонстрировать. Мне повезло – у нас дома всегда были иконы, благословение моим родителям от их родителей, и они были как бы напоминанием о вере.

Учащиеся воскресной школы. Макет Иерусалима времён Спасителя они сделали своими руками

Интерес к истории отрыл мне врата в религиозный и церковный мир. И сегодня, уже будучи церковнослужителем, я возношусь на запредельную высоту, когда на проскомидии поминаем исторических личностей: Иоанна Третьего, Иоанна Четвёртого, императоров… Как и о своих сродниках, я молюсь о них. А дальше – воплощается диалектический закон преобразования количества в качество. Знания переходят в веру, перестаёшь ходить вокруг да около – Господь тебя вводит в храм.

Храм Иверской иконы Божией матери в г. Воркуте

Раньше наши предки обращались к Богу от радости, а сегодня мы ходим в храм от скорби – такая уязвимая черта современного мира. Надо было и в моей жизни чему-то свершиться, чтобы это подтолкнуло меня к Господу, и не только меня одного. Мне было 29 лет, а 33 года я встречал уже алтарником, чему был бесконечно рад. Казалось бы, простая работа, а входить в неё надо долго. Но когда прочувствуешь – понимаешь, что это зело хорошо, а без этого – плохо.

Уже двенадцатый год я служу алтарником храма Иверской иконы Божией Матери. Лет пять руковожу детской воскресной школой, взрослую ведёт иеромонах Рафаил (Беловолов). Своей работой доволен, мне радостно – и слава Богу. Стараюсь каждое воскресенье быть причастником. Сейчас вот пропустил, и пожалуйста – приболел.

Катехизатор в мундире

– Отцу Рафаилу импонировало то, что у него в храме служит старший офицер, – вспоминает Фёдор Николаевич. – На катехизаторские беседы я часто приходил сразу после службы – в военной форме. И вот такая картина: храм, сидят люди и подполковник им вещает, что обозначают три перста, сложенные вместе, а что – два пальчика, прижатые к ладони. Отец Рафаил потом сказал: «Воинская форма – это, конечно, хорошо, но чтоб никого не смущать, надевай-ка ты на беседы подрясничек, благословляю».

А религиозные знания помогали не только в общении с христианами. В мою роту прибыли юноши-мусульмане из Дагестана, солдаты по призыву. Всё, что смог, я прочитал по исламу, чтобы знать не хуже их. И как-то один из них говорит: «Я не буду полы мыть, мне моя религия не позволяет». Спрашиваю: «Ну-ка, напомни мне, как звали сыновей пророка Мухаммеда». И он начинает вспоминать и перебирать имена. А вспоминать нечего, потому что у пророка не было сыновей, а было четыре дочери. Я ему: «Дорогой Гусейн, выходит, я больше мусульманин, чем ты, хотя тебя и зовут так же, как внука пророка, но ты не знаешь об этом». И рассказал ему про дочерей пророка, про его внуков Хусейна и Хасана и так далее. И всё встало на свои места: я увидел его религиозный багаж и понял, что не ему здесь прикрываться от службы религией. При этом я не стал ему врагом, наоборот, он стал уважать меня.

– С воцерковлением ваше отношение к воинскому составу поменялось?

– Нет, не поменялось, оно изначально было сформировано здраво. Советская наша мораль пусть и была построена на фундаменте нравственного закона строителей коммунизма, но всё это коммунисты переняли в большинстве своём из христианского закона.

Занятие в воскресной школе

Напоследок спросил у Фёдора Николаевича о видах на будущее – не собирается ли он пойти по духовной стезе.

– По моим наблюдениям, – отвечает он, – из людей с военным прошлым, как правило, получаются надёжные священнослужители. Почему? Потому что в Церкви имеются все признаки военной организации: единоначалие, семантика, знаки различия, звания. То есть я, придя в Церковь из армии, увидел их изначальное, естественное положение.

Поначалу и у меня были мысли стать священником. Нет, дело совсем не в том, что «плох тот алтарник, что не мечтает стать митрофорным протоиереем». Новоначальные часто так рассуждают – им хочется не только находиться в храме, но и быть в нём ключевой фигурой. Это проходит потом, когда открывается понимание той ответственности, которая на тебе будет лежать. И вот, осознавая меру этой ответственности, теперь уже, скорее, не хочу.

Беседа с учащимися воркутинской школы №12

Да и не каждому душеполезно быть священником или епископом. Господь иногда это не благословляет человеку, а даёт послужить Себе в качестве мирянина. Духовенство и миряне в Церкви – ветви абсолютно равноправные. Те и другие в меру своего положения занимаются чем-то нужным. Я прихожу в храм не просто подавать кадило, нет. Как и батюшка, я прихожу с главной целью: быть причастником Святых Христовых Тайн. Каждая литургия у меня заканчивается причастием, поэтому со временем у меня уже выработался такой евхаристический ритм.

Вспоминаю случай. Поздравляли настоятеля с юбилеем. Собрались близкие, в том числе люди, которых он привёл ко Христу. Он – достойнейший священник, ведёт не за собой, а направляет именно ко Христу. Это разные вещи. И вот эти ребята и девчонки, мужчины и женщины рассказывают, кем они были до воцерковления. Типичный рассказ: до встречи с вами я искал себя в жизни, мне было тяжело, чуть ли не под забором валялся, то да сё, а теперь я приличный человек. Дошла до меня очередь говорить слова благодарности. Говорю: «Батюшка! Кем я был до того, как встретил вас? Я был простым замначальника отдельного командно-измерительного комплекса, подполковником, руководил коллективом в пятьсот человек. А сегодня я кто? Старший алтарник! У меня в подчинении аж два таких же балбеса, как я…» Каждый перед лицом Бога в Церкви идёт своим путём – неповторимым, нужным. Как поётся в одной песне, всё зависит от Бога и немного от нас.

[1] ИГИЛ – запрещённая в России организация.

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска

Добавить комментарий