Владимир Крупин

Приговорки

Прыгалки, классики, прятки – все детские игры сопровождались стишками, приговорками. Прыгают дети и в те самые годы жестокого «культа личности» вовсю кричат: «Кто на чёрточку наступит, тот Ленина погубит». И хоть бы что. Или: «Ленин, Сталин, Полбубей ехали на лодке. Ленин, Сталин утонули, кто остался в лодке?» – «Полбубей!» И подставляли лоб. И хоть бы что.

Взрослые в селе были не умнее взрослых в городе, но мудрее.

* * *

Удивительно точно заметила моя мама, прямо как формулу изрекла: «Раньше меньше знали, а всё понимали. А сейчас много знают, да ничего не понимают».

На почте

Сижу на деревянном крыльце почты, жду открытия. Пришёл позвонить. Сидит рядом старуха, тоже ждёт. Подходит ещё одна старуха. Я встаю.

– Ой, да сиди-ко, сиди. Ещё насидишься, пока добреду.

Старухи здороваются. Приходит почтальонка, открывает:

– Молодцы, молодушки. И мне к вам не ходить. Сергеевна, возьми-ко открытку.

– Ой, надо же, – радуется Сергеевна, – ещё и на письмо натакалась. Прочти-ка, Анюта.

Подружка громко читает новогоднее поздравление.

– Это ведь знаешь кто, – объясняет Сергеевна. – Это ведь Надя, постоялица, сына-то ещё привозила. Разведёнка. Больше ничего не пишет, поздравляет только?

– Как не пишет? Пишет. Замуж-то, спрашивает, ещё не вышла? Так, говорит, выходи.

Старухи хохочут.

– Замуж-то бы надо – могилу некому копать, так жениха-то нет.

– Как нет? А Иван-то Николаевич?

И опять обе смеются.

– Жени-и-х, – презрительно тянет Сергеевна. – Привёз мешок ячменю. В кошовке катал-катал, весь надсадился, не знает, под какую руку взять, как поднять. Я подхватила мешок под одну руку, потащила. Он рядом идёт, к женитьбе подговаривается. Жених – без груза запыхтелся. Думала, ещё помрёт у меня во дворе. Детям-то его радость, а мне каково? Взяла его в охапку, отнесла за ворота.

– Так откуда ему силу взять? – поддерживает Анюта. – Тяжелей карандаша ничего не поднимал. Всё в учётчиках да в нормировщиках. Уж так берёгся. Валиком прокатился. А всё одно – завод кончается. Бога не обманешь. Дай-ка, Лена, пару конвертиков да какую газетку старую на растопку… Домой-то идёшь ли, Сергеевна? А то я пошла.

– Ой, – спохватывается Сергеевна, – надо ведь ответ написать. Не попрошу ли кого?

Конечно, я наслался помочь. Старуха обрадовалась, купила открытку. Я переписал на неё адрес с полученной открытки и приготовился слушать диктовку.

– Пиши: «С Новым годом, Надя, с Рождеством! Уж до Нового года не успеет. Спасибо, Надя, не забываешь, а свои забыли. Здоровье вовсе ни к чему, хожу только в магазин, да чтоб видели, что ещё живая. Снегу мало, один лёд, так никуда и не пойдёшь, такая катушка, так и брожу ближе к краю…»

– Это на открытке не уместится. Я вот тут остановился: «Свои забыли, а ты, спасибо, не забываешь».

– Ой, да это-то, ладно, не пиши. «Спасибо, Надя, здоровья желаешь. Ничего, пока шарачусь потихоньку. И по дому маленько шишляю. А от коровы отступилась, но ты приезжай и парня привози, молоко ему знаю, где взять».

Кое-как улепив старухину диктовку, я подписал внизу её фамилию.

– Вот какая везетень, – радуется Сергеевна, – писаря нашла. Так-то я на лесосклад хожу, мне мужики пишут за папиросы. Тебе взять? Не куришь? Ой и больно ладно. Так ещё одну не напишешь ли?

– Да хоть сколько.

– Хоть сколько некуда. Некому. Все примерли.

Старуха покупает ещё открытку и на память диктует адрес. И дальше диктует:

– «Здравствуйте, Надя…» Дочь-то тоже Надя. «…Леонид, дети и сватья! Чего-то вы всё не пишете, ровно не живые».

– Вначале напишу: «С Новым годом!»

– Дак это ещё бы. «А нужна была, навеличивали, мёду всегда наливала, не весила». Но это ты не пиши, напиши: «Пока, слава Богу, жива-здорова, за хлебом хожу сама, а больше никуда не хожу. Корову порушила, одни курицы да кошка, доедают за мной. Завалинку не наладила, боюсь, весной вода подойдёт, подполье затопит. Вот будет делов! А приедете, молоко можно брать у соседей. Даром нальют: всю жизнь в моей бане моются», – старуха будто не мне диктовала, а с дочерью напрямую разговаривала. – «Ещё жила посторонняя женщина, разведённая, тоже Надя, лечила сына. Навезла всего: платьев сколько – и шерстяное тёплое, и другие разные – и халат красивый, и пальто крепкое. Хватит до смерти. А ещё кладу сколько-то от пенсии на книжку. Для вас, чтоб вам хоронить меня было не в тягость. А приедете, покажется мало, не обессудьте. Была корова, продавала молоко, больше откладывала. Кто литр возьмёт, кто два».

Я слушал и уже не записывал. Старуха горестно качала головой:

– «Старшего твоего, Надя, я помню, а младшего совсем не знаю. Пошлите хоть карточку, вставлю под стекло, добавлю к другим», – старуха передохнула. – «А не приедете, и без вас закопают. Ещё никого сверху не оставляли».

– Ой, – спохватилась она, – это не надо.

– Это я и не записывал.

– А как записал?

– Поздравление с Новым годом и чтоб приезжали.

– Верно, верно. Ещё напиши и с Рождеством, и с Крещением, и со Сретением, и с жаворонками…

– С Благовещением?

– Да. Раньше ответить не соберутся. Ой, молодой человек, вот уж спасибо тебе! Так не куришь? Нет? Может, пива с мужиками выпьешь?

Старуха стала меня расспрашивать, откуда я, чей, звала к себе:

– У меня и пряники есть. Твёрдые. Так я их молотком дроблю.

Я поблагодарил, но отказался. Во-первых, мне надо было звонить. Во-вторых, стыдно сказать, подумал, что мы будем долго идти до её дома, время потеряю и так далее.

То есть этим оправдал себя и не пошёл с нею. И потом очень жалел. Не пошёл, дурачок. И что было не пойти? Пил бы чай с пряниками да записывал бы за ней. Где сейчас найти такую старуху?

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска