Воркута – город, о котором точно слышал каждый житель бывшего СССР. На воркутинском угле ковался меч победы в Великую Отечественную, а потом десятилетиями Воркута подтверждала свой высокий статус трудового города. Но начиналось всё довольно печально. В богатое углём Заполярье были согнаны подневольные рабочие и заключённые. Уголь и ГУЛаг – главные ассоциации при слове Воркута. Неразрывно с этими словами связана и судьба героев этой публикации.

Отец Пётр Депутат с сыновьями

Протоиерей Пётр Депутат – настоятель храма Святого благоверного князя Игоря Черниговского в посёлке Северный, что в 20 километрах от центральной части города. С конца 80-х многие его жители постепенно уезжали отсюда, но после катастрофы на «Северной» в феврале 2016 года, когда погибло 30 горняков и шесть горноспасателей, вслед за шахтой участь ликвидации ожидает и посёлок. Наша беседа с отцом Петром началась как раз с темы недавней трагедии, но батюшка попросил оставить разговор между нами. Всё-таки мы не эксперты, чтобы давать заключения. Но сошлись во мнении, что корень случившегося в том, что прибыль стала важнее безопасности.

– Одно отрадно, – говорит о. Пётр, – Господь в курсе того, что происходит.

20 лет без права переписки

– С чего началась духовная жизнь в Воркуте? – говорит батюшка, – С того, что через Воркуту проходило много тысяч репрессированного духовенства. Для советской власти не было разницы между муллой и православным священником или католическим. Всем известно, что после 1943 года из лагерей стали отпускать православное духовенство, но далеко не всех – зависело от статьи и прочего. Знаю, что в Воркуте батюшки тайно крестили детей. Один знакомый рассказывал, что, когда он был подростком, в их дом регулярно приходили несколько человек, среди которых были священники, и служилась литургия. Дома у него хранится икона того времени – кто-то из осуждённых художников написал на холсте. Здесь много таких примеров. Неудобства и угроза наказания не были препятствием для них.

Отец мой, Ярослав Игнатович, был заключённым Воркуталага. Сам родом из села Зарубинцы Тернопольской области на Украине. В сентябре 45-го года он был осуждён за антисоветскую деятельность на 20 лет и на 5 лишения прав без права переписки. Когда в Воркуте ещё был архив МВД, я смог ознакомиться с делом – оно очень запутанное. Вины отец не признавал, но потом какие-то признания из него выбили, вероятно под пытками. В тёплых рукавицах он ходил даже летом – это ему отбили пальцы. Пробили и нос: в камеру он зашёл с дырой, которую сокамерники залепили хлебом. Всю жизнь отец плохо чувствовал запахи. В деле я нашёл три протокола задержания. В одном указано, что при задержании он был один и оружия при себе не имел. Во втором – что он был с оружием. А из третьего следовало, что они были с товарищем, у каждого по винтовке с патронами и гранаты. В «Мемориале» мне рассказали: да, действительно, сотрудники протоколы переписывали, чтоб их автор смог по службе подняться.

За то, что отец пошёл в отказ, пайка ему была назначена очень маленькая, так что скоро он стал совсем немощным, таких на тюремном жаргоне доходягами зовут. В госпитале он познакомился с врачом, тоже заключённым, из восточных областей Украины. Совместная игра в шахматы их сдружила, и они придумали план. Врач – тот имел право переписки – вместе со своим письмом отправил письмо и моего отца. Жена врача письмо получила и связалась с матерью моего отца. А так как в те годы на Украине было очень голодно, бабушка моя приняла её и двух дочек врача на целую зиму – худо-бедно перезимовали. Потом те вернулись обратно. И дядька мой, работавший в Киеве на военном заводе, узнав про отца, и бабушка собрали посылки: гречку, сало, сыр и макароны. Отец рассказывал, как вызвали его к лагерному начальству. «Тебе посылки, – говорят. – Как твои узнали, что ты здесь?» Он отвечает: «Не знаю». – «Ну как-то же узнали, раз посылки тебе пришли?» – «Ну если посылки мне, то выдайте, если нет – я пошёл». Обошлось. Не стали выяснять и наказывать, посылки выдали.

Со временем земляки и друзья подтянули отца к себе в подшахтную электрослужбу, а там уже и работы полегче, и с пайкой стало получше.

После смерти Сталина и Воркутинского восстания (массовая забастовка заключённых Воркуталага 1953 года, закончившаяся расстрелом и гибелью 53 человек. – К.М.) ввели некоторые послабления, но отца они не коснулись. Поскольку дело было неопределённое, на поселение его отправили только в 1960-м одним из последних.

Под контролем КГБ

– А что за фамилия у вас такая необычная? – интересуюсь я.

– Из поколения в поколение передаётся такое объяснение. Рядом с нашим селом Зарубинцы есть город-крепость Скалат. В средневековой Польше, в которую тогда входила Украина, города-крепости имели самоуправление. Документ о наделении этими полномочиями по магдебургскому праву следовало подписать в городе Вильно, и кто-то из моих предков был в этой депутации 1600 года. Когда же он вернулся, за ним закрепилось прозвище, ставшее затем фамилией. Думаю, человек был уважаемый, абы кого не послали б на такое дело.

– По выходу из лагеря на поселение отец получил право на отпуск, – продолжает рассказ отец Пётр. – Так в 1960-м он вернулся в своё село. Первым делом – в храм. С того момента, как попал в лагерь, он не переставал молиться Богородице и просить Её пережить эти ужасы. А недалеко от его села есть известное место явления Богородицы. И отец дал себе обет, что, если переживёт лагеря, по приезде домой всегда будет посещать это место. И по возможности исполнял. В свой первый приезд после лагеря он увидел девушку в храме, певчую. Приглянулась она ему, а он – ей. Так состоялось знакомство с моей будущей мамой. Её в селе звали и Настей, и Надей. Потом уже для пенсии пришлось приводить к единому имени, определили – Надежда Ивановна. У нас в роду духовенство через поколение: я, дед, дед деда. Дед мой, отец Иоанн Марин, был дьяконом. Предлагали рукополагаться во иереи, но он отказался: четверо детей и одним из условий было сотрудничество с НКВД. Это значит, что необходимо было писать отчёты о том, что говорится на исповеди, – это тяжкий грех. Вот почему, кстати, многие священники в то время и практиковали общую исповедь. Сельский храм в Зарубинцах не закрыли в годы гонений, но сделали это перед Олимпиадой-80. Бок о бок стояли православный и католический храмы. Костёл тогда взорвали, на том месте потом сделали остановку, но до сих пор автобусы останавливаются чуть поодаль, из уважения к месту. Наш храм поначалу тоже хотели разрушить, но кто-то – дай Бог тому человеку здоровья – предложил сделать музей атеизма, поэтому здание сохранилось. В конце 80-х храм открылся вновь, но отец Иоанн не дожил до тех дней.

Отцу тогда почти 40 было, а маме 24, когда они вместе отправились в Воркуту – срок-то ещё не закончился. Поселенцы оставались работать на шахте, но уже не за пайку, а официально. Отец заработал шахтёрскую пенсию. Но даже по окончании установленного срока поселения ему приходилось отмечаться вплоть до 1975-го. В «Мемориале» мне рассказали, что поселенцы длительное время ещё оставались под контролем КГБ. Долго его не реабилитировали. Письмо о реабилитации пришло отцу в 1990-х. Я тогда учился в семинарии и был на каникулах. Отец быстро пробежался по строчкам письма, закрыл и убрал в стол – жизнь-то уже прожита.

Первые храмы Заполярья

– Для меня самого загадка, почему я стал священником. Может быть, причина в том, что в детстве каждое лето мы приезжали в деревню и я, можно сказать, рос в церковной атмосфере. Самое яркое воспоминание: дедушка приходит со службы, в одном кармане у него был тарелочный сбор, а в другом – «тузики», ириски для нас, внуков. Но, с другой стороны, Господь как говорил? – не вы Меня избрали, а Я вас.

Я сразу после армии задумался о поступлении в семинарию, но не получилось – работал на шахте, потом техником по ремонту медоборудования. Реализовать намерение удалось уже в 90-е. В 33 года я окончил семинарию.

У нас был преподаватель, отец Николай. В 40-е он закончил семинарию и с молодой матушкой отправился служить в какое-то глухое село в горах. Через год у него жена умерла, и он вернулся в семинарию префектом. В 45-м году его осудили и отправили на Байкал. Свою карьеру он начинал учётчиком на лесоповале, а закончил заместителем министра образования Бурятской АССР. Министром не стал из-за непартийного тёмного прошлого. Уже в перестройку он вернулся в семинарию, преподавал у нас немецкий и латынь, возобновив священническое служение.

В середине 1990-х в Воркуте были отрыты сразу три прихода. Но начиналось всё с молитвенного дома на Комсомольской площади, в полуразвалившемся здании бывшего кулинарного училища. Есть старые фотографии, где видно, что стены подпирались снаружи брёвнами – настолько ветхое строение было. Первый настоящий храм открылся в Воркуте 21 ноября 1997 года. Я, молодой священник, тогда только закончивший семинарию, сослужил во время литургии и освящения храма. А спустя два дня рухнуло деревянное здание бывшего кулинарного училища – воистину молитвенный дом стоял лишь благодаря горячим молитвам прихожан.

Храм Архангела Михаила – первый храм в Воркуте (фото А. Токарева)

Администрация города предлагала отдать под церковь несколько мест, выбор пал на пустующий дом на Горняков, 15 – первое каменное здание в городе, 1941 года постройки. Денег не хватало катастрофически: вроде и администрация пожертвовала, «Воркутауголь», другие предприятия, а сделали только капремонт. На оснащение храма денег уже не оставалось. Казалось, тупик. И тут в Воркуту во время предвыборной кампании приехал президент Ельцин. Настоятель строящегося храма, ныне покойный отец Михаил Дуран, пошёл на отчаянный шаг: написал письмо и, поймав момент, когда охрана отвлеклась, успел быстро подойти к президенту на сцене ДКШ и передать его прямо в руки Бориса Николаевича. Говорят, не будь батюшка тогда в рясе, не миновать бы беды, ведь приказ на случай, если кто близко приблизится к президенту, был стрелять на поражение. Рисковал отец Михаил не напрасно – президент Ельцин выделил недостающую сумму.

А у нас в посёлке Северном мы четыре с половиной года молились сначала в бывшем здании лагерной комендатуры (там ещё сохранялся подвальный этаж с камерами), а потом построили храм. Сегодня я заведую епархиальным отделом по работе с Вооружёнными силами и правоохранительными органами – здесь, в Воркуте, несколько воинских частей, в том числе две космических.

От символов – к делу

Звонарь и помощник настоятеля храма Святого Игоря Черниговского Владимир Изофатов водит меня по территории: храм, колокольня, сторожка и здание воскресной школы – всё из дерева, в одном стиле. Может, где-нибудь в музее русского зодчества такие постройки и неприметны были бы, но здесь, посреди оставленных и разваливающихся домов, храмовая территория кажется просто сказочной.

Храм Святого Игоря Черниговского выглядит сказочно

– В прошлое Рождество лёд плоховат был. А так у нас очень красивая композиция стоит: ледяной вертеп, крест тоже изо льда, и всё это подсвечивается. Так я ещё паяльной лампой пройду – лёд плавится и начинает блестеть. Ростовую икону Рождества Христова выносим. Её наш художник-самоучка специально написал. Сейчас я вам ещё подсветку включу – все здания окантованы гирляндами, которые бесперебойно служат уже 10 лет.

Сделана вся эта система освещения руками Владимира. Посёлок Северный ещё живёт, но народ остался только в пятиэтажках на некотором расстоянии от храма. Скорее всего, и это ненадолго.

Владимир Изофатов – звонарь и помощник настоятеля

– Населения у нас сейчас тысяч шесть, – говорит Владимир. – А прихожан совсем мало, дай Бог человек сорок в воскресенье придёт на службу. Недавно был на Тамбовщине – там в таком же посёлке не один храм, и причастников в каждом столько же, сколько у нас прихожан. А всё почему? Здесь не было зерна веры отцов и предков, всё с нуля начало расти. Да, было много репрессированных священников, но они были зажаты, не имели возможности проповедовать. Я когда-то увлекался историей наколок в лагерях советского периода. И знаете, во многих рисунках явно просматриваются христианские символы. Заключённые кололи якоря – символ надежды в христианстве, а солнце символизировало Христа, корабль – Церковь. Пусть так, символически, по-лагерному, но люди сохраняли веру. Это потом уже наколки стали делать все подряд, не зная корней, вкладывая в них другие смыслы. У меня есть знакомые из, так сказать, преступного мира – всё-таки уголовников за всю историю воркутинских лагерей было больше, чем политических, – многие из них верующие. Несмотря на их противоречивый образ жизни, они церкви помогают очень сильно.

Оазис в пустеющем посёлке

– Инициатором строительства всего этого храмового комплекса, – продолжает Владимир, – был священник Елецкой епархии протоиерей Александр Зюзя, ныне покойный. Он родом из Воркуты, начинал алтарником в храме на Горняков. И так получилось, что к отцу Александру очень потянулись ребята из определённых кругов. Таких раньше называли бандитами, потом – бизнесменами. Люди жизни неправедной, но раскаявшиеся. В отце Александре они увидели свет, который помог многим из них поменять образ жизни. Есть у меня несколько знакомых священников, служащих сейчас в других городах, которые до знакомства с отцом Александром были, чего скрывать, разбойниками.

Так на средства воркутинских уроженцев, главным образом из Санкт-Петербурга, в 2003 году был возведён этот комплекс. Один из благотворителей предложил освятить храм в честь святого благоверного князя Игоря Черниговского. Слава Господу, в следующем году у нас 15 лет храму уже будет.

Лет десять-двенадцать назад запустение посёлка пошло особенно быстрыми темпами. До этого все дома вокруг были жилыми, рядом находились милиция и администрация посёлка. Сейчас мы оказались на отшибе. Было предложение перевезти весь комплекс в город, но пока это нереально. Ведь фундамент – это 30 процентов стоимости. Где мы возьмём такие деньги, если весь церковный комплекс обошёлся в своё время в 250 тысяч долларов?

Владимир Изофатов: “Лет десять назад все дома вокруг были жилыми… Сейчас мы оказались на отшибе”

В мае 2003-го епископ Сыктывкарский и Воркутинский Питирим освятил место, в июне пришли первые контейнеры. Храм по чертежам был построен в Ленинградской области, сюда его привезли разобранным, и здесь уже собирали по брёвнышку шестеро вепсов из Карелии и инженер. Работали они с 6 утра до 12 ночи – у нас же полярный день в это время, светло. За полтора месяца возвели храм, колокольню и сторожку. Выкопали ямы, засыпали удобренной землёй, высадили привезённые деревья – здесь же они сами не растут. В начале октября отслужили первую литургию в новом храме. Мэр города Игорь Шпектор, как увидел всю эту красоту, сказал: «Знал бы я, так мы бы в городе этот храм поставили». И лет через пять там возвели Свято-Иверский храм по типу нашего, те же ребята делали. Мэром Игорь Леонидович был деятельным, пользовался авторитетом в городе. Каждый понедельник, объезжая город и посёлки, посещал наш храм. Помню такую сценку: подходит к воротам, оглядывается, не видит ли кто, и крестится. Ему просто нравилось тут бывать – походить, подумать. Я открывал ему храм, он ставил свечку. При нём, хотя он еврей, мы ни копейки не платили ни за свет, ни за тепло. А сейчас при мэрах, у которых все предки православные, платим по промышленному тарифу. Это притом что прихожан-то у нас совсем немного. Но держимся. Не сказать, что всё совсем плохо, но ремни затянули.

«При церкви»

– Как моя жизнь складывалась? – продолжает свой рассказ звонарь. – В 2000 году мать серьёзно заболела, поэтому я вернулся сюда из Мегиона, где тогда работал в нефтяной компании. Приехал другим человеком, потому что у меня уже тогда был духовник – отец Ростислав. Прагматизм на второй план ушёл. Ещё в Сибири я научился звонить. Здесь звонаря не было, поэтому хочешь не хочешь, а пришлось им стать. Но это лишь часть моих обязанностей, конечно. Я помощник настоятеля по хозяйственным вопросам.

Здесь мне Господь и семью дал. Я женился в тридцать восемь, моя Анна – педагог-логопед в детском садике. В храме она певчая, а ещё проводит занятия в воскресной школе. Сейчас у нас девять детей – два сына и семеро дочерей. Конечно, чтобы содержать большую семью, нужно немало средств, но дал Бог ребёнка – даст и на ребёнка. Большое подспорье от государства: лучше, чем при Путине, я никогда не жил. Пусть другие его хают, но у меня субсидия за квартиру сто процентов, а это около 15 тысяч, плюс детям по 500 рублей в месяц дают на проезд. Во время отпуска билеты на детей оплачиваются, питание в школе для них бесплатное.

Очень помогают друзья, а их у меня немало. Вот верите, нет, за последние лет шесть я не купил ни килограмма риса, гречки, ни одной банки консервов. Всё армейское – излишки из воинской части. С одеждой друзья помогают: «На, говорят, возьми, дочка выросла, ей уже не нужно». Думаете, мои дети в чьих-то обносках ходят? Ничего подобного. Семьи-то бывают небедные: раз надели и забыли. А случается, мешок вещей прямо с этикетками привозят. То есть не скажу, что у меня семья плохо живёт. Почему нам так щедро помогают? Потому что я при церкви. Господь дал детей и не оставляет нас. Это же чудо, велия радость на душе!

Сейчас две старшие дочки уже уехали учиться во Владимир, самой младшей – три года. Дети наши увлечённые: музыканты, художники, не раз ездил с ними на конкурсы в другие города. Одна из дочерей сначала никак себя не проявляла, а потом в плавание ударилась, за полгода сумела получить третий взрослый разряд, ежедневно в 5 утра встаёт и едет на тренировку.

Всей семьёй за одним столом нам удаётся собраться только по праздникам. Дети либо в школе, либо на занятиях и тренировках, я на работе. Часто собираемся при церкви, пять лет назад мы построили здание воскресной школы – теперь места много. Ещё в летние поездки все вместе – раньше по родственникам ездили, но когда родился пятый ребёнок, принимать такую большую семью им стало сложновато. Теперь всей семьёй ездим в Белоруссию, на родину отца, мы там купили дом.

Отца арестовали в 53-м. Сталин уже умер, но дело его жило. Обвинили в сотрудничестве с «лесными братьями» (так называли антисоветские вооружённые формирования, действовавшие в западных регионах СССР в 1940–1950-е гг. – К.М.). Дали 8 лет и отправили на Воркуту. Работал он на шахте, а тем, кто трудился на тяжёлых работах, – день отсидел, два в зачёт шло. Поэтому в 57-м отец освободился, но остался жить и работать в Воркуте. Привёз сюда семью: мою мать и двух моих сестёр. Я уже здесь родился. У отца в то время заработок был 1000 рублей – для сравнения, инженер сотню получал.

Три награды у меня: от епископа Питирима три медали Стефана Пермского – полный кавалер. С новым владыкой Иоанном тоже ладим, как раз сейчас он инициативу проявил, добивается, чтобы мне дали орден «Родительская слава». Конечно, я благодарю Бога за то, что в жизни именно так всё получилось. Мне владыка Питирим трижды предлагал рукополагаться. Но я переговорил с духовным отцом, он сказал: «Володь, не твоё это. Занимайся храмовым хозяйством, расти детей».

С Рождеством!

…Вот уже месяц, как я покинул гостеприимную Воркуту, приход на Северном. Но память то и дело возвращает меня в эти суровые края, объятые сейчас полярной ночью. Представляю, как в малолюдные посёлки из бескрайней тундры врывается холодная метель и засыпает до окон дома, как останавливается движение на дороге по воркутинскому кольцу.

Архивное фото. Воркута летом

Воркута сегодня. Зима, полярная ночь

Воркута сегодня. Фото С. Щербака

Но вдруг из заполярного далёка приходит праздничная весточка – от отца Петра! И понимаешь, что сердцу тепло не там, где ярко светит солнце, а там, где оно может соприкоснуться с теплом других сердец.

«Мы вновь встречаем Новый год и готовимся принять радость Рождества Христова. Мы – дети Господни, мы – вместилища Святого Духа, как когда-то вертеп стал колыбелью Спасителя.

В праздник Рождества радуемся великому и святому таинству схождения Бога к людям. Бог принимает на Себя Адамову природу, Он желает, чтобы Дева носила Его на Своих руках, хотя всё держит в Своей деснице, хочет быть повитым пеленами и питаться молоком, хотя Сам всё оживотворяет. Такое великое и дивное таинство Божественного схождения. Из всех дней в году, из всех праздников Рождество Господа нашего Иисуса Христа более всего даёт возможность нам ощутить свою человечность, т.к. мы оказываемся в роли опекуна, а не теми, кто нуждается в опеке. Божественное чудо Рождества состоит в том, что у нас, людей, появляется возможность принять Господа к себе в том же виде, как и мы сами. Где рождается Бог – там рождается надежда и человек чувствует на своём плече руку Господню, а в его сердце светится Рождественская звёздочка.

Дорогие читатели, дорогие братья и сёстры, поздравляю всех вас с Рождеством Христовым! Пусть эти праздничные дни принесут радость вам, вашим родным и близким. Дарите друг другу теплоту своих сердец – и вы сами станете счастливыми. Станьте ближе к Богу, впустите Его в пещерку своего сердца, чтобы обрести больше, чем ожидаешь.

Христос Рождается! Славьте Его! Весёлых праздничных дней в торжестве мира, радости и благоволения!»

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска