Мир, где нервы оголены

21 ноября прошлого года представители движения «За жизнь!» передали в администрацию Президента РФ более миллиона подписей под петицией против абортов. Сбор подписей начался ровно за четыре года до этого и проходил в 85 регионах страны. В 2016-м свою подпись под обращением к Президенту поставил и Патриарх Кирилл.

Не раз доводилось мне видеть, как на улицах разных городов, обычно возле храмов, словно под их защитой, добровольцы собирали подписи под этим обращением. Разные люди, часто совсем молодые – глядя на них, я думал: кто они, что заставляет их выходить на улицу? Петицию поддержали и некоторые известные медийные звёзды, например Дмитрий Певцов, Оксана Фёдорова, хотя они не могли не знать, что большинство россиян смотрят на проблему совсем не так, как православные: 4/5 женщин и 3/4 мужчин против запрета на аборты. И всё же…

И вот возможность познакомиться с этими людьми появилась у меня в Вологде, где в приходском домике старинного храма Святого Апостола Андрея Первозванного я встретился с сотрудницами социального отдела епархии. Лариса Мальцева, которая в городе более известна как православный экскурсовод, здесь за старшую, хоть и не по возрасту.

* * *

Спрашиваю у Ларисы, как она включились в эту кампанию, часто ли приходилось встречаться со злой реакцией людей – всё же в сетях огромное число прямо-таки ненавистнических высказываний в адрес сборщиков в частности и противников абортов вообще.

Лариса Мальцева, сотрудница социального отдела Вологодской епархии

– У нас всё было, наверно, так же, как у всех: сначала Сергей Чесноков, руководитель общественного движения «За жизнь!» вышел на нас, предложил участвовать в сборе подписей. Потом мы ждали благословения правящего архиерея. Вот сидит Валя Маргаритова, сотрудник нашего епархиального социального отдела, – она координатор проекта по сбору подписей (интервью с ней как с координатором ещё и проекта помощи слепым «На кончиках пальцев» мы публиковали в июне 2017 г.).  А опыт – он разный. Иногда и в Церкви можно получить отрицательный опыт. У меня знакомая собирала подписи на нижнем этаже одного из храмов города. Воскресенье, выходит женщина со службы, вся благостная. Знакомая направляется к ней и… нарывается на дикий негодующий визг – сборщица была сильно смущена, даже шокирована. Рассказывает: «Я после этого всё собрала и ушла, не могла больше». Потом выяснилось, что эта женщина сама сделала аборт и таким вот образом, видимо, пыталась оправдаться, себя защищала. А ещё глубже, как оказалось, была боль: она свою дочку не смогла уговорить – хотела, чтобы дочь родила, а та сделала аборт. И вот такой нервный срыв, скандал. Мы, например, сами стояли в Воскресенском соборе каждое воскресенье, и к нам подходили люди, даже работники храма, и говорили: «А мы за аборты!» У меня напарником был молодой паренёк, так он после такого заявления аж с лица спал. Потому что меньше всего ожидаешь таких заявлений от работающих в церкви.

– И как вы отвечаете в таких ситуациях?

– А что тут скажешь? Ничего не говорю, просто улыбаюсь. Разные причины, отчего люди так говорят. Бывает, какой-то свой горький опыт, бывает, юношеский максимализм, неопытность. Часто так мне отвечали именно молодые люди, когда я собирала подписи на улицах. Говорят: «Почему нельзя? Пусть делают, кто что хочет. Зачем Церковь лезет в это?» И так далее. И ничего не желают понимать. Сейчас молодёжь пошла такая – им скажешь, а они, наоборот, тебе назло. Батюшки наши тоже отмечают: раньше поколение было более смиренное – обличишь человека, он «съест». А попробуй-ка нынче двадцатилетнему что-то скажи! Теперь надо потихонечку, потому что кругом оголённые нервы. Чуть что – сразу же человек взрывается. Поэтому я работаю исподволь, тактично.

– Вы приводите контраргументы? Или это бесполезно?

– Сергей Чесноков настаивает, что мы должны человеку что-то сказать. Может быть, в какой-то ситуации это и так. Но, например, я считаю, что женщина мужчине не может высказать серьёзных контраргументов. Я вот интуитивно действую: смотрю в глаза человеку, пытаюсь понять, кто он, в каком состоянии находится. Иногда, если ты скажешь контраргумент, это может спровоцировать ещё и хульные выступления против Бога. Зачем это делать? Может, эта озлобленность у человека как-то сама пройдёт. Люди ведь меняются.

– Правда ли, что человек слышит лишь ту информацию, которую хочет услышать?

– Да, причём именно ту, которую готов услышать в данную минуту. А зачастую человек вовсе слов не слышит. Но можно иногда посмотреть так в глаза человеку, что не надо ничего говорить. Я уверена, что влиять на человека можно не только аргументами, а и тем, как ты разговариваешь, как ты стоишь, как ты смотришь на него.

– Вас не удивляет, что, по социологическим опросам, большинство наших соотечественников за аборты?

– Это потому, что молодёжь хочет у нас жить хорошо, – говорит Валентина. – Им проблемы не нужны. А ребёнок – это проблема, считают они. Ну и люди действительно не знают, нет у них информации настоящей. У меня есть знакомые родители, которые показывали достаточно жёсткие фильмы про аборты своим взрослым сыновьям. И мы показывали в своё время студентам в институте. Они говорили: а мы не знали, мы никогда не задумывались, что это убийство.

– Помнится, первый фильм, который рассказывает об абортах, –  «Безмолвный крик», американский, переводной. Ему уже сто лет в обед, ещё в 1980-е вышел. В 2006 году фильм «Не убий», первый в нашей стране на эту тему, снял Игорь Вязовский, работавший когда-то в «Вере» корреспондентом, Царство ему Небесное. С тех пор вышло множество фильмов, книг, пособий всяких – и что? Мы по-прежнему говорим, что люди не информированы. Но опросы этого не подтверждают. Люди в большинстве своём знают о последствиях абортов. Остаётся предположить, что они просто закрываются от этой информации, не готовы, не хотят её воспринимать.

– Но ведь эти фильмы действительно по телевизору не идут! В доступе-то широком нет.

– Нет, и не будет никогда, – соглашаюсь я. – Потому что у телевидения другая цель – развлекать. А тут какие-то тяжёлые разговоры. Зачем? Рейтинг упадёт.

– Но с другой стороны, молодёжь становится всё рациональней. Вроде много женщин думающих, «крутых»: я сама всего добьюсь – прогнозируют, планируют. Всё больше тех, кто за здоровый образ жизни. Но ведь аборт – это что? Во-первых, это очень неприятная ситуация, связанная с наркозом. Операция, после которой могут быть серьёзные осложнения. Даже таблетки очень вредные. Как это может укладываться в одной голове: ты за здоровый образ жизни – и приемлешь аборты?! Получается, человек сам себе врёт на самом деле!

Психологи говорят, что это очень глубокие корни имеет. Если женщина задумывается о том, что она может убить плод, то, по-видимому, у неё серьёзные отклонения от нормы. Нарушения в том плане, что она не понимает, не может ощутить себя матерью: у нормальной женщины на уровне инстинкта уже заложено стремление сохранить жизнь. То есть человек уже где-то изломан, возможно, через бабушку, прабабушку. И надо это как-то всё чинить.

Как-то раз к нам пришла женщина, привела свою несовершеннолетнюю беременную дочку. Они пришли в церковь из-за страха, что в женских консультациях их поведут на аборт. Они знали, что здесь их не будут склонять к этому шагу. В данном случае это была личная позиция мамы девочки. Она не очень-то воцерковлённая, ходит в церковь только по праздникам, но очень любит детей – у неё самой их трое. Говорит: «Я не представляю, как это – на аборт, даже если и несовершеннолетняя». То есть она понимает, что это убийство, понимает именно духовный смысл. Это у неё заложено, скорее всего, в семье, перешло от матери. Мы ей посоветовали хорошего православного врача, который не будет склонять её ребёнка к аборту…

* * *

Здесь я прерву наш разговор в Вологде, но мы ещё вернёмся в этот уютный домик при Андреевском храме. Но уж коль речь зашла о настоящем православном враче, не могу не вспомнить один примечательный разговор именно с таким замечательным человеком…

На взгляд врача

С доктором медицинских наук, профессором Ольгой Николаевной Долгошапко из Донецка наши читатели могли познакомиться весной прошлого года в записках о редакционной экспедиции на Донбасс («Новороссийский дневник», № 779, май 2017 г.). Она рассказывала о своей работе в госпитале во время войны с Украиной, как лечила раненых. А между тем по профессии она акушер-гинеколог, причём очень высокой квалификации, возглавляет соответствующую кафедру в мединституте.

И вот мы её расспрашивали про войну, но отклонились от темы и заговорили о медицинских аспектах кампании по борьбе с абортами. Она, как человек глубоко православный, рассказала нам много чего.

Доктор медицинских наук Ольга Николаевна Долгошапко

– Я всегда была против абортов, но в своей жизни я как врач один раз всё-таки сделала аборт, – с такого признания начала Ольга Николаевна разговор. – Медсестра обратилась, мол, так и так, маленький ребёнок на руках, денег нет. Умоляла меня сделать. Я отказывалась. «Ну, Оленька, пожалуйста, ни к кому другому обратиться не могу!» Взяла грех на душу. Потом уже батюшке покаялась, после этого дала себе зарок никогда в жизни абортов не делать.

– Вообще нет таких случаев, когда они допустимы?

– Можно допустить, когда есть у ребёнка пороки, несовместимые с жизнью. Например, анэнцефалия – врождённое отсутствие мозга. Даже если родится этот человечек, он вскоре умрёт.

– То есть он не проснётся для жизни даже?

– Он может дышать – просто как растение, но всё равно погибнет. Или иногда мы вынуждены идти на прерывание беременности, чтобы сохранить жизнь матери. То есть смысл – пожертвовать ребёнком, чтобы она могла последующих родить. Обычно такие ситуации мы с батюшками обсуждаем. Могу вам рассказать очень поучительную историю…

Поступила однажды женщина с тяжелейшей пневмонией, двадцать пять недель беременности. Дома полуторагодовалый ребёнок. Сама – сирота, родители погибли в автокатастрофе. У неё начинался отёк лёгких, и мы понимали: чтобы спасти ей жизнь, надо беременность убрать. Двадцать пять недель – ни туда и ни сюда. То есть ребёнок ещё нежизнеспособен, но это уже роды. И мы обязаны его выхаживать. Он родится пятьсот-шестьсот граммов и вряд ли выживет. Женщина говорит нам: «Я должна посоветоваться со своим духовным наставником». Приезжает такой пожилой батюшка. Мы объясняем ему ситуацию: двусторонняя пневмония, рентгенологически подтверждённая снимками. Он всё понял, говорит: «Скажите, пожалуйста, вы прямо сейчас должны прерывать беременность или у нас есть какое-то время? Ну там шесть, восемь, десять часов?» Мы объясняем, что прямо сейчас не можем – из-за отёка лёгких. Он говорит: «Вы пока лечите её, а я пойду помолюсь за неё». Он поехал к себе в храм молиться, а мы лечим. Я – дежурный врач. К утру у пациентки понижается температура и ей становится чуть-чуть легче дышать. Слава Богу! Мы же дежурные врачи! Мы молодцы! Значит, правильно подобрали антибиотик. Батюшка приезжает наутро: «Ну что, как наша пациентка?» Говорю (я-то понимаю): «Батюшка, спасибо вам огромное, ваши молитвы дошли до Бога. Всё хорошо. Справились с отёком лёгких. Наши реаниматологи ходят – хоть медаль на грудь вешай». Он спрашивает снова: «Ну что, надо прерывать беременность или ещё чуть-чуть можно подождать?» – «Можно подождать, да». – «Давайте подождём. Я пойду дальше молиться». – «Давайте, батюшка, вы молитесь, а мы будем лечить». Мы же с антибиотиками попали в точку, всё хорошо! Прежде наша девочка не могла ни лечь, ни заснуть, а уже на вторые сутки начинает полусидя дремать-спать на кровати. На третьи сутки у неё нормальная температура. Через трое суток! При такой пневмонии это должно было произойти минимум через двадцать один день! Через трое суток – я уже не дежурила – наутро прихожу и бегом в реанимацию: «Как там наша пациентка?» У реаниматолога круглые глаза: «У неё в лёгких дыхание везикулярное». То есть нормальное дыхание, обычное. «Везде?» – «Везде. Даже не верится, что была пневмония. Такого быть не может!» Если бы я своими глазами не видела, сама бы в жизни не поверила, что такое возможно! Дышит самостоятельно. Попросила еды. Ей принесли. Сидит ест – без всякой одышки. Пульс, температура и давление – нормальные. Беременность развивается. Нам даже интересно стало. Делаем рентген лёгких. Прибегает врач-рентгенолог и говорит: «А это её снимок?» – «Ну это же она у вас была на рентгене! Вы делали её снимок в палате три дня назад и сделали снимок сейчас». – «Дайте я на неё посмотрю». Смотрим. Сидит розовощёкая женщина – без признаков одышки, нет синих крыльев носа. Смотрим снимки: абсолютно нормальные лёгкие. Потом она выписалась, спокойно родила. И когда мне начинают рассказывать, что вера и Бог – это одно, а медицина и лечение – это другое, я отвечаю: «Вы знаете, я тоже врач и привыкла верить тому, что вижу, могу потрогать-пощупать. Я видела пациентку, я видела её снимки, слушала её дыхание. Я могу стопроцентно сказать, что, если бы не молитвы батюшки, неизвестно, чем бы закончилась эта ситуация».

И буквально следом за этой пациенткой на её же место поступает другая женщина, ВИЧ-инфицированная, с такой же пневмонией. Срок только чуть поменьше. Курящая. Начинаю спрашивать: «А вот вы в Бога верите, в храм ходите?» – «Нет, не особенно, я атеистка». Закончилось тем, что пришлось убрать эту беременность – она замерла сама, плод погиб. Вдобавок нам пришлось убрать у неё матку, потому что сепсис начался. Потом с большим трудом её вычухивали. В результате она осталась без ребёнка, без матки, еле живая. Так Господь нам показывает чудеса, преподаёт уроки.

А была другая ситуация, когда ребёнку поставили диагноз «порок сердца». Родителям сказали: «Порок, несовместимый с жизнью». Смотрю по УЗИ, консультируюсь с кардиохирургами. А у него, у этого ребёночка, левого желудочка сердца практически нет. Гипоплазия, и я понимаю, что, когда он родится, сердце у него просто не сможет нормально сокращаться. Но верующие родители говорят: «Нет, мы прерывать беременность не будем. Во-первых, вдруг ошибка. Но даже если нет ошибки и диагноз подтвердится, мы не хотим брать на себя грех детоубийства. Мы дадим возможность этому ребёнку родиться. А потом – как Господь управит». И вот рождается мальчик, хороший такой, розовый. А у него просто большой артериальный проток, и пока он работал, полтора дня этот ребёнок жил. Потом проток начал закрываться и ребёнок умер. Меня моё начальство ругало: да как это так, надо было прервать беременность, вы допустили смерть, а это ухудшает наши показатели! Статистика ж портится! А родители пришли благодарные, принесли букет цветов: «Спасибо большое, что вы по-человечески нас поняли, на нас теперь нет греха детоубийства. Мы знали, на что мы шли». И эти полтора дня ребёнок – этот ангел Божий – был окружён любовью, заботой, видел улыбающихся родителей. После этого у них, кстати, родилась абсолютно нормальная, хорошая девочка.

– Всё же нередко именно доктора и настаивают на аборте…

– Как-то приходит женщина с приличным сроком беременности: «Меня направили прервать беременность. В пуповине два сосуда, а должно быть три. Доктор сказал, раз такие проблемы…» Показывает подтверждения УЗИ, что сосуда именно два, а раз так, то, надо думать, такие же аномалии у сосудов сердца, мозга и так далее – беременность надо прерывать. Но подтверждений, что имеются ещё какие-то отклонения, нет. Я спрашиваю: «А вы что думаете?» Она плачет: «А я не хочу эту беременность прерывать». – «Ну и не прерывайте, давайте будем вынашивать». – «Мне врачи сказали, что, если вы не будете прерывать, мы вас вести не будем, пусть кто-то другой берётся за вас». – «Хорошо, я буду вас вести». Делаем УЗИ. Ребёнок абсолютно нормально развивается, не отстаёт от развития. То есть эти два сосуда вместо трёх прекрасно справляются со своей работой. Мы доносили до срока родов. Женщина эта баскетболистка, около двух метров роста, хороший, ёмкий таз. Она рожает здорого мальчика – четыре килограмма двести граммов! «Ты представляешь, Юля, – говорю ей, – на двух сосудах пуповины ты вырастила такого богатыря!» А если бы прервали беременность?..

– Когда в обществе идёт разговор об абортах, подразумевается, как правило, материя довольно грубая: кровавое выскребание или отравление уже частично оформившихся младенцев. Как раз об этом писали и древние учителя Церкви, например святитель Василий Великий в своём правиле: «Умышленно погубившая зачатый во утробе плод подлежит осуждению как за убийство». Но в православных кругах своя специфика: здесь говорят чаще о допустимости противозачаточных средств. Одни говорят: «Контрацептивы неприемлемы в принципе, зачатие детей – дело исключительно Божье». Другие отвечают: «Если контрацепция не соединяется с попыткой ложных, нецеломудренных человеческих отношений между мужем и женой, а связана с тем, чтобы не создать возможность уродливой жизни для невинного ребёнка, который не виноват ни в чём, то контрацепция справедлива, она законна». Это, между прочим, слова митрополита Сурожского Антония. Профессор Алексей Осипов рекомендует «метод распознавания плодности (МРП), который позволяет любой женщине, независимо от особенностей её организма, проводя несложные наблюдения, определять плодные дни с точностью 98–99,8 процента…»

– У меня есть один знакомый батюшка, у которого матушка одного родила, потом сразу второго, а потом третьего – все с разницей в полтора года. И вот она пришла ко мне на приём с новорождённым на руках, и другие двое тоже с ней, потому что батюшка на службе. Она не беременна. Сидит уставшая вусмерть, зелёного цвета, с тремя этими детьми, со мной пытается разговаривать, а глаза у неё закрываются – и я понимаю, что она младенца своего сейчас просто выронит. Потом я вызвала батюшку на беседу. «Вы хотите, – говорю, – чтобы ваши дети были с матерью и чтобы они нормально воспитывались? Тогда давайте что-то будем делать, чтобы хотя бы на какое-то время прекратить процесс деторождения – дайте супруге восстановиться после трёх родов! Она же у вас то беременна, то рожает. А на её здоровье это отражается отрицательно. Вы представьте. Четырёхлетний ребёнок ещё сможет сам водички пойти попить или трусики поменять. Ладно, двухлетняя обкакается-описяется, со стола там стянет какую-то картошку и поест. А что с этим, месячным, будете делать, если жена сляжет? Давайте как-то предохраняться, есть же презервативы, другие средства, если вы против спиралей и таблеток!»

– Есть обратная сторона проблемы: всё больше становится семей, где, наоборот, не могут родить ребёнка. Кстати, часто это бывает последствием грубых абортов на поздних сроках…

 – Тем, кто ко мне приходит с проблемой бесплодия, я говорю так: «Понимаете, дитё даётся от Бога. Если вы хотите забеременеть, то первое вам задание – вначале идите к Нему, в храм, просите, берите благословение, исповедуйтесь, причащайтесь. А потом уже будем стараться вместе с вами что-то сделать…» Разные ситуации были. Иногда люди приходят, удручённые диагнозом бесплодия. Говорю: «В храм ходите – и всё у вас получится». Одна пациентка мне отвечает: «А что, Господь Сам не знает, что мне надо?» – «Знает, но Он хочет, чтобы вы Его попросили. А вдруг вы ещё не совсем готовы морально к этому событию». Говорю: «Ты хочешь пить, стоишь за дверью, за которой целый кулер с водой, так постучи и попроси: “Глоточек воды дайте”. Так и Господь Бог, Он ждёт от тебя этого».

Тем, кто разуверился, я привожу два показательных примера. Первый. Летом ко мне приходит молодая женщина. Пять лет не было детей, уже собрались на экстракорпоральное оплодотворение в пробирке, ЭКО. Привёл её папа: «Сможете помочь?» Начинаю беседовать и точно так же говорю: давай-ка бегом в храм. А она: «Да я как-то в это не верю». – «Ну так поверь, хотя бы ради того, чтобы беременность заполучить… В сентябре придёшь – если не получится, идём с тобой на ЭКО». Приходит в сентябре: «У меня две полоски, я беременная». Сделали УЗИ, так и есть. Я спрашиваю: «А что делала-то?» «Да один раз в храм зашла как-то, – отвечает. – И что я, дура, мимо него пять лет ходила!..»

А вторая вообще ситуация уникальная! В первом браке у женщины была внематочная беременность. Трубу маточную пришлось убрать, потому что разорвалась. Вторая труба непроходима. Три попытки ЭКО в первом браке – не получилось. Разошлась с первым мужем. Вышла замуж повторно, приходят ко мне вдвоём. Как врач, я понимаю, что, кроме ЭКО, у них другого пути нет. Отправляю их к моей хорошей подруге, которая этим занимается. Она мне потом звонит: «Слушай, такое сложное было ЭКО, потому что яйцеклетка старая, оболочка плотная». В общем, получили беременность, но эта беременность у неё в декабре замирает, на шестой неделе останавливается в развитии эмбрион, после того как она переболела гриппом. Слёзы, сопли… Я говорю так: «Идите в храм. Скоро Рождество, потом Крещение, такие праздники великие. Попросите! Но только смотрите: вам после этой ситуации год ЭКО делать нельзя!» Пасха в том году была ранняя. Это я запомнила на всю жизнь. И она мне звонит на Пасху, говорит: «Вы стоите или сидите?» – «Сижу, а что?» – «А у меня две полоски». – «Так, Наташа, я тебе что говорила? Нельзя тебе сейчас делать ЭКО. После предыдущего ЭКО только три месяца прошло!» А она в ответ: «А мы ЭКО и не делали». – «А что вы делали?» – «Да в храм зашли на Рождество один раз». – «И?..» – «Ну, беременная я теперь!» С непроходимой трубой, после четырёх попыток ЭКО! Я думаю: «Ну всё, ей тридцать восемь лет, это мы теперь будем вынашивать с кучей гормонов». Но беременность она отходила как песню отпела. Единственное – проблемы были с почками, но полечили, всё нормально. Они пришли ещё для того, чтобы сказать, что самостоятельно будут рожать. Я говорю, что очень стрёмно, опасно, потому что возраст. Такая драгоценная беременность. «Ну давайте так, – предлагаю. – Если всё будет нормально, рожаем сами, а если что-то не так, то пойдём на кесарево». Всё же в середине родов нам пришлось идти на кесарево, потому что сердцебиение у ребёночка начало страдать. Но факт: мы родили абсолютно здоровое дитё, сейчас ему уже шесть лет…

Это к вопросу о вере, о том, что Богом дано, чего не дано.

– Что бы вы сказали пришедшей к вам прервать беременность?

– Мне часто приходится беседовать с такими женщинами. «Можете мне помочь сделать аборт?» Отвечаю: «Я не киллер, заказные убийства – это не ко мне!» – «А почему вы так со мной разговариваете?!» – «Потому что сейчас вы хотите убить человека. Он маленький, беззащитный». – «Так это же ещё не человек!» – «Нет, это уже человек!» Аргументы какие приводят? Плохое материальное положение, не смогу дать достойное образование, ещё там чего-то. «Люди добрые, – говорю, – в блокадном Ленинграде рожали детей под бомбёжками, имея вот такусенький – сто двадцать пять граммов – кусочек хлеба в сутки!» – «Да у нас того нет, сего нет». Говорю им: «Вы знаете, я уже тридцать лет работаю акушером-гинекологом и заметила: как только люди в условиях, когда работы нет, бизнес прогорел, думают сохранить беременность – у них и работа появляется, и бизнес налаживается. Но если вы этого ребёнка убьёте, а у вас есть дети старше – они начнут болеть, с ними будут происходить всякие тяжёлые ситуации. Сколько раз было так, что приходили вот такие “крутые” – супербизнес у них, а они только одного ребёнка родили: “О нет, больше мы не можем!” А потом этот единственный становится наркоманом, выносит из дому всё. Или приходят: “Ой-ой, а вот был один сын и погиб”. Под машину попал или ещё чего-то случилось. И всё! Вы не знаете, что ждёт в жизни вас, вашу семью. Может, этот ребёнок, если вы сейчас сохраните ему жизнь, станет единственной опорой в вашей жизни, в старости, будет вас досматривать, даст вам всё. Так что благодарите Бога, что Он дал вам этого ребёнка». Вот об этом я и говорю таким женщинам.

Сохранила ребёнка. А дальше?

Мы возвращаемся к разговору за чашкой чая с сотрудницами социального отдела Вологодской епархии. Речь теперь о проекте помощи кризисным беременным, который здесь ведут с декабря 2016 года.

Храм Святого Апостола Андрея Первозванного в Вологде

– Расскажите, что из себя представляет эта программа, – прошу Ларису.

– Мы получили грант с помощью отдела по социальному служению Московского Патриархата. Взяли на программу семнадцать женщин, в том числе беременных, многодетных, у которых серьёзные материальные трудности…

– А что значит «взяли»? Как можно взять?

– Ну, то есть мы их целенаправленно искали через наши женские консультации, через психолога доабортного консультирования, через социальных работников храмов. Например, девушка восемнадцати лет, беременна, молодого человека нет, папа только что умер, живут с мамой в неблагоустроенном бараке, у мамы, ведущей асоциальный образ жизни, ребёнок восьми месяцев. Вообще просто тупик. Вот она услышала о нашей программе по сарафанному радио и пришла.

– Она была первая?

– Нет. Первой у нас была Настя Баранова, – уточняет Лариса. – Она пришла за вещами для детей на гуманитарный склад. Пришла беременная. Когда с ней наш социальный работник разговорилась, выяснилось, что старший ребёночек у неё в первом классе, живут в аварийном жилье, родных нет, работать уже не может, потому что у неё большой срок. Работодатель, у которого она раньше работала, выставил её, не выдав зарплату… Сейчас она уже родила ребёнка.

– Первая была, да, Настя, – оживляется Валентина, – а потом стали приходить и многодетные мамы, мамы-одиночки, которых выгнали с работы, хотя по законодательству это вообще-то… Кстати, мне…

– Поскольку устраивались, наверно, неофициально? – я невольно прерываю её.

– Да. Или же просто хватки нет, стесняются отстаивать свои права, – отвечает уже Лариса, – например, пойти накапать в трудовую инспекцию. Да, вот такие у нас люди. Говорят: вот я нажалуюсь, но меня всё равно не возьмут.

– Возьмут не возьмут, а заставить долги выплатить можно.

– …Бюджет программы у нас рассчитан на семнадцать человек, но обращаются и люди, которым мы разовую помощь оказываем. Но вот грантовая программа завершится, и мы должны продолжать её уже своими силами. Нам сразу сказали, что это как бы стартап.

– Это реально?

– Опыт у нас есть: когда была задержка в перечислении денег из Москвы, мы кружечными сборами собрали деньги и из них выдавали гуманитарную помощь этим женщинам. Люди у нас очень отзывчивы. Но насколько долго это можно успешно делать, непонятно. Когда нужны деньги на что-то более крупное, типа покупки коляски или кроватки, это в любом случае по гранту купить нереально, мы такие вещи искали по знакомым, по приходам. Или можно купить дешевле по объявлению в Интернете.

– Получается, что в каком-то смысле вы дублируете социальные службы?

– Мы об этом задумывались. В какой-то мере да, дублируем. Батюшка правильно говорит: «Мы не должны забывать, что мы Церковь». Но у девушки, пришедшей к нам, мы же, понятное дело, не будем спрашивать, как здоровье. А с этими кризисными беременностями не так всё просто. С одной стороны, вроде как все медики: да-да, прерывание беременности – это плохо. На самом же деле многие продолжают подталкивать к абортам. Мы не знаем достоверно, что говорит девочке на консультации психолог доабортного консультирования. Никто не знает. И мы в рамках этой программы планировали договориться о том, чтобы батюшка мог какое-то время, например по два часа пару раз в неделю, находиться в кабинете доабортного психолога. И тут мы столкнулись с достаточно серьёзным сопротивлением на уровне департамента здравоохранения. В результате долго бились и добились лишь того, что нам разрешили поместить в консультациях стенды с информацией об абортах. Мы сделали такие стенды по всей Вологодской епархии.

– В чём позитив государственных программ? – они непрерывны. То есть вот они идут и идут, а когда грант – раз! – и извините: программа закончилась, до свиданья.

– Мы и потом всё равно будем вести тех женщин, которых взяли в программу. У нас есть возможность юридической, психологической помощи, потому что, например, если девочка из детдома, она не понимает, как быть матерью. У нас уже так было, когда не было проекта. Той же Насте Барановой, первой по программе, мы помогали до этого два месяца.

– Я ей мебель ставила, знакомых нашла, кто ей дрова возил. То есть ставишь на уши весь город, ищешь, кто бы мог чем помочь. Ох, мне как раз пора к ней, – спохватывается Валентина, – так что извините, прощаюсь с вами…

– Вот скажите напоследок, – удерживаю её. – У вас есть ощущение отдачи от работы с подопечной? То есть силы душевные, время и так далее – всё это уходит, а результат? Не получится, что в самостоятельном плавании, после завершения программы, она снова начнёт «тонуть»?

– В плане воцерковления: она теперь ходит в храм, сама регулярно причащается и детишек тоже водит. Материально помогли немного… У неё не было друзей, а я к ней сразу отнеслась с симпатией, и она, видимо, это почувствовала. Мы с ней задружились. Каждый раз, когда я к ней приезжаю и мы пьём чай, она мне рассказывает всё о своей жизни. В плане дружбы, может быть. Вот такая отдача… Из чего её сложная ситуация выросла? Знаете, это как цыганская кровь, что называется, – любить так любить. Без замужества, без всяких планов, так вот. То, что она оказалась в такой ситуации, понятно, что её вина, что она довела ситуацию до такого. Но она любит своих детишек. А отец сбежал, и всё. Связи нет. Алиментов тоже. Она всё понимает и уже не хочет повторять свои ошибки. А там уж кто знает…

– Вы начали помогать. И стало ли её положение реально легче?

– Конечно, легче, чем после родов. Сейчас ребёночек растёт, у неё больше уверенности в будущем. Она каждый раз ждёт, когда к ней приедем.

– И часто ездите?

– Где-то в раз неделю.

– А вот если обратно повернуть эту ситуацию. Не будет такая программа воспитывать в людях иждивенчество?

– У некоторых – да. А у неё вряд ли. Она не из таких людей. Она уже хочет на работу, чтобы начать самой зарабатывать. И до этого работала. Довольно-таки работящая девушка.

Валентина уходит.

– Естественно, паразитизму мы не можем потворствовать, – добавляет Лариса. – Есть такие люди, которые кочуют по приходам, привыкли жить на халяву и тянуть что-то с Церкви. Приходила к нам женщина, когда только программа начиналась. Вся в слезах, утверждала, что беременна, а паспорта нет, потому что муж выгнал, она быстро собиралась… Мы её отправили на квартиру пожить, дабы муж её не убил, он якобы её на аборт тащил. А она, оказывается, у соседки украла паспорт, взяла кредит на него. В общем, слава Богу, занялась ею милиция. Так что это тонкая тема, поэтому мы пытаемся разузнать, что за человек. Собираем информацию и у знакомых, и работаем с центром социальной помощи.

Тот же вопрос – об отдаче, об удовлетворении от работы – адресую в завершение разговора моей главной на сегодня собеседнице – Ларисе.

– Я вижу, как рождаются дети, – отвечает она. – Мы встречаем подопечных из роддома и дальше ведём. Удовлетворение? Оно есть, потому что когда видишь, что человеку на самом деле нужна помощь и ты в силах помочь… Ещё что важно: не только вот эта материальная поддержка, но и духовная. Они зачастую обращаются вроде бы сначала с материальными проблемами, а потом всё равно душа-то просит… Может быть, люди за семьдесят лет перестали доверять Церкви, немножко нас побаиваются, но когда они понимают, что их тут встретят обыкновенные, доступные люди, они начинают задавать и духовные вопросы. Говорят, мол, мы бы тоже хотели, дайте нам почитать, просят детей крестить. В конце концов мы слышим: «Мы пойдём в церковь, поблагодарим Бога, что нам такая помощь идёт». То есть они понимают, что мы даём не от себя. Это большая радость для нас.

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска