Жизненный путь героя афганской войны

В начале ноября в учебных заведениях Сыктывкара проходили встречи учащихся и студентов с тремя героями. Владимир Ильич Шарпатов был командиром экипажа захваченного в 1996 году талибами транспортного самолёта Ил-76. Больше года пилоты и бортинженеры провёли в афганском плену, но сумели улететь на своём же самолёте, заведя двигатель под видом профилактических работ. На основе этого события в 2010 году был снят фильм «Кандагар».

Вячеслав Алексеевич Бочаров получил «Звезду Героя» за мужество, проявленное при спасении захваченных в бесланской школе детей. Он, тогда спецназовец «Вымпела», одним из первых вошёл в здание, получив серьёзное ранение.

Валерий Анатольевич Бурков – предпоследний Герой Советского Союза. Награду он получил за заслуги во время боевых действий в Афганистане. На встречах он больше внимания уделяет духовным вопросам. Потому что теперь он – монах Киприан. Ему-то и посвящена будет сегодняшняя наша публикация.

Отец Киприан (Бурков)

Звезда на рясе

– Это не моя «Звезда Героя» – я только ношу, а заслужили её все наши ребята, – говорит Герой Советского Союза Валерий Анатольевич Бурков, два года как принявший монашеский постриг с именем Киприан.

Шла встреча с ветеранами Афганистана. Присутствующие горячо обсуждали с героями свои актуальные проблемы, ругали или поддерживали власть, критиковали нынешнее поколение школьников за то, что те непатриотичны, а монах Киприан отрешённо сидел в рясе, со «Звездой Героя» на груди, и почти не поддерживал разговора.

Так вышло, первые вопросы, которые я ему задал после этого массового мероприятия, были навеяны как раз только что состоявшимися дискуссиями и были связаны с политикой СССР. «Хватит, никаких вопросов о политике!» – строго сказал мне монах. В ходе беседы я понял, что в своё время он активно занимался этой самой политикой, но разочаровался в своей деятельности. «Я не то что был при власти, я сам был власть. И что это дало? Ничего», – сказал отец Киприан.

А медаль «Звезда Героя» на рясе – не выхваление подвигом. Отец Киприан рассказывает такую историю:

– На второй день моего монашества иеромонах Макарий, который постригал меня, сказал: «Надевай Звезду». Я подумал, что надо тогда со Звездой и костюм надеть. А он говорит: «Прямо на подрясник». Для меня был шок – зачем Звезду на монашескую одежду? Ответил: «Это проповедь». Но я не понимал, что буду проповедовать – и при чём здесь «Звезда Героя»? На юбилее своего училища в Челябинске, спустя три месяца после пострига, я понял, что значит проповедь. Так же, как и у меня, у людей не укладывалось это в голове – Звезда и ряса. И они задавали вопрос: «Как это вы до монашества докатились?» Так для меня это стало возможностью объяснить, что, будучи обеспеченным и успешным человеком, можно и не быть счастливым, что счастье в другом – в состоянии души.

Полковник Валерий Бурков принял монашеский постриг с именем Киприан в 2016 году в возрасте 60 лет. Как же проходила его жизнь и что его привело в монашество?

Как сказал мой собеседник, он из семьи военного и с юности посвятил себя военному делу. Закончив Челябинское военное училище, служил в авиационных частях штурманом. Летал на ракетоносцах, участвовал в сопровождении американских авианосцев в Тихом океане и ждал отправки в Афганистан, где уже служил его отец, Анатолий Иванович Бурков. В 1982 году полковник Бурков погиб во время обстрела, но желание сына не только не пропало, наоборот.

– Сначала у меня было желание, – рассказывает он, – «помочь простому афганскому народу». Потом, когда я выгружал из самолёта гроб с отцом, захотел ответить на вопросы, которые у меня возникли: стоит ли гибель того? ради чего, собственно, ехать, если не свою Родину защищаем? И конечно, хотелось понять – за что погиб мой отец. И я получил ответ и дал его в своей песне:

Что же я сумел понять?

Как ответить, что сказать?

Да, за счастье ребятишек,

Пусть чужой страны детишек,

Стоит жить и умирать.

Жить и не умирать

– Из-за гибели отца меня не отправляли в Афганистан, – вспоминает о. Киприан. – Только спустя год, когда появился запрос на одного авиационного наводчика, меня всё-таки пустили.

С января 1984 года Валерий Бурков участвовал в боевых действиях в Афганистане и неоднократно принимал участие в операциях подразделений 70-й отдельной мотострелковой бригады в провинции Кандагар, находясь среди боевых порядков мотострелков, корректируя удары советской авиации по позициям противника.

– Профессия наводчика очень опасная, – продолжает рассказ о. Киприан. – Суть работы в том, чтобы навести на противника огонь с вертолётов, прибывших на подкрепление попавшей под внезапный удар пехоты. Сначала я должен увидеть противника, а для этого надо высунуться из-за камней, потом обозначить, где свои: берёшь дымовую шашку и бросаешь её как можно дальше от себя. Душманы тоже понимают: где дымовая шашка, там и наводчик – и начинают огонь по мне. Сильно рискуешь, но другого варианта нет.

Меньше полугода пробыл Валерий Бурков в Афганистане. В апреле 1984 года, во время очередной операции, отступающие моджахеды сумели близко подойти к блиндажу наводчика Буркова и заминировать выход. Бурков подорвался на самодельной мине, начинённой гвоздями, от чего остался без голеней обеих ног и сильно повредил руку. Правую ногу оторвало сразу, левая была раздроблена. Отец Киприан помнит каждую минуту после подрыва, так как сознание не терял – вот такое крепкое здоровье было. Он называет те моменты не иначе как чудом и преисполнен чувством благодарности к сослуживцам:

– Я бы здесь не сидел, если бы не солдатик, который, кряхтя и буквально плача передо мной, говорил: «Товарищ капитан, потерпите!» Кровь просто хлестала из разорванных сосудов, и можно было умереть от кровопотери. Мне врачи потом сказали, мол, ты выжить тогда не должен был. Так вот, первым мне помог солдатик тот – остановил кровь, а затем – ребята-вертолётчики, которые меня забирали. Высота 3 300 метров над уровнем моря, середина дня, жара. Очень малая доля вероятности, что с такой высоты вертолёт сможет тебя забрать. Я скорее формально доложил о своём ранении, потому что обязан был доложить. Лежу, думаю: «Как же неудобно, что в самый неподходящий момент подвёл всех, вышел из строя, теперь вместо меня надо опять искать наводчика». И никогда не забуду ту сосредоточенность на лицах пилотов, с которой они удерживали машину в воздухе. Посадить вертолёт некуда – только зависание, а это крайне сложно. Лопасти вертолёта рассекали воздух над двумя пропастями, а посередине был я. Машину могло просто перевернуть и ударить на скалы восходящим и нисходящим потоками, тогда бы все погибли. Но они каким-то чудом смогли удержать вертолёт, проявив высочайшее лётное мастерство и, конечно, мужество.

К сожалению, не обошлось и без серьёзных ошибок со стороны сослуживцев Буркова. Дело в том, что в воздухе вертолёт очень сильно электризуется и перед принятием на борт людей на землю сбрасывается заземление. При эвакуации раненого наводчика этот момент упустили. Взявшись за железную лесенку левой рукой, единственной работающей конечностью, Бурков получил сильнейший удар током.

– Ребята не смогли удержать, и меня отбросило так, что я упал и со всего маха ударился головой о камни. Помню, в глазах потемнело. И я пробормотал тогда: «Ребятушки, только не роняйте больше». Второй раз уже благополучно всё обошлось – бортмеханик взял меня за целую руку и поднял на борт. Дальше – аэродром в Кабуле, где мне сделали первый обезболивающий укол, и военный госпиталь. То, что я остался без ног, я ещё на горе понял, разве что поначалу теплилась такая утопическая надежда, что раздроблённую левую ногу склеят.

Хирург Владимир Кузьмич Николаенко долго оперировал руку. Великолепнейший человек и врач, он говорил: «Я с твоей рукой возился дольше, чем две бригады с твоими ногами». Гвоздями повредило мне нервы и вену, случился тромбоз артерии, и кровь перестала поступать в руку. Когда меня привезли к врачам, она была холодная. Позже в лёгкие попала кровь, я стал задыхаться и терять сознание. Помню бесконечный топот ног. Меня всё перекладывают куда-то, а я думаю про себя: «Там не убили, здесь дорежут…»

По словам отца Киприана, матери он не сообщал о своём ранении. Но она всё же пришла к нему на следующий день, когда его перевели в ленинградский госпиталь. Из Афганистана он писал ей, что всё хорошо, безопасно и вся его служба – это выступления с ансамблем по воинским частям. «Сынок, не ездил бы ты с концертами по гарнизонам, опасно это», – вспоминает слова матери о. Киприан и говорит: «Не надо перекладывать на матерей свои проблемы, не надо им знать, когда нам плохо».

Значение примера

Очнулся он после очередной операции уже с более или менее ясной головой. И тут со всей ясностью предстал перед ним образ Героя Великой Отечественной войны Алексея Маресьева. Говорит, явился, как Дева Мария, сел на краю постели.

– У меня сразу в голове появилась мысль: он советский человек и я советский человек, он лётчик и я лётчик, – вспоминает отец Киприан. – Я тоже встану на ноги, тоже буду летать, прыгать с парашютом, вернусь в боевой строй. Никаких сомнений больше не было. И вот эту веру, что я смогу встать на ноги и летать, мне дал тогда пример Алексея Маресьева. Через месяц я уже бодро ходил на протезах и с каждым днём чувствовал себя лучше. Поэтому, я считаю, для людей должен быть пример. Особенно для тех, кто попадает в такие трудные ситуации. Такой пример может попросту спасти кому-то жизнь. Расскажу один случай. В госпиталь привезли двух раненых офицеров, лишившихся ног в Чечне. Они были на грани суицида, и тогда меня попросили лечь в госпиталь, чтобы своим примером их заразить. Поселили рядом с их палатой. Я им не рассказывал, кто я, просто общался с ними, и офицеры видели меня, такого же, как они, в коляске. При этом я оценивал их состояние и примечал, как они смиряются со своей долей. Один из них потом, как и я, начал прыгать с парашютом и, в свою очередь, стал примером для других.

К званию Героя Советского Союза Буркова хотели представить сразу после ранения. Но он отказался, попросив лишь восстановить на службе. Ровно через год после подрыва, 23 апреля 1985 года, вышел приказ министра обороны о восстановлении Валерия Анатольевича в кадрах Вооружённых сил СССР – в порядке исключения. Он был направлен в Военно-воздушную академию им. Ю.А. Гагарина, по окончании которой был определён в главный штаб ВВС. А звание Героя со временем ему всё же было присвоено, в 1991 году.

С будущей супругой Ириной Валерий познакомился на танцах в офицерском кафе в подмосковном Монино, где располагалась академия. Как вспоминает о. Киприан, в один из вечеров он не пришёл на танцы. И Ирина спросила других ребят: «А где Валера?» – «Да он ногу содрал, ране зажить надо». – «А что с ногой?» – «Он на протезах». И тогда она поняла, кто её мужчина. Расписалась пара в 1986-м, в 1987-м у Бурковых родился сын Андрей.

В главном штабе работа была посвящена инвалидам. Успехи в этой деятельности были замечены, и со временем Валерий Бурков стал советником Президента России по работе с инвалидами. Вот как он говорит о своём видении задач на этом посту:

– Прежде было просто социальное обеспечение, суть которого: нет ног или рук, плохо ходишь – бери протезы или получай костыли и уходи. А как ты живёшь, чем живёшь – никого не интересовало. Мы начали реализовывать программу ООН по профилактике инвалидности и реабилитации инвалидов. Соцобеспечение в нём лишь малая часть, всё остальное же направлено на получение новых навыков, а то и профессии. То есть главной задачей стала интеграция инвалидов в жизнь наравне со всеми. Это было совершенно новым, меня долго не понимали в Министерстве труда и занятости. Говорили: у них же пенсия есть, почему мы должны ставить инвалидов на учёт и искать им подходящую работу? А я им: при чём здесь деньги? Они тоже хотят работать. Человек без труда деградирует. Даже лежачий, прикованный к постели, может трудиться и приносить пользу. Инвалид не должен сидеть в своей клетке. Нам же даны таланты, и в нашей мирской земной жизни мы обязаны их реализовать во славу Божию, на благо людям. Заповедь – шесть дней трудиться, а один посвящать Господу – и для инвалидов действительна. Это нормально, чтобы они могли реализовать свои способности, участвовали в жизни общества.

После увольнения из Вооружённых сил Валерий Бурков занимался бизнесом, был депутатом Курганской областной думы, никогда не оставляя при этом работу по социальной направленности. Однако и эта работа перестала приносить радость.

– Я пришёл к выгоранию, пустоте и одиночеству, – рассказывает отец Киприан. – Имел, казалось бы, всё: успех в делах, деньги, две книжки обо мне были написаны, постоянно выступал на ТВ. Но всё это не давало радости. Ничто материальное не может удовлетворить душу.

Божий призыв

Спрашиваю у собеседника:

– Получается, что вы, отче, пережив войну и тяжелейшие раны, всё же пришли к Богу намного позже, уже в мирном труде. Что же вы вынесли из военного опыта?

– Для меня это, прежде всего, переломный момент в жизни – во мне появился стержень, я понял, ради чего стоит жить и ради чего можно отдать жизнь. Война в Афганистане мне помогла нравственно укрепиться и, находясь во власти и в бизнесе, устоять и не свалиться в тяжелейшие грехи. Так что я благодарен Господу, что прошёл через войну.

– Мне довелось беседовать с писателем-«афганцем» Виктором Николаевым, который пришёл к вере после тяжкого ранения в бою. Не знакомы ли вы с ним?

– Слышал, но не знаком. У меня другая история. Афганистан меня никак не толкнул к Богу, хотя сейчас я понимаю: то были первые шажки к Нему. Во время операции я трижды испытал клиническую смерть, и потусторонний мир я знаю по личному опыту. Это был свет, несущий любовь, радость, счастье. Знаю по себе, что, когда видишь своё тело на операционном столе – окровавленное, разорванное, землистого цвета, не хочешь в него возвращаться. Оно же всё болит, а без него так легко, такая чистота и лёгкость!

Поначалу я никому не рассказывал об этом, но спустя три года, общаясь с хирургом, который меня оперировал, поделился этими воспоминаниями. Он спокойно выслушал и сказал: «А что ты удивляешься? Мы тебя трижды вытаскивали с того света». Так я узнал, что это была клиническая смерть. Честно говоря, тогда я не знал, как к этому относиться: то ли это сон, то ли галлюцинации. И ответов не искал – ну было и было.

Но каждый такой шажок, пусть маленький, приближает нас к Богу. Такие маленькие шажки привели к тому, что к концу 2000-х я уже абсолютно твёрдо признавал, что есть некий Высший разум. Слово «Бог» мне почему-то не нравилось. Я видел НЛО, мне снились вещие сны, в одном из них я видел своё ранение, между прочим. Но кто это? Что это?

Очередной стук в дверь моего сердца случился в 2009 году. Я был крещён в 1994 году, но воцерковлённым не был. Я всегда помогал другим, и как-то меня попросили помолиться об одной женщине и её детях. Женщина та – бывшая экстрасенс. Я отнёсся к этому как к долгу: попросили, значит, надо исполнить. Купил молитвенник, стал молиться. Страшно сказать, но потом был полтергейст в загородном доме и много-много чего другого. Слава Богу, у меня был знакомый батюшка Пантелеимон (Гудин), тогда насельник Саввино-Сторожевского монастыря. Я познакомился с ним за два года до этого и периодически встречался, но не по духовным вопросам, а по мирским. А вот тогда-то он мне всё и разъяснил: это была самая настоящая духовная брань. Бог переключил моё внимание с забот материальных на духовный фронт. Но сам я ничего не знал о Боге, а тут вдруг взялся духовно помогать другим. Так что первое, что увидел в настоящей духовной жизни, – это далеко не ангелов, а демонические силы. На этот Божий призыв не откликнуться было уже нельзя. Я наконец-то повернулся к Нему лицом. Начал познавать Бога, через это познавал нашу веру православную и всё остальное, что Бог открывает любому христианину: знания о Себе, о пути спасения. Так открылось для меня новое мировоззрение – Божие.

В своём подмосковном загородном доме Валерий Анатольевич в одно время организовывал «Многопрофильный центр для людей, попавших в трудную жизненную ситуацию», но разочаровался в пользе учреждения, не имеющего духовной основы. Со временем реабилитационный центр сменил направленность – с социальной помощи на душепепечение, психиатрическую и психологическую помощь. Отец Киприан говорит:

– Бомжи так и остаются бомжами, они неисправимы. От социальной работы я настолько устал, что собак стал любить больше, чем людей. Я занимался той социальной деятельностью, которая ко Христу не вела, поэтому она завела меня в тупик. Я занимался благотворительностью с 1988 года по 2009-й. А результат – полная убеждённость в том, что это никого не осчастливит, а порождает иждивенчество. И именно в этот момент Господь и призвал меня, сказал: а теперь помогай людям в духовном плане! Конечно, прежде чем помогать, ты сам должен что-то узнать. И меня Господь интенсивно учил.

Спасать не собираюсь, у нас только один Спаситель – Христос. И если хоть чуточку получается людям подсказать, как ко Христу прийти, – слава Богу. Я становлюсь счастливым, когда люди приходят в православие, когда психически больные выздоравливают. Когда-то, имея деньги, я считал, что дать на лечение – это святое дело. А святое ли? И в один момент я перестал эту помощь оказывать взрослым людям. Подходит человек, говорит: «Дайте». А я спрашиваю его: «Слушай, а ты в храм ходишь? Душу лечишь?» Говорит: «Нет, я к врачам хожу». – «Ну тогда свободен». Ведь это душа творит наше тело, и Господь посылает болезнь для того, чтобы человек повернулся лицом к Господу.

Людям с психиатрическим заболеванием намного труднее: они бывают в психушках и понимают, что психиатры не помогают, в лучшем случае происходит купирование болезни, временное облегчение. Тогда они идут в церковь, но там им говорят: вам к психиатру. И человек остаётся без духовной помощи. А он нуждается именно в духовном и психологическом сопровождении. Просто прийти на исповедь и помолиться – недостаточно. Вспомним историю: в XVIII веке указом Петра каждой епархии предписывалось иметь монастырь с больницей для душевнобольных. Так они назывались тогда – не психически больные, а душевнобольные. Именно с тем, чтобы расширить свои возможности по работе с людьми, я сейчас учусь в ПСТГУ по направлению «православная психология». Считаю, в каждом храме должен быть кабинет психолога, работающего в паре с батюшкой.

Сейчас я знаю для себя единственную деятельность, которой могу заниматься, – помогать людям увидеть свет Христов. Потому что только это душеспасительно, а значит, и приносит радость.

Ни от чего не отказывайся, ни на что не навязывайся

За благословением на создание центра Валерий Бурков поехал к старцу Илию (Ноздрину), у него и спросил заодно, есть ли Божия воля на постриг в монашество. Старец не сразу, но благословил, добавив: «Прежде всего – “Добрый самарянин”». Именно так называется душепопечительский центр. Спустя полгода Валерий Анатольевич повстречался со своим подопечным, крестившимся мусульманином. Тот познакомил Валерия с иеромонахом Макарием (Ерёменко) из Бишкекской епархии, благочинным Свято-Казанского мужского архиерейского подворья из Киргизии. За чаем разговаривали о разном, и Валерий Анатольевич поделился рассказом о благословении старца. «Ну, благословение Божие надо исполнять», – сказал ему отец благочинный.

Вскоре будущему о. Киприану пришло письмо по электронной почте, в котором его уведомили, что он уже послушник возрождающегося монастыря и на него возложено руководство общиной Бишкекской и Кыргызстанской епархии на территории РФ по катехизации и социальной помощи.

Отец Киприан вспоминает:

– Прошло ещё полгода, наступил июнь 2016-го, раздаётся звонок от отца Макария: «Собирайся к нам в апостольский пост. Вчера был у владыки Даниила, он благословил тебя постричь в монахи». Я от неожиданности не знал, что сказать. А я давно руководствуюсь в своей жизни принципом: «Ни на что не напрашивайся, но ни от чего не отказывайся, кроме греха». Поэтому такое предложение сразу принял – значит, Божия воля. Была мысль повременить с монашеством, я просил перенести постриг на следующий пост, а лучше – на Рождественский. Но мне ответили: «Нет, мы тебя ждём!»

Исповедуясь за всю прожитую жизнь, я рассказал о Розе, той самой женщине-экстрасенсе, принявшей крещение и ставшей Иустиной. Ведь это через неё Господь меня призвал, а через меня помог ей. Отец благочинный достал иконку Киприана и Иустины и сказал: «Будешь в Москве, подари ей от меня».

Когда я был одет в белую рубашку, он мне выносит четыре бумажки – тяни. У меня в голове мгновенно – вторая слева. Когда во время пострига дошли до слов «нарекается именем…», иеромонах Макарий достал из кармана эту бумажку и… перед тем, как её развернуть, произнёс имя Киприан. У него слегка дрогнул голос – он чуть не заплакал, а через меня, помню, волна благодати прошла от такого чуда. И тогда внутри всё расставилось по полочкам, мне стало совершенно ясно – это моё. И Киргизстан – это тоже моё. У нас ещё нет статуса монастыря, это архиерейское мужское подворье Бишкекской и Кыргызстанской епархии в городе Кара-Балта – бывшей казачьей станице Калининской. Там много русских, казаков. На том месте, где сейчас это подворье, был и женский монастырь, был просто приход.

Сейчас задача – превратить подворье в мужской монастырь. Когда меня постригали, я был, по сути, третьим монахом. Сейчас нас шестеро монашествующих. Коллектив дружный. С благочинным нам повезло, мы с ним духовные родственники – два сапога пара. Интересно, что я был в мусульманской стране, Господь призвал меня через мусульман, я много помогал мусульманам. И в конечном итоге Он меня туда отправил – к мусульманам. Монастырь за рубежом, в мусульманской стране не может не быть светильником Божиим, он просто обязан быть им. Иначе как мы им свет Христов донесём?

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска