…Сватать Тоню решили идти на майские праздники. Выходных в колхозе в пятидесятые годы не было, но по такому случаю председатель расщедрился и отпустил Марию Кузьмовну на двое суток, строго наказав в указанный срок уложиться.

Не ожидавшая доброты такой, благодарная просительница решилась отпросить ещё и сестру с мужем, доходчиво обосновав председателю дополнительную просьбу:

– Сергей Иванович Кашин умеет сказать нужное слово к месту, да и с отцом невесты знаком. Ему и разговор серьёзный вести сподручнее. А мы, две бабы, около него будем, подправим, если что не так говорить станет. Лариса и за мужем присмотрит, а то на переговорах как бы они с Дмитрием Николаевичем не переборщили. Ведь и обратно возвращаться надо, а дорога неблизкая.

Председатель внимательно посмотрел на Марью Кузьмовну, покачал головой – что означало явное неодобрение.

Она уж и не рада была, что Сергея Ивановича припросила: «Уж лучше бы вдвоём с Ларисой сходили. Лариску-то отпустил бы. У неё Сашка маленький, и на работы колхозные она не каждый день ходит».

Председатель же что-то покумекал молча и махнул рукой:

– Идите сватайтесь, да гулянок долгих свадебных не затевайте. Посевная на носу. До Борка вашего километров за сорок, так что попроворней шагайте. Лошади дать не могу. Все на работах заняты.

В ночь на первое мая, облачившись в брезентовые дождевики и резиновые сапоги, взяв в руки керосиновые фонари, отправились сваты по раскисшей весенней лесной дороге в дальний путь.

К полудню, грязные и усталые, добрались до Вельска. Здесь передохнули у дальних родственников, подкрепились и продолжили путь по такой же раскисшей, сырой и ухабистой дороге в сторону Пежмы – теперь уже вчетвером.

Радостный и счастливый жених Володя, присоединившийся к ним в городе, бодро шагал привычным маршрутом впереди всех, время от времени подгоняя уставших сватов – мать и тётку с дядькой.

Вот наконец и заветный домик, ладно срубленный, сверкающий чистыми окнами, украшенными белыми сатиновыми занавесками.

Перед забором аккуратно сложенные брёвна на сруб для новой бани. Тут, на срубе этом, и дожидался Володя Тонюшку свою, выбегавшую к нему с весёлой застенчивой улыбкой. Быструю, лёгкую и самую красивую.

Тут же и поцеловал первый раз – робко, нежно и неловко. Отсюда, проводив до калитки, бежал за десять километров в Вельск к себе в общежитие, чтобы немножко поспать, а рано утром быть в МТС на работе.

На эти брёвна и присели уставшие сваты, сняли с себя дождевики, посидели немножко, потом подошли к колодцу, умылись чистой прозрачной водой, вымыли грязные сапоги, прошли в крыль и… замерли.

Из-за двери лилась колыбельная.

– Наша? – тихонько спросила у сына Мария Кузьмовна.

– Наша! – широко улыбаясь, ответил влюблённый сын…

Это Тоня укладывала спать маленького братишку.

* * *

Братья и сёстры автора публикации. Антонина – справа, в чёрной юбке

Этот рассказ мой – о старшей сестре, Антонине Дмитриевне Шаманиной. О нашей дорогой и любимой Тоне, Тонюшке, тёте Тоне. Так уж сложилось, что в нашей большой и дружной семье она была эталоном совести, справедливости, добропорядочности и милосердия. Всегда и всем готова была помочь, даже в ущерб себе. Это был стиль её жизни. Так научила её мама. Так и она учила своих детей. В сложные моменты жизни мы советовались с ней. Чувство сопереживания другому человеку, наверное, родилось вместе с ней.

Я всегда понимал стремление сестры моей, где бы она ни была, скорее вернуться домой, в Пакшеньгу, – туда, где каждый человек, каждый уголок, каждый придорожный кустик были для неё близкими и желанными.

Невероятно, но любовь эта передалась и моей дочке Юле. С четырёх лет и до сегодняшнего дня любимым местом отдыха Юли стала Пакшеньга. В детстве она просто считала дни до поездки на лето к тёте Тонечке…

…А в тот май 1957 года моя старшая сестра, Тоня Гаркотина, стала Шаманиной – Пакшеньга приросла ещё одной молодой семьёй. То были годы, когда село разрасталось и развивалось, нуждалось в молодых и сильных рабочих руках. Пакшеньга не была исключением и радовалась пополнению – работящей и уважительной девушке.

Работу председатель определил ей на пекарне. Месила тесто, выпекала хлеб, булки, пышные пакшеньгские пироги: с треской, с капустой, с брусникой.

В праздники после торжественных речей председателя, парторга и городских начальников давали концерт художественной самодеятельности. В хоре все были солистами, и среди них не терялась Тоня: звонким сильным голосом выводила народные песни и развесёлые частушки.

В 1963 году она перешла работать в магазин продавцом, не на центральную усадьбу, а в деревню Антрошево. Я не знаю, сколько километров до этой деревни, но очень хорошо помню, что однажды летом, когда мне было лет восемь, увязался за сестрой. Мы шли мимо бесконечных полей и перелесков, и казалось, что дорога эта никогда не кончится и до магазина этого мы никогда не доберёмся. Даже подумать было жутко, что вечером обратно придётся идти тем же путём.

На радость мою, меня забрали к себе на день бабушка Калерия – худенькая, в белом платочке, добрейшая бабушка – и дед Митя – высокий, бородатый, похож на лесника из фильма про Золушку.

Запомнились мне слова бабушки Калерии:

– Мне ведь в магазине-то каждый день ничего не надо, а хожу я к открытию и вечером, чтобы на Тонюшку поглядеть да поговорить с ней немного. Словом перекинемся – и целый день радостно на душе. А с вечера опять утра жду.

Горевали старики, когда Тоню в Раменье перевели. Магазин в Раменье располагался в бывшей часовне, и старушки при входе в него крестились и тихонько шептали:

– Прости нас, Господи.

Потом отоваривались, выходили на улицу, поворачивались лицом к магазину и снова крестились и низко кланялись.

Помнили бабушки времена, когда часовня сияла золочёным крестом на куполе, и Тоне рассказывали, где какая икона располагалась.

Часовня в Раменье прежде…

…и теперь. Фото 2015 года

Жаль, не довелось тем бабушкам увидеть возрождённую часовню в честь угодника Христова Георгия Победоносца. Не довелось увидеть чудо это и Антонине Дмитриевне.

Семнадцать лет проработала она в торговле, а в 1980 году жители Пакшеньги избрали Антонину Дмитриевну Шаманину председателем Пакшеньгского сельского совета – впереди было ещё одиннадцать очень насыщенных лет на этом трудовом посту.

Она любила свою Пакшеньгу и хотела видеть её процветающей и красивой. Мечтала о хорошей асфальтовой дороге от Вельска до Шокши. И наверное, сумела бы воплотить мечту свою в реальность, но грянула перестройка, и многие мечты и проекты так и остались на бумаге. Уже работая в совете ветеранов, очень переживала за стремительный упадок и развал любимой Пакшеньги. С болью сердечной смотрела на зарастающие необработанные поля, на некогда ухоженные, а теперь разорённые коровники. Она искренне не понимала, кому понадобилось погубить деревню.

Ещё Антонина Дмитриевна мечтала построить в Пакшеньге хотя бы небольшую часовенку в честь святой Матроны Московской. В редкие свои наезды в Москву посещала могилку святой. Видела, как много народу со всего Союза приезжает сюда, на Даниловское кладбище, часами стоит в очереди, просит святую Матрону о помощи.

* * *

Умерла Антонина Дмитриевна морозным январским днём в районной больнице. Она не хотела ехать в город – наверное, чувствовала, что эта поездка в Вельск будет последней, и не хотела в последние минуты жизни быть вне дома. Мы, родные и близкие, надеялись на силу и профессионализм районной медицины, уговаривали её ехать… Чуда не случилось.

У Господа Бога на каждого из нас Свои планы. Тогдашний настоятель вельского храма о. Михаил отказал нам в просьбе поехать в Пакшеньгу и проводить рабу Божью Антонину в последний путь: «Я плохо себя чувствую. Да и что я поеду в ту Пакшеньгу? Там и лоб перекрестить правильно никто не умеет».

Я не в обиде на батюшку. Он, наверное, действительно плохо себя чувствовал. Мы рады, что Господь распорядился так, что сегодня в Пакшеньге и лоб крестят правильно, и искренне верят в Промысл Божий и в силу молитвы, а на месте, где в далёкие годы располагался дом настоятеля, сияет крест на куполе храма в честь блаженной Матроны Московской. И в храме этом не раз и не два благодарные земляки подадут записочки с просьбой об упокоении рабы Божьей Антонины.

Храм в честь Святой Блаженной Матроны в Пакшеньге

Время неумолимо. Люди уходят – остаётся память. В сердце моём она всегда – милая, добрая, весёлая, любящая, справедливая, умная и всё понимающая сестра.

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска