В службе – честь

Если смотреть на карту России, то Кольский полуостров кажется головой какого-то зверя, а Мурманск – его глазом. Полчаса езды на северо-восток от этого «глаза» – и вы в Североморске. При условии, что у вас есть пропуск, ведь это закрытый город и на полпути к нему – КПП. Но, пожалуй, только эта проверка на дороге и напомнит, что въезжаете в военный гарнизон. Североморск живёт неспешной жизнью – уютный и чистый, утопающий в зелени летом и в снегах зимой. С сопок вниз сбегают извилистые деревянные лестницы, которые зовутся здесь по-морскому трапами. Исчезли с улиц плакаты 70–80-х: «Североморец, береги Родину!», а гранитную набережную Кольского залива сочли слишком уж суровой и заменили белоснежной, будто из сахара, балюстрадой – как на Чёрном море, в Геленджике. Словом, имел бы Североморск мирную наружность приятного приморского городка, если б не стояли у причала военные корабли и не спешили ранним утром на службу военнослужащие. Ведь здесь находится главная база Северного флота и многое скрыто от взглядов. А служащий в храме священник может оказаться либо бывшим флотским офицером, либо батюшкой, окормляющим военных моряков.

С одним из таких пастырей нам довелось побеседовать в североморском храме Святых мучениц Веры, Надежды, Любови и матери их Софии.

Жизнь и служение протоиерея Сергия Чериченко, как оказалось, тесно связаны с армией и флотом, а точнее – с морскими пехотинцами, чей праздник отмечается в России 27 ноября. Отец Сергий на встречу пришёл не один, а с воином-контрактником Георгием, который помогает батюшке при храме в свободное время. Узнав, что наша газета выходит в Сыктывкаре, Георгий улыбнулся: «Многие мои сослуживцы из Коми. Кстати, они в основном староверы».

Отец Сергий Чериченко и его помощник воин Георгий

* * *

– Откуда вы родом, как ваша судьба оказалась связана с Крайним Севером? – задаю вопрос батюшке.

– Родом я из южных мест. Есть такая непризнанная республика, находящаяся между Молдовой и Украиной, – Приднестровье. Это моя родина. Люди там считают себя частью России, но официального признания нет. Как когда-то был непризнанным Крым, но люди дождались, так и моя страна – люди ждут, молятся и, я думаю, дождутся. Война там началась с того, что в городе Бендеры в 92-м были обстреляны выпускники школ на глазах родителей. Знаю происходившее изнутри – мой отец воевал, позже стал военным комендантом города-гарнизона Рыбницы. Но мы выстояли, поддержанные генералом Лебедем. Все помнят его слова: «Ещё одна пуля – в Кишинёве поужинаем, в Бухаресте позавтракаем». С тех пор – тишь да гладь да Божья благодать (смеётся). Это хорошая история про то, как люди вышли на врага с вилами, с косами. Когда им сказали: мы берём вас силой, вместе с Молдовой присоединяем к Румынии, мой народ сказал: мы не пойдём к Румынии, мы русские люди.

А на Север я попал шести лет от роду, и случилось это благодаря моему дяде. Отслужив при СССР срочную службу, он остался мичманом в Полярном, стал старшиной техслужбы торпедной базы и забрал нас с мамой на Мурман – вытащил из глубинки, где у нас был дом, огород, скотина. Мать моя сразу же подписала контракт и пошла на военную службу. Когда я сюда приехал, знал всего два языка – украинский и молдавский. Со временем русский язык мне стал родным. В школе я дружил с ребятами старше себя, и после школы мои товарищи поступали в военные училища – это и стало главной причиной моего патриотизма. Я в 15 лет закончил среднюю школу экстерном. Правда, через инцидент: однажды я вернулся домой под утро и получил от матери пощёчину. «Где ты был? Я за тебя переживала! Повзрослел, что ли?» Я ей говорю: «Да, повзрослел». – «Принеси аттестат о полном образовании, тогда я поверю». На следующее утро я пошёл к директору школы и попросил перевести меня на систему экстернат. Она не пошла мне навстречу: «Законом это не запрещено, но нетрадиционно, не надо мутить, Серёжа, воду». Я забрал личное дело, перешёл в вечернюю школу, а там добавляется 12-й класс. Сдаю экстерном за три месяца экзамены за 10-й, 11-й и 12-й классы, получаю аттестат и… вместе со своими друзьями отправляюсь поступать в военное училище: самого младшенького дружка-то забыли?! Поступил в Высшее военное общевойсковое дважды Краснознамённое училище имени С. М. Кирова – на факультет морской пехоты. Нас учили на командиров, готовили к «горячим точкам». Уже полыхал Кавказ.

– И вышли командиром из училища?

– Поучиться всерьёз мне пришлось только во время срочной службы. Из училища я отчислился. Теперь, находясь 15 лет в священном сане, я понимаю, что это Промысл Божий. Дело в том, что в училище у меня произошёл конфликт. Когда ты сознаёшь, что события середины 90-х в Чечне с нашим участием – никакая не война, а кампания… Это позже, через пять лет, придёт Путин и скажет слова, адресованные всем нашим воинам, кто там находился: «Ребята, мы вас больше не предадим». Но тогда, в Первую чеченскую, это было страшно. Ребята-калеки, гробы… Мне люди рассказывали: «Мы ждали приказа открыть огонь, а он не поступал, и нас расстреливали на плацу…» В общем, я отчислился.

– Божий Промысл, выходит, был в том, что вы стали нести другое служение. Расскажите о том, как это случилось.

– Появилось желание помогать храму. Шёл 99-й год. Так получилось, что в Полярном снесли старый деревянный храм, начали строить кирпичный, и я стал помогать священнику, затем поступил в духовное училище. Спустя три года с момента поступления – а учиться нужно было пять – я уже принял священный сан от рук нынешнего митрополита Мурманского и Мончегорского Симона. Всегда у меня всё ускоренно, – шутит батюшка. – Где я только не работал – трудовая книжка вся исписана. Искал своё, пока не нашёл этот путь – слуги Божьего. Ныне несу служение в нескольких местах, включая храм Тихвинской Божией Матери в легендарной Териберке, которая прославилась благодаря фильму «Левиафан». Но это совсем другая тема.

По благословению владыки Митрофана окормляю в Печенгском районе, в посёлке Спутник 61-ю отдельную Киркинесскую Краснознамённую бригаду морской пехоты. Однажды на учениях встретил ребят, с кем учился в одном взводе, только я уже исполняю обязанности помощника командира бригады по работе с верующими – а они подполковники, майоры. Удивительно, как круг замкнулся – я снова пришёл к чёрным беретам. Снова с ними бегаю, прыгаю, провожу инструкторскую работу, стараюсь сплотить коллектив.

Учебные будни морских пехотинцев (фото М. Михина)

– Как это удаётся? Ведь нынешний армейский коллектив – это не русское войско начала XVIII века, которое было однородным и социально и религиозно – все были православными.

– Сплачивать ребят, порой очень и очень разных, получается вокруг спорта и спортивной дружбы. Ну, обучаю ребят рукопашному бою, что греха таить. Раньше рукопашка преподавалась по советским ГОСТам, но боевое искусство продвинулось вперёд. Вы знаете, что в прошлом году причислен к лику святых русский монах, победившей в схватке, игравшей огромную роль в Куликовской битве, – Александр Пересвет? То есть Церковь имеет право вести за собой воина, окормлять его, через этого святого мы получили эту миссию. Кстати, я являюсь настоятелем прихода храма в честь преподобных воинов Александра Пересвета и Андрея Осляби в посёлке Сафоново-1.

Так вот, я зашёл к ребятам не через религию, а как спортсмен. Первое, что было сделано, – им было предложено встретиться в спортзале. Я из себя представлял молодого человека в шортах и майке. Один подошёл – чемпион России по кикбоксингу, чтобы себя показать, но после болевого шока сказал: «Всё, учи меня, отец». Второй втянулся в тренировки, третий – ребятам стало интересно. А спортивная дружба, я вам скажу… зря с ней не считаются. Культивируют банную дружбу в мужских коллективах, охотничью, служебную, земляческую, а о спортивной дружбе умалчивают. Но это можно понять только через опыт. Когда ты с человеком бегаешь, прыгаешь, потеешь, несёшь его тяготы, принимаешь таким, какой он есть, вы с ним становитесь братьями, а тренер вам становится наставником. Мне пришлось самому ходить несколько лет в подмастерьях у полковника спецназа, командира отряда, о котором мало что известно. Эти люди высоко в горах сидят, у них диверсионные задачи и такая подготовка, что один выходит против многих – это выше каратэ, выше бокса, потому что другие представления о результатах: на войне, если проиграешь, умрёшь.

– И приходится применять знания на деле?

– Наша 61-я бригада командируется в Сирию (спустя два месяца после нашего разговора, 30 сентября 2017 года, командир бригады полковник Валерий Федянин получил смертельное ранение в Восточной Сирии. – Е.Г.), а до этого побывала во всех «горячих точках». «Спутник» прекрасно знают в Чечне – он там хорошо себя проявил и имеет награды. Система тренировок очень эффективная, способная за три месяца подготовить хорошего бойца, хоро-ошего! А поскольку зачастую и трёх месяцев нету, то за 21 день готовим средней руки нормального воина. И самое главное, дело даже не в навыках, а в том, что человек по-другому начинает относиться и к боли, и даже к смерти. И здесь, как нигде, очень важен вклад православия. Воин узнаёт о себе, что он, если при исполнении, на поле брани, за веру и Отечество живот свой положил, Господь его забирает к Себе. Почему мы в записочках пишем: «воина Александра», «воина Андрея»? Эта формулировка – корректировка в первую очередь для того священника, который читает: будь добр, произноси благоговейно, потому что этот человек за Родину сражается. Есть у нас ребята, которые в плену были, неведомо как делали заточку, бежали из плена. Один из наших бойцов прошёл через плен в Чечне трижды, и ни разу его не смогли там удержать. Но этот тяжёлый опыт – очень большой груз на душе; человек он замкнутый, молчаливый.

– В бригаде служат, наверно, не только православные. Нет ли напряжённого отношения к вам как к православному священнику?

– Религиозной розни нет, потому что начало правильное – спорт. На ковре и мусульмане-дагестанцы, и буддисты-буряты. Мы все просто братья трезвого патриотического коллектива, которые приехали с разных мест.

– Для многих мужчин сегодня служба по контракту – выход из безденежья, безработицы. Но не очень верится, что только за деньгами приехали ваши ребята на «Спутник», где природные условия очень суровы и есть постоянный риск отправиться на войну.

– Поймите, зарплатой в 45 тысяч нельзя привлечь молодого, крепкого, деятельного мужчину. Каждый воин-контрактник мог бы и у себя дома зарабатывать такие деньги. Причём любой из них понимает: отдай за квартиру, пошли денег маме, поужинай в ресторане – и в итоге как ел ты кашу у себя в бригаде, так ты её и ешь, а деньги уходят непонятно куда. Я к чему это говорю? Воин очень быстро понимает, что воюет он не за деньги. И вот здесь происходит отсев: кто-то разочаровывается и уходит. Но есть те, кто всё-таки принимает решение в пользу воинской службы: а всё-таки неплохо, что я тут; там-то что делать? – в клубе танцевать с серёжкой в ушах? пить? Самое лучшее – быть здесь и сейчас в это нелёгкое для России время, туда, куда меня занесло – на «Спутник»! (При этих словах отец Сергий даже стукнул по столу.) Мы ждём его решения. Ты определился, друг? Да. Дальше работа строится по простому принципу, согласно девизу морской пехоты: «Там, где мы, там победа». Объясняю ребятам: этот девиз не нами придуман. Ваши предки, морские пехотинцы, – это они так установили, они вам задали эту планку. Вам уже ниже нельзя. Говорю им: «Мы не производим алмазную продукцию, золото, мы производим продукт гораздо выше алмаза и золота – победу для нашей Родины. Мы поехали, отработали, и как нам тяжело было, только мы знаем. А теперь мы приехали, победу сдали (батюшка ударяет по столу так, что подскакивают чашки) – и отдыхаем. Хоть в ресторан, хоть на природу. Парень смелый (звяк!) – сделал дело.

– С какими проблемами приходится батюшке сталкиваться на «Спутнике»?

– С такими же, как повсюду в воинской среде, и в первую очередь это пьянство. Оно не сплошь и рядом, но бывают моменты из-за легкомыслия и безалаберности. Не все ребята пока умеют правильно к этому относиться, но случаются инциденты очень редко. Мы проводим работу. В бригаде есть соцотдел, психологи. Очень быстро отслеживаем зависимость хорошего состояния бойца – и физического, и морального – от трезвого образа жизни, даже графики составили – всё серьёзно. Наши методы работы – только в духе братства. Ты говоришь, устаёшь, накопился негатив? – через полчаса встречаемся в спортзале. И после тренировки – совсем другой человек! Мы замечаем эти перемены: чем человек сильнее, тем он благороднее. А если говорить обо мне, то первое правило пастыря: если хочешь добиться авторитета в воинской среде, ты не должен с ними пить. А как показал опыт – и без них не пить. Потому что если ребята увидят твоё лицо, избалованное водочкой, или от тебя наутро пахнет, а с ними пить вечером отказывался – они почувствуют твою неискренность. Очень быстро передо мной встал вопрос: отказаться от алкоголя напрочь. Раньше я даже не задумывался: это часть нашей культуры, пить можно – пьянеть нельзя. Но не-ет. Для «производства победы», как показал опыт, эта формулировка не годится. Поэтому нужна жертва. Положи себя на алтарь, откажи себе в чём-то.

Информационная война идёт вовсю, но мы хотим вселить в возможного противника страх, что следующая стадия не наступит, даже не суйтесь. Если раньше мы в банях распевали песни, то сегодня мы в спортзалах. То есть задача сегодняшнего пастыря в воинских коллективах – буквально заражать военачальников, а с ними и весь личный состав тягой к спорту. Только так. Сегодня наше военное духовенство имеет спортивные разряды: борьба, силовой, гиревой спорт, штанга. Воин либо занимается, либо пьёт. Будь ты Герой России, начал пить – толку не будет. Такой человек на учениях быстро выдыхается, начинает роптать, и если вдали населённый пункт и некого послать за водкой, начинает ныть и капризничать, как малое дитя. Словом, я таким на вид поставил: только попробуй увлечь в свою банно-стаканную ересь молодых ребят, которые приезжают (твёрдое постукивание по столу), и будем решать вопрос. Мы напрочь перевернули сознание личного состава. Попиваешь – попивай, но помни, что не крутой ты, а немощный, а если хочешь – приди ко мне, я тебе расскажу про силу преображения, как с помощью благодати Божьей можно перемениться. Все мы «взаимодействовали» с алкоголем, все мы «ребята с нашего двора». Но мы любим Родину больше себя и способны на какие-то жертвы. Всё: это разошлось, это зажило, начало работать и приносить плоды.

– Георгий, а вы каким спортом занимаетесь? – обращаюсь к воину-контрактнику.

– Я боксом раньше занимался, а так в основном холодным оружием: ножи, шашки, мечи. В детстве фехтовал, учился владеть шпагой, клинком, вплоть до алебарды. Немного другое направление этого вида спорта – метание ножей, сапёрной лопатки в прикладном рукопашном спорте. Этим мы на «Спутнике» занимаемся. Вообще морской пехотинец должен уметь владеть тремя видами оружия: огнестрельным, холодным и тяжёлым, таким как огнемёт, гранатомёт и пулемёт. А это три разных стиля ведения боя. Как это было у стрельцов в регулярном войске Ивана Грозного: они были вооружены алебардой, мечом или саблей и мушкетом, и всем этим умело пользовались в бою. Такие люди тогда были.

– Сегодняшние морские пехотинцы, видимо, приближаются к ним по уровню боевого мастерства.

– Да, без этого никуда, – соглашается Георгий. – Тут прослеживается аналогия с ниндзя – воинами ночи: морской пехотинец владеет любыми видами оружия, умеет передвигаться под водой, в темноте, десантироваться с парашютом. И на кораблях ходим. Об этом мало кто знает. О шестнадцати спецназовцах в Сирии знают все, а о том, что на самом деле работали там наши ребята-снайперы, – никто, как и о том, что вернулись они с задания раненые, один в тяжёлом состоянии.

– Именно превосходство над противником во всех трёх стихиях – вот что такое морская пехота, – подтверждает отец Сергий. – При этом нет у чёрных беретов никакой кичливости, разрывания тельняшек, да и праздник их проходит скромно, в фонтанах никто не купается. Мои ребята приходят с парада домой холодным осенним днём, отмечают праздник в кругу семьи. А утром снова на службу.

– На какой срок командируются морские пехотинцы в Сирию?

– Они там находятся от трёх месяцев до полугода, – говорит о. Сергий. – Мои ребята охраняют российскую базу Хмеймим. Морские пехотинцы охраняли и авианосец «Адмирал Кузнецов».

– И гражданские суда очень часто приходится охранять, – добавляет Георгий, – всякие караваны кругосветные или, например, когда технику мы поставляем в другие страны. А сейчас «затачивают» нас на борьбу с пиратством, на гражданские суда грузят целые отряды с полным боекомплектом. Нас не слышно не видно, тихо идём в нейтральных водах, бац – какие-нибудь пираты подплывают, и тут всё, начинаем работать. Морская пехота – единственное в мире подразделение, которое может находиться в любой точке мирового океана. У нас же большой флот, Россия претендует на передвижение по мировым водам, и все эти корабли надо охранять, на гражданских судах же не сами они несут вахту – это всё мы, морские пехотинцы. Иногда мы в форме, иногда гражданку надеваем. Представьте: рубка, мостик, рядом гранатомёт заряженный, а ты сам в гражданочке, в шортиках стоишь – турист, да и только.

– А всё-таки почему лично вы поступили на службу по контракту? – спрашиваю Георгия, когда мы, попрощавшись с батюшкой и взяв благословение, вышли из храма. – Наверное, с работой было не очень…

– Да нет, с этим было неплохо. Кем я только не поработал на гражданке: подмастерьем кузнеца и модельером, ювелиром и литейщиком, пожарным и промышленным альпинистом. И всё время у меня была внутри свербинка какая-то: ну не то, не моё. Только в армии, попав на срочную службу, почувствовал себя в своей тарелке, даже хотел остаться дальше служить по контракту, но не получилось – мама не была готова к этому. А образ жизни-то у меня со времён срочной службы так и остался аскетический, полувоенный. Привык обходиться дома без кровати – спал в спальнике, на коврике из пенки. В квартире у меня было – как в музее! Я ведь археологией занимался, в детстве проводил лето в Новгородской области, в районе Невского пятачка, где в войну шли ожесточённые бои, и там собирал трофеи – они в лесу повсюду лежали.

А перед тем как пойти служить по контракту, работал в Газпроме инженером-дефектоскопистом. Как промышленный альпинист, я имел доступ на все высотные объекты РФ, и это мне очень пригодилось. Мы занимались обслуживанием нефтеперерабатывающих заводов. Тяжёлая работа, рискованная, но высокооплачиваемая. Чтобы представить: НПЗ – это целый город, огромнейшее пространство: от корпуса до корпуса нас возили на автобусах. Чем занимается инженер-дефектоскопист? Он замеряет толщину стенок трубопроводов, цистерн и всех ёмкостей, по которым идёт «среда» – так называют нефть. «Нефть» – это когда её привезли, а потом она отстоялась в дегидраторах, и её называют средой. Это как огромный самогонный аппарат. Высотой до 16-этажного дома – огромная труба диаметром метров 60, внутри неё спираль идёт по кругу, и по этой спирали гонится нефть, смешанная, например, с кислотой. А посредине горит газовая конфорка, высота пламени – с 9-этажный дом! И всё это бродит и идёт по трубам. Если в трубе где-нибудь появится трещина или среда проест металл, как в Казахстане было в 2011 году, – щух! – целый завод исчезнет с лица земли. Как атомный взрыв! Вот для того и нужны специалисты, которые проводят профилактический осмотр оборудования. Для этого установку отключают, но тут же включают дублирующую, потому что простой установки приносит ущерб предприятию в 50 с лишним миллионов рублей в сутки. И вот в отключённую, даже не остывшую установку мы и отправлялись: одни чистят, другие разбирают, третьи моют, четвёртые леса устанавливают. Мы со своим оборудованием – маски надели, химзащиту – и пошли туда работать. Идёшь посреди хитросплетения труб, где-то – пшшш! – пар какой-нибудь снизу, какая-нибудь кислота. Это очень специфичная работа, без выходных, но денег платили много, и меня все спрашивали: мол, ты что, дурак? – бросил такую работу, ушёл в армию служить.

А перед тем Георгий работал пожарным на отдельном пожарном поезде, который базировался на Финляндском вокзале С.-Петербурга. «Интересно, но… скучновато, – вспоминает он об этом времени и поясняет: – Пожарные – это люди, которым не хватает адреналина, я тоже из таких: мотоциклист, люблю экстремальные виды спорта, на сноуборде катаюсь. И здесь, на службе, надо чувствовать, что живой: три раза в неделю в спортзале по голове настучат – и хорошо. И вот тогда, когда мы тушили полосу отвода (это 50 метров справа и столько же слева от ж/д полотна), когда леса горели – это совершенно другое ощущение. Мне не с чем было сравнить, а люди, которые тушили дома, гаражи, техногенные постройки, знают, что огню есть предел. Но вот ты едешь в три часа ночи, твой паровоз заезжает в лес, а вокруг туман как молоко – и ничего не видно, не видно даже огня – только вспышки, всполохи. От дыма трудно дышать, и надеваешь СИЗОД – такое средство защиты дыхания, похожее на акваланг. Поезд останавливается там, где больше всего этих всполохов, и надо их забить пеной. Выпрыгиваешь – а там кусты, телеграфные столбы, поломанные, с проводами, о них спотыкаешься, падаешь, рукав тянешь туда, забегаешь. Хорошо, если там каменистая почва, как в Карелии, где приходилось тушить. Но торфяники!.. От фонарика никакого толку, только прожектор с поезда если направят, то более-менее чё-то видно. Ориентируешься только на вспышки. А лесной огонь – он живой, не такой, как пожар в домах, это страшная вещь! Люди сгорают заживо. Я в детстве сам проваливался в торфяники горящие, меня еле вытащили, ноги обожжённые. И когда мы тушили лесные пожары, был случай. Забегаю в лес с рукавом, у меня уже мотопомпа подключена, работает, а там – болото, пробегаю через кусты и оказываюсь на камне. И тут понимаю, что вокруг моего камня торф горит. Шаг влево, шаг вправо – можно провалиться. Начал всё это тушить, забивать пеной. Оборачиваюсь – а сзади большое дерево стоит, выгоревшее изнутри, и в нём прямо как газовая горелка – в-в-в-в! – торф снизу горит-тлеет, тяга идёт как через печную трубу, и подо мной печь, тыща градусов температура! Чувствую, сапоги плавятся, прилипают к камню. Вот адреналин такой!

– А говорите, «скучновато».

– Да, всё же чувствовал, что не там я должен быть. Тяготило что-то во всех работах, и вот решил пойти послужить, пока есть силы. И понял, что это моё. Жалею, что не сделал этого раньше. Но чего жалеть – главное, что я попал сейчас сюда, в морскую пехоту. И Север мне нравится – я ездил часто сюда в экспедиции, на Кольский полуостров, и просто путешествовал для души. Как батюшка говорит, Божий Промысл. Попал я в род войск, где могу реализовать все мои жизненные навыки. Всё это пригодилось мне здесь, в морской пехоте.

* * *

Не зря первейшим заветом Петра Первого, создателя первой регулярной армии и флота российских, были слова: «В службе – честь». Те, кто решил для себя, что их призвание – защищать Родину, выбрали достойный путь.

Божией помощи нашему воинству и всем его пастырям!

 ← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска

Добавить комментарий