Весна! За окном вовсю поют птицы. Городок, приютившийся где-то на окраине России, оживает. Я проснулся в отличном настроении: сегодня не надо идти на работу – выходной. Меня ждут иные дела и встречи: я вновь иду на службу в храм, ставший за последние месяцы для меня родным. Теперь я – алтарник храма Рождества Пресвятой Богородицы! Вспоминая знакомство со священником, я начинаю размышлять о том, что едва ли оно было случайным. Но – пора вставать!

До храма недалеко. Пока иду туда, я думаю о том, как же поменялась моя жизнь. Я ушёл с работы, устроился сторожем в одно учебное заведение нашего городка. Теперь у меня уйма времени, чтобы изучать духовную литературу, учиться читать по-церковнославянски и просто размышлять о Боге. Теперешняя работа, конечно, не приносит много денег, но зато даёт уйму времени на самосовершенствование…

В это же самое время на другом конце городка в большой квартире высокая старуха с белыми как снег волосами пытается подняться с постели, но обессиленно откидывается на подушки. Вот уже год, как она прикована к инвалидной коляске. Ноги совсем не держат, да это и неудивительно – ей уже давно перевалило за девяносто.

Механические часы на стене тоже давно остановились и больше не напоминают о летящем времени своим тиканьем. По ту сторону окна, прикрытого зелёной занавеской, люди идут на работу, сосед заводит машину и, вытирая пот, что-то говорит сквозь зубы в адрес своей заслуженной колымаги. Солнце пытается заглянуть в квартиру, но, натыкаясь на глухие зелёные шторы, недоумённо уходит и прячется. Такое ощущение, что его здесь не ждут.

В попытках встать с кровати и привести себя в порядок незаметно проходит утро бабы Натальи. К одиннадцати часам она всё ещё не смогла собраться. На кухне завозилась и успокоилась Пушинка – старая болонка, любимица хозяйки. Сегодня должна прийти соцработник. В её неприметной жизни это событие.

Соцработник приходила два раза в неделю, а всё остальное время старуха была предоставлена самой себе. Характер у неё был не сахар, то и дело она отсылала соцработника обратно – то ей не нравилось купленное в магазине, то раздражал слишком громкий голос соцработника, то её опоздание. Немощь безраздельно командовала ею, и она, словно в отместку, становилась то капризной, то злой, то упрямой. На самом же деле ей просто не хватало общения. Оно и понятно. Запертая в однокомнатной квартире, передвигаясь из комнаты на кухню на инвалидной коляске, имея собеседником одну лишь Пушинку, более всего она хотела выбраться из-за этой стены одиночества.

Сегодня соцработник принесла ей номер телефона церкви. Наконец-то, сколько раз просила! После её ухода, собравшись с мыслями, баба Наталья протянула руку к телефону – верному спутнику её жизни.

– Алло! Алло! А можно поговорить с батюшкой? – крепко прижав к уху телефонную трубку, старуха напрягла слух: от этого разговора многое зависело.

– Да, я слушаю вас! – произнесли на том конце провода. Священник был слегка простужен, оттого его голос звучал немного строго.

– Батюшка, миленький! Помогите! – голос бабы Натальи, прозвучавший сначала требовательно, тут же стал умоляющим. – Батюшка, вы можете прислать мне кого-нибудь из храма, чтоб он почитал мне Евангелие?

Отец Сергий, высокий и худой, с большой проседью в бороде, бывший участник далёких военных конфликтов, задумался и посмотрел на лик Спасителя. Христос взирал на него со старой иконы.

– Я подумаю, – сказал он.

– Батюшка, пожалуйста, мне очень нужно! – сердце просительницы забилось часто-часто: неужели откажет?

– Оставьте свой номер телефона…

* * *

В одно из воскресений отец Сергий обратился ко мне. Он спросил, смогу ли я позаниматься с одной почтенной дамой, навещать её раз в неделю и читать ей по главе из Евангелия. Я подумал и согласился. Дело казалось мне несложным. Отчего не помочь бабульке? Батюшка дал мне с собой красивое, с Распятием на обложке, Евангелие: «Вот его и читайте».

Через день меня встретили седая, явно приодевшаяся ко встрече дама в инвалидной коляске, а также её болонка – смешная собачка, вечно что-то просящая. Почитав ей главу из Священного Писания и пообещав прийти на следующей неделе, я попрощался.

Когда я возвращался от неё, меня не покидало какое-то странное чувство: я думал об этой старухе, уже два года сидящей в однокомнатной квартире, отрезанной от мира и всё-таки любящей жизнь. Я решил в следующий раз, если не будет дождя, попытаться вытащить её на улицу, благо она жила на первом этаже и сделать это было не так уж и трудно.

Для пожилого человека, почти два года безвылазно просидевшего дома, эта прогулка на коляске стала настоящим подарком. Она с жадностью вдыхала ароматы лета, трогала цветы. Мы вместе добрались до церкви, купили свечки, прочитали молитвы и вернулись домой.

Впоследствии эти прогулки на свежем воздухе стали частыми, насколько позволяла погода, конечно, а визиты в церковь – насущной необходимостью. Евангелие я уже не читал ей – она слушала его на богослужениях: каждое воскресенье с утра я заходил за своей подопечной, вёз её в церковь, а настоятель приветливо встречал нас.

Но прошёл год, настоятель храма сменился, и уже не было к моей подопечной такого расположения, как при бывшем батюшке…

* * *

Ноябрь. Сыро. Темнеет рано. Мысли бабы Натальи вертелись в голове одна за другой. В последнее время она практически перестала видеть, ноги не повиновались. По-прежнему её навещала соцработник и приносила всё, что пожелает капризная старуха. Она то и дело в страхе звонила врачу, которого ей посоветовала соцработник, в какую-то частную клинику – тот после визита к ней обычно оставлял кучу рецептов и, получив денежку, желал поправиться.

Я продолжал ходить к бабе Наталье, но в какой-то момент понял, что общение с подопечной уже не приносит мне радости, всё идёт как-то через силу. А если уж честно признаться, она мне порядком надоела. Особенно меня выводили из себя соседские сплетни, что я ухаживаю за старухой из-за квартиры, которую якобы она уже на меня переписала. «В самом деле, что общего может быть между людьми, разница в возрасте которых семьдесят лет?» – спрашивал я себя. Мне даже хотелось вовсе перестать ходить к ней, но что-то каждый раз останавливало. И каждое воскресенье по-прежнему шёл к ней.

* * *

…Лето наступило в том году внезапно. Как-то сразу всем стало понятно, что вот оно, лето красное. Солнце грело ласково. Уже второй год, исполняя обещание, данное бывшему настоятелю, я занимался со старухой. В последнее время общение с подопечной для меня стало настоящим адом. Каждый раз с тяжёлым сердцем звонил ей и начинал разговор. Идти к ней было особенно тяжко вот в такие солнечные деньки – входя в её квартиру, я словно погружался в глубокую сумрачную осень.

Может быть, она почувствовала это, и я, придя однажды, увидел, что занавески на кухне у бабы Натальи поменялись – новые, золотистого цвета, принёс соцработник. Прикованная к инвалидной коляске, моя подопечная с трудом выезжала на кухню, кормила собачку – единственного верного друга. Потом она возвращалась к себе в комнату и, как могла, сама читала молитвы. На столике перед ней заложенное карандашом Евангелие, которое дал ещё отец Сергий, – она продолжала читать его сама, делая какие-то непонятные пометки на полях.

Старуха жаловалась на здоровье, даже несколько раз позвонила мне ночью со словами: «Я умираю». Я хорошо помню первый из этих звонков. Часа три ночи. Пиликает телефон. Я беру велосипед, мчусь к ней. Ночь прозрачна, и надо мной, когда я проезжаю через пустырь, бесконечное звёздное небо. «Скорая» уже приехала. Ей сделали укол, и она, обессиленная, лежит, откинувшись на подушки. Я смотрю на неё, и чёрные мысли ворочаются в моей голове…

* * *

И вот снова ночной звонок.

– Я умираю, – прошелестело в трубке.

– Как? Опять?

Смотрю на часы: половина четвёртого утра. Голова тяжёлая, и совсем не хочется никуда ехать.

– Приезжай…

И гудки.

Когда я приехал, бабу Наталью на носилках уже переносили в «скорую». Я посмотрел в её телефон: приступ болезни позволил ей сделать лишь два звонка – один на «скорую», другой мне.

Через два дня в реанимации, успев сказать врачам мой номер телефона, как самого близкого человека, баба Наталья умерла.

Похороны были скромными. 94 года – это когда ты уже пережил всех своих близких родственников и подруг. В последний путь её провожали я, соцработник да племянник, который до этого не показывался.

* * *

Снова май. Поют по утрам птицы, греясь в лучах солнца. Весна спешит уступить своё место лету. Я по-прежнему помогаю настоятелю на службах. Моё самосовершенствование продолжается. Соцработник ходит по страждущим. В квартире старухи поселились чужие люди: племянник, вступив в наследство, выгодно распорядился им. За последний год на могилку бабы Натальи так никто и не пришёл, и вряд ли вообще придёт. Жизнь требует своего, а смерть уже получила то, что хотела. Как говорят священные книги, мы в этом мире только странники.

Память человеческая непрочна: облик бабы Натальи уже понемногу стирается в сердцах героев нашего рассказа. Всё, что осталось у меня от неё, – это Евангелие с непонятными мне пометками карандашом – теперь оно принадлежит мне. На обложке Спаситель на Кресте, опустивший голову, учеников рядом нет. Глядя на эту картину, я невольно вспоминаю мою капризную старуху и мысленно шепчу: «Упокой, Господи, рабу Божию». Верю, что так Он и устроил.

Дмитрий АНДРОНОВ, 2015 г.

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска