Военные «Печки» Елены Благининой

Знаете, ребята, у нас очень необычная редакция. А необычна она тем, что сегодня, когда весь мир общается через Интернет, мы по-прежнему получаем от наших дорогих читателей бумажные письма – неспешные, на нескольких листах. Это потому, что пишут их чаще всего бабушки и дедушки. С Интернетом они дружбу не водят, как их дети и внучата, зато на тетрадных страничках, бывает, расскажут всю жизнь. Сокрушаются бабушки: простите, мол, за мою корявую писанину, глаза подводят. Но мы рады разбирать эти неровные строчки. Столько в них тепла, житейских наблюдений. В одном таком письме мы нашли стихи «На печке». Оказалось, автор письма, Берта Георгиевна Шевелёва из Няндомы, помнит их со школьной скамьи и написала по памяти. А детство её пришлось на 40-е годы и было опалено войной. И рассказывали тогда дети у доски такие строчки:

Забрал мороз окошко
серебряным щитком.
В печи стоит картошка
с топлёным молоком.

А на печи-то сухо,
тепло… Сиди себе!
К трубе приложишь ухо,
буран поёт в трубе.

Я делаю игрушки
до самой темноты:
Из деревяшек – пушки,
из лоскутков – бинты.

Я буду санитарка,
а печка – лазарет.
Бойцам на печке жарко,
да лучше места нет.

Здесь очень сладко спится,
особенно в углу…
Из школы брат примчится,
мы сядем все к столу.

Мы станем есть картошку
с топлёным молоком.
Возьмётся мать за ложку
да и вздохнёт тайком.

Вздохнёт! А это значит,
ей горше с каждым днём.
Она так часто плачет
о брате о моём.

О том, который в море
уже давно в бою –
воюет на линкоре
за Родину свою.
За наш колхоз, за речку,
за вербу у плетня,
за дом, за эту печку,
за маму, за меня…

Рисунок Адриана Ермолаева из книжки «Почему ты шинель бережёшь?» (1980 г.)

Хорошее стихотворение, спасибо вам, Берта Георгиевна. Автор его – поэтесса Елена Благинина, на чьих стихах, душевных и трогательных, выросли и ваши родители, ребята, и бабушки с дедушками. А может, и вам знакомы эти строки:

Мама спит, она устала.
Ну и я играть не стала.
Я волчка не завожу,
А уселась и сижу…

 

Елена Александровна Благинина

Грозные годы она переживала так же тяжело, как и все. «А потом – война, – пишет Елена Благинина в воспоминаниях. – Помню, в эвакуации ехала я однажды из района. Было холодно, но не темно – пушкинская луна пробиралась “сквозь волнистые туманы”; сани то и дело ныряли в ухабы и выныривали из них, обдавая нас снежной пылью. Легонько кружилась голова, как на ярмарочных качелях. Возница-подросток всё время молчал. Молчала и я. Вдруг в этом печальном безмолвии раздался чистый мальчишеский голос: “Много от войны сиротства будет!..” Меня поразили тогда эти слова – их строй, их смысл. Ведь сказаны они были пятнадцатилетним отроком. Впрочем, в этих местах речи детей мало чем отличаются oт речей взрослых. Пятилетняя хозяйская Панька тоже разговаривала степенно, лишнего не болтала, была рассудительна и смышлёна. Это она говорила: “Мамк, дай картовочки!” – “Да нету, Панька!” – “Я знаю, что нету, а может, всё ж таки есть, дек…” («Дек» – такая в Приуралье приставка в конце
фраз.)

Сиротство от войны очень скоро настигло нашу семью. Первым погиб на фронте брат Митя. Потом умер отец… А потом убили и младшего брата Мишеньку – уже в конце войны. Вернулся только мой муж Георгий Николаевич, но контуженый…»

А всё же не замыкалась поэтесса только на своих переживаниях, её сердце вбирало в себя всю народную беду. И ничто не выражало сильнее людского горя, как торчащие в небо трубы холодных печек в сгоревших деревнях.

ОДИНОКИЕ ПЕЧКИ

Ни крыши, ни стен, ни крылечек,
Ни даже деревьев в саду!
Лишь кафельных несколько печек
На лютом стоит холоду.

Им стыдно. Они присмирели.
Им очень, видать, тяжело…
Они наши горницы грели,
Дрова в их утробе горели
И нам отдавали тепло.

Бывало, примчимся мы с речки,
Холодные снимем коньки.
А дома!.. Затоплены печки,
Плывут голубые колечки,
Приплясывают огоньки.

Мы на пол усядемся кучкой
На стареньком нашем ковре…
А вьюга прикинется злючкой
И ну бушевать на дворе.

То ставень, шальная, задела,
Стекло залепила снежком.
Но что нам до вьюги за дело
В тепле благодатном таком?

Мы ляжем… И сны золотые
Придут, приплывут, прибегут.
И печки, теплом налитые,
Наш сонный уют стерегут.

А ныне… Стоят они кругом
Под этой луной ледяной
И грустно толкуют друг с другом
О том, что зовётся войной,

Об этом великом разоре,
Который она принесла,
О том, что бесчестье и горе
Стоят, не давая тепла.

Особое тепло есть у стихов Елены Благининой, и даже у самых горьких. Может, это оттого, что у неё было счастливое детство. Дедушка-священник и мама учили её грамоте, читали вслух хорошие книжки. Через их любовь почувствовала она любовь и к родному слову, и ко всему Божьему миру. Много лет спустя она будет вспоминать как чудо те первые свои книги, научившие душу очень важному – умению сострадать. «Впервые “Бедных людей” прочла лет тринадцати-четырнадцати. Закрыв книгу, оглянулась и не узнала знакомой горницы. Вечернее солнце лежало на полу, золотое и тяжёлое, лампадка у иконы Спасителя теплилась еле-еле, не превозмогая этого пышного света; половичок бежал наискось по крашеному полу, прохладно белело зеркало кафельной печки. Я не могла понять – что же мне делать с этим распирающим грудь восторгом, с этим волнением, с этой горенкой, сделавшейся вдруг пристанищем чуда».

Почему же было так радостно Лене? – роман-то ведь, если рассудить, заканчивается печально. Наверно, оттого, что почувствовала в себе живое сердце, умеющее жалеть и любить.

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска

Добавить комментарий