или Всё впереди

Встреча спустя годы

Есть такой культовый фильм «Брат», 20-летний юбилей премьеры которого будет в декабре. Те, чья юность пришлась на 90-е годы, пересматривают его с ностальгией и уже по-старчески брюзжат: «Ох и трудное время было, но интересное. Сейчас-то уже не те времена…» А я и не спорю. Не хочется показывать, что сам-то «старее» их. Юность моя пришлась на 80-е, которые не были столь трудными, но жили мы тоже интересно, открывая в себе самые разные способности. На нашем курсе ленинградского журфака даже свой литературный театр действовал, вела его Татьяна Игнатьевна Захарова. Играли мы в пьесах о войне – для официальной отчётности, а для души – в инсценировках прозы Даниила Хармса. С режиссёром были дружеские отношения, ничему она нас не учила, а призывала быть на сцене самими собой. Этим мы и брали, выступая во дворцах культуры Ленинграда. На нас «ходили смотреть». Самым талантливым в группе был Саша Маковеев, вятский парень из посёлка Кикнур. До армии и абитуры он работал в сельском клубе, его постоянно звали на свадьбы, где он, играя на баяне, выдавал такой народный репертуар, что, как говорится, душа сначала разворачивалась, а потом сворачивалась. Ему и вправду не требовалось кого-то играть – просто выйти на сцену, и всё. Татьяна Игнатьевна наши характеры ценила, пестовала и вообще была нам как мать.

Прошла половина жизни. С нашим родным режиссёром я переписывался, но так и не виделся с 80-х годов. Когда появился повод встретиться, заглянул в Интернет: дай, думаю, посмотрю фильмы с её участием. О себе Татьяна Игнатьевна мало рассказывала, а мы со свойственным юности эгоизмом её и не расспрашивали – были зациклены на себе. Я знал, что когда-то она играла пацана Жигана в Воркутинском драмтеатре, снималась в каких-то фильмах. И вот теперь почему бы не посмотреть её роли? Глянул в список и ахнул: 126 фильмов!

Первый её фильм – «Ожидание полковника Шалыгина» (1981 г.), где она играла деревенскую девушку. Затем длинная череда небольших ролей, в том числе в двух фильмах «Анна Каренина», снятых в разные годы в России и США. Играла медсестру Распутина (Жерар Депардье) в российско-французской картине «Распутин», официантку в «Выйти замуж за капитана» и так далее. Снимается до сих пор. В нынешнем году вышли два фильма с её участием, а в следующем их будет шесть: «Фронт», «Другая кровь», «Двое против смерти» и др.

«Аплодисменты, аплодисменты…», 1984 г. (в роли актрисы с нарисованными веснушками)

«То мужчина, то женщина», 1989 г. (Аня / госпожа Сомова)

Но что меня совсем уж поразило в списке: наша Татьяна Игнатьевна играла мать братьев в «Брате» и «Брат-2». Не поверив, включаю фильм. На экране пожилая женщина достаёт из шкафа семейный фотоальбом и говорит Даниле (Сергею Бодрову): «Посмотри-ка, вот маленькие-то какие хорошенькие все, Господи… Ехал бы к брату в Ленинград. Помру уж я скоро». Точно – она! А раньше и в голову не приходило. Это что же получается? Она – мать героя 90-х. Но и нам была как мать – ещё в далёкие 80-е. Это ж сколько ей лет? И нам-то теперь сколько? Эх, время, время…

«Брат», 1997 г. (мать братьев Багровых)

И так совпало, что поводом встретиться был как раз спектакль о старости. Впервые за долгие годы Татьяну Игнатьевну пригласили на большую сцену, в Санкт-Петербургский театр «Русская антреприза» им. Андрея Миронова, – на постановку пьесы уральского писателя Николая Коляды «Баба Шанель», эпиграфом которой выбраны строки поэта Михаила Светлова:

Старость – роскошь, а не отрепье.
Старость – юность усталых людей.
Поседевшее великолепье
Наших помыслов, наших идей.

Несмотря на возраст, Татьяна Игнатьевна вся в делах – репетиции, спектакли, свои постановки в небольшом театре «Премьера». И окошко для встречи образовалось только к девяти часам вечера. «Приходи в Дом актёра на Невском», – пригласила. Прикидываю: в такое время там работает только ресторан, где допоздна засиживается артистический бомонд культурной столицы. Какой разговор в шуме-гаме? Но мы поднимаемся по мраморной лестнице выше – в правление Санкт-Петербургского отделения Союза театральных деятелей, там встречают, предоставляют помещение («А мы думали, телевидение будет»), садимся в старинные кожаные кресла в чопорной гостиной с дубовыми панелями…

– Ну, здравствуй, Миша!

Гляжу на нашего режиссёра и… будто только вчера расстались. Говорю, что она совсем не изменилась. Татьяна Игнатьевна иронически прищуривается:

– Ты так думаешь? Тридцать лет прошло… О чём говорить будем? О спектакле?

– О нём тоже. А вообще – как нам всем встречать старость.

Спектакль и жизнь

– Знаете, Татьяна Игнатьевна, чем меня тронула ваша «Баба Шанель»? – начинаю разговор. – Жизненностью. Бывал я в русской северной глубинке и видел, как пожилые женщины оживали, обретали смысл жизни, участвуя в народных ансамблях. И в моём посёлке при библиотеке решили открыть клуб песни и танца, куда ходят пенсионеры. Работа у них в прошлом, дети уехали в город – ради чего жить? А так, песней, они дарят радость людям.

– Не только. В нашем спектакле участницы ансамбля «Наитие» обретают вторую жизнь и через любовь к своему художественному руководителю. Это как бы материнская любовь, вокруг чего и строится сюжет – когда в их «бабушатник» приходит «молодая» 55-летняя солистка хора, то счастье их начинает рушиться.

Ансамбль «Наитие» из пьесы «Баба Шанель». Роли исполняют Ксения Каталымова, Лариса Леонова, Татьяна Пилецкая, Вера Карпова, Татьяна Захарова, Ирина Соколова, Ярослав Воронцов

– Спектакль ваш добрый?

– Сама пьеса довольна ироничная, местами злая. В середине пьесы худрук народного ансамбля бросает в лицо своим престарелым певицам: «От вас от всех пахнет! Старостью пахнет!» Ему отвечают: а что, мол, от новой солистки «Шанелью» пахнет? Тут он взвивается: «И снимите с себя эту гадость! Снимите эти клоунские наряды! Вы клоунессы, понимаете? Фрики долбанные! Куклы разрисованные, матрёшки! Ишь, русский ансамбль “Наитие”! Позор!» По авторской задумке мы и вправду на сцене трагикомичны, этакая самодеятельность без слуха и голоса. Но спектакль в итоге получился добрым, без унижения старости и народного искусства.

– Пожилых людей сложно играть?

– Старух-то? А чего их играть… Вообще мне крупно повезло оказаться в компании «великих старух». Нас там пять, в том числе три народные артистки. Татьяне Львовне Пилецкой 89 лет, её все знают по фильму «Разные судьбы» 1957 года, где она играла заносчивую девицу Таню. А за десять лет до этого снималась в роли дамы на балу в знаменитой киносказке «Золушка». Человек она верующий, крёстным отцом её, кстати, был художник Кузьма Петров-Водкин, написавший её детский портрет. Чуть помладше – Вера Александровна Карпова, которой 84 года. Личность тоже легендарная. Родилась она в доме на Фонтанке, где жила поэтесса Анна Ахматова, и в детстве бегала к ней «за стишками к празднику». Там же, на Фонтанке, был Дворец пионеров с драмкружком, в котором начинала будущая актриса вместе с юными Серёжей Юрским, Мишей Козаковым и Таней Дорониной. Третьей народной артистке – Ирине Леонидовне Соколовой – 77 лет. Её все знают по ТЮЗу, совершенно блестящая актриса. Впервые на сцену она вышла в 1945 году, когда ей было пять лет.

– Это не она играла сестру главного героя в «Днях затмения» Сокурова? – припоминаю. – По сюжету она приезжает в Среднюю Азию к брату, страдает от жары… Симпатичная женщина, впечатлила, хотя роль эпизодическая.

– По-моему, Ира с 1980 года во всех сокуровских фильмах участвовала. Человек, да, очень светлый, всё-таки всю жизнь перед детьми выступала. Всего на год её младше заслуженная артистка Лариса Владимировна Леонова, которая в своё время блистала у Владимирова в «Трёхгрошовой опере», «Укрощении строптивой» и других театральных «хитах». В кино у неё были разные роли: играла и в добром христианском фильме «Рождественская мистерия», и в «Мастере и Маргарите» Владимира Бортко, где была разносчицей телеграмм. Ну и самая молодая, на год младше Леоновой, – это я. Из «великих» самая невеликая. Хотя в ансамбле «Наитие» я как бы главная – староста и большая зануда по пьесе, хотя с режиссёром постановки Юрием Цурканом мы эту роль слегка подправили.

– Наверное, вы скромничаете. В рецензии Натальи Легковой «Умей нести свой крест и веруй» я нашёл такое: «Каково же было моё удивление, когда, прочитав пьесу, я не обнаружила в ней ничего похожего на то, что играет Татьяна Захарова. Тексты и репризы, привнесённые режиссёром и актрисой, удивительно органично вплетаются в ткань спектакля, формируя уже не театральные, а философские подтексты, на которые у Николая Коляды и намёка нет».

Татьяна Захарова (справа) в роли Тамары Ивановны в спектакле «Баба Шанель»

– В принципе, всё осталось на месте – моя героиня Тамара продолжает ко всем приставать, но уже по делу – ратует, чтобы со сцены говорили правильный текст, она пытается сохранить великую русскую речь. Это сейчас очень важно – сохранить связь с народной культурой, с корнями. Знаешь, бывает в троллейбусе еду и слышу, как наши петербургские девочки говорят: «Пышли… гывырыли». Исчезает звук «о».

– Может, так речь, наоборот, онароднивается? – предполагаю. – На Украине же пошли по пути «как слышится, так и пишется», и у них не «кот», а «кiт», звук «о» почти исчез.

– Нет, народный говор и народная культура – это разные вещи. И нам нужно культуру сохранять. Вот ты говоришь «старость». А в чём смысл старости? Это передаточное звено между прошлым и будущим. Бабушки всегда передавали внукам и внучкам старинные напевы, колыбельные, были сказительницами и певуньями. А у нас, петербургских горожанок, своя роль – передаём ту культуру, которая выросла в этом городе за сотни лет. И спектакль мы сделали петербургским. Например, в пьесе есть грубая сцена, когда мы раскладываем тарелки-ложки на столе, и одна из нас должна бросить реплику: «Да с прибором он клал на твой прибор». Татьяна Львовна Пилецкая категорически отказалась это произносить.

С чего начинается пошлость? С забвения родной культуры, родного песенного языка. Послушай, что исполняют на главном в России песенном телеконкурсе «Голос» – что ни песня, то на иностранном языке. А ведь это не эстрадный концерт, а конкурс, на котором выявляются таланты. А глубину таланта можно увидеть только в родной языковой стихии, где родные интонации, где душа. Что же получается? Законодатели музыкальных предпочтений, продюсеры сами продвигают моду на иностранщину.

– У нас даже «Бурановские бабушки» на «Евровидение» с англоязычной песней поехали, – припоминаю. – Не с этого ли коллектива Коляда и написал пьесу «Баба Шанель»?

– Возможно, как-то повлияло. Пьеса появилась в 2010-м, когда «Бурановские бабушки» стали известны всей стране. Кстати, мы вставили реплику в уста моей героини про «Бурановских бабушек», что нельзя народному коллективу петь на чужом языке. На гастролях в Москве, в Российском государственном академическом молодёжном театре на Большой Дмитровке, эта реплика сорвала аплодисменты. А в Петербурге почему-то на это не хлопают.

– В чём-то «Бурановские бабушки» повторили судьбу вашего сценического ансамбля «Наитие» – их коллектив ведь распался?

– Там была другая, не менее драматичная история. Насколько знаю, в 2014 году продюсеры не стали продлевать контракт с бабушками и набрали в ансамбль женщин помоложе, которые теперь поют под прежним названием и под старые фонограммы. Но надо отдать должное старушкам – они не сдались. Продолжают петь, взяв для ансамбля новое название – «Бабушки из Бураново». В жизни получилось оптимистичней, чем у нас в спектакле. Наши-то бабки получили полную отставку, моя героиня говорит: «И больше никогда, никогда не будем выступать, будем, как мышки, тихо сидеть!» И при этом слышно, как в соседней комнате худрук репетирует с более молодой солисткой.

– А кто её играет, эту разрушительницу «бабушатника»? Вы её не назвали.

– Моя дочь. Ксения Каталымова.

– Дочь?! Тогда вам, наверное, в отличие от других «великих старух», не так обидно было уступить дорогу молодой, – шучу.

– Так то в пьесе. А в жизни я, конечно, рада, что дочь моя состоялась как актриса. Я давно уже не появлялась на большой сцене, и в кино все маленькие роли были. А у неё хороший репертуар в театре имени Миронова и в театре имени Ленсовета, она лауреат многих театральных премий, в том числе высшей петербургской – «Золотого софита», за лучший дебют. И в кино ей дают хорошие роли, снимается в более-менее интеллектуальных сериалах, таких как «Небесный суд». В «Московских сумерках» и в «Риэлторе» у неё заглавные роли. Наверное, в этом изюминка старости – когда видишь и радуешься, что дети превзошли тебя.

«Суда не было!»

– Трудно поверить, что вы когда-то играли Жигана, – напоминаю своему студенческому режиссёру.

– А я была «дважды Жиганом Советского Союза»: сначала играла его в Куйбышевском ТЮЗе, это был мой дебют, а потом – в Воркуте. Любила эту роль – такой сумасшедший мальчик, весёлый, замечательный, частушечник. И в «Бабе Шанель» Тамара Ивановна у меня тоже весёлая частушечница, есть что-то «жигановское». Вот такой мостик через пропасть времени.

– В Воркуте в какие годы работали?

– С 1977-го по 1980-й. Воркута запомнилась интересными людьми, на Севере вообще интересно. Крёстная моей Ксении, актриса Люда, только недавно оттуда уехала, всю жизнь после распределения там прожила. В Петербурге воркутинских много, даже в моём театре «Премьера» есть актриса Ирочка Платицина, уроженка заполярного города. На киностудии «Ленфильм» работает Галина Николаевна Гальцева, которая в своё время для «Собачьего сердца» нашла Толоконникова на роль Шарикова – это её однокурсник из Ярославля. А раньше она держала репертуар в Воркутинском драмтеатре. Можно ещё перечислять… Чем-то Воркута схожа с Ленинградом, незримые какие-то корни.

– Вы сказали, актриса стала крёстной. Человеку, играющему чужие жизни, трудно быть православным? Ведь есть и страшные роли. Например, пишут о «проклятье», которое преследует экранизации «Мастера и Маргариты»: болезни, смерти актёров во время съёмок и после премьеры.

– У меня была эпизодическая роль в «Мастере и Маргарите» Владимира Бортко. Если заметил, я там сыграла ссорящуюся тётку на кухне. Слава Богу, никак на жизни это не отразилось. В дурную мистику впадают только неверующие люди, так я думаю.

Могут ли артисты быть православными? Конечно! За себя не буду говорить, я всё-таки не столь удавшаяся актриса, а вот дочь – вполне. Так она православная, воцерковлённая. И мужа своего из Норвегии подвигла креститься в православие. Когда мой внук был ещё маленьким, забавные сценки происходили. Собираются они в храм на службу, и внук говорит: «Мам, а папа покушал!» Тот: «Да я только кофе выпил, разве это повредит причастию?» Сейчас-то внук уже вырос, собирается поступать в Гнесинку на кафедру скрипки, а пока что два уже года участвует в русском народном ансамбле при училище – дочь решила отдать его туда для начала.

Да, в жизни бывают совпадения, которые можно истолковать духовно. Я не о «Мастере и Маргарите» говорю, а совсем о другом. Однажды посмотрела спектакль «Переводчик Штайн», который поставил Андрей Бубин по книге Улицкой. Очень тонко у него получилось, хотя там межконфессиональные вопросы звучали. Рассмешила коммунистка, которая пошла не в православную, не в католическую, а в епископскую церковь – всем назло, по-большевистски. А потом я прочитала саму книгу Улицкой. Господи, да там откровенный экуменизм! Стала возмущаться, надоедать всем – примерно так же, как моя Тамара Ивановна в «Бабе Шанель», поссорилась с половиной друзей. Думаю: может, я не права? И тут неожиданное утешение. Вдруг звонит кастинг-директор: «Вы гипотетически готовы сниматься?» Отвечаю, что гипотетически согласна. Он: «Тогда мы сейчас приедем». И на улице под фонарём меня утверждают на роль. И кого, думаешь, я играю? Попадью. К 65-летию Победы решили снять киноальманах «Личное отношение», состоящий из коротких роликов. Один из них называется «Катюша». В нём мой муж-священник в день Победы над фашистами откапывает из земли колокол, поднимает его на колокольню полуразрушенной церкви и звонит вместе с офицером-инвалидом… А я стою и плачу. И слёзы были не наигранные, а настоящие. Редкий случай, когда кино и жизнь слились вместе. Мы ведь там, на колокольне, и вправду Победе радовались. Потом это показали на канале «Звезда» 9 мая после минуты молчания. Ролик всего трёхминутный, в кадре я ещё меньше – но эта роль для меня была великой.

Татьяна Захарова в роли попадьи в сюжете «Катюша»

Артисту оставаться православным, конечно, сложно. Но все мы под Богом. В 1989-м, спустя год, как вы по окончании университета все разъехались, затеяла я ещё одно начинание – решила при ДК имени Горького, где работала, организовать женские богословские курсы. Стала обивать пороги, дошла до архимандрита Симона – личного секретаря митрополита Ленинградского и Ладожского Иоанна. Он сразу сказал, что курсы открывать несвоевременно, но мы ещё долго просидели, говорили о литературе, искусстве. И вот он спрашивает: «А вы кто по образованию?» Отвечаю: «Да образование ерундовое, я неудавшаяся актриса». Тут он поднимается из-за стола и воздевает палец к небу: «Суда не было!»

– То есть только Богу известно, спасутся «актёры-лицедеи» или нет?

– Он сказал, что решать будет Бог, и на суде последний может оказаться первым.

Тут ведь как. Если ты веришь, то Бог проведёт через все искушения. А если в какой-то неопределённости пребываешь, то театральные тени могут увести незнамо куда. Лично я чувствую, что Господь ведёт. Ведь думала я, что уже не попаду на большую сцену, и не роптала – всегда честно, искренне занималась своим делом на задворках. А тут на склоне лет сразу два больших спектакля с моим участием, в том числе «Благородное семейство», которое поставил один из лучших петербургских актёров Евгений Баранов. Он, кстати, верующий человек, и спектакль получился христианским. Вот за что мне Бог дал эти две роли? Может, чтобы я удостоверилась, что душа вечна? Ведь так и есть: вышла на сцену – и обнаружила, что у меня, несмотря на возраст, и фантазия осталась, и чувства.

ХРАНИТЕЛИ СВЕТА

 – Татьяна Игнатьевна, так вы не чувствуете себя пожилой? – задаю главный вопрос.

– По тому, как ко мне обращаются в магазинах, конечно, я старуха. А по внутреннему ощущению… У себя в «Премьере» я уже четвёртый год пытаюсь поставить «Евгения Онегина». И знаешь, чувствую себя моложе наших молодых артистов. Они хрестоматийно подходят к Пушкину, а мне нужны новые, свежие чувства. Другой бы бросил, а я упорствую – хочу по-своему признаться в любви к Пушкину. «Евгений Онегин» – очень глубокое и христианское произведение. В нём звучит Промысл Божий – ведь Пушкин через Ленского, убитого на дуэли, показал свою судьбу. И там же вполне раскрывается пушкинская формула, что искусство должно быть исповедальным. Онегин – он же там исповедуется в своих грехах. И своих актёров я тоже призываю к исповедальности.

Знаешь, старики могут быть свободней людей зрелых, потому что им в этой земной жизни терять уже нечего. Поэтому я экспериментирую в своё удовольствие. Взяла и поставила поэму Евтушенко «Братская ГЭС», написав диалоги и сместив некоторые акценты. Театр у нас маленький, надо выживать, и вот не так давно приняли заказ – сделать для школьников спектакль на тему ОБЖ. Ну, ОБЖ так ОБЖ. Взялась написать пьесу, поставив перед собой цель, чтобы она была христианской. Без упоминания Бога, но христианской по духу. Избрала жанр фэнтези. И вот у моих героев пропали святыни, и они идут их искать. Жемчуг доброты спёр водяной. Цветок жизни присвоил снежный король, у которого слова замерзают в устах, он даже говорить не может – и цветок жизни в его руках замерзает. Ключи от счастья – спрятаны в замке у привидения. Кубок прощения – у паучихи, не отдаёт его. Такие истории. Когда заказчики прочитали сценарий, решили, что написал его какой-то молодой человек.

– А как называется пьеса?

– Я назвала «Хранители света», а хотят дать спектакль под названием «Искатели приключений». Но у меня сами-то герои не ищут приключений, они спасают самое дорогое, противостоят злым силам.

– А ОБЖ вы как в это вставили? – удивляюсь.

– Так ведь герои преодолевают опасности – и вот вам Основы безопасности жизнедеятельности. Тонут – и мы их спасаем, показывая средства спасения на водах. Замерзают – отмораживаем по всем правилам. Идут в лес без одежды – учим выживать… Ну, в таком духе. Это ещё и красивый спектакль – и костюмы, и весь антураж, создающий особую атмосферу.

Так что, пойми, говорить о старости мне некогда. Конечно, боишься деменции, критических недугов – есть страх, что вдруг всё это на тебя нападёт, и как ты тогда будешь… Но живу без оглядки, полагаясь на милость судьбы. Иногда думаешь: Боже мой, чем ты занимаешься? Времени нет, сил нет, ну много чего нет. Но интересно же!

* * *

Татьяна Игнатьевна осталась в Доме актёра решать какие-то вопросы в правлении творческого союза. А я вышел на Невский проспект. Уже поздний час, а народ толпами валит. И в ресторане Дома актёров жизнь бьёт ключом, все окошки светятся. Шёл я в праздной толпе, лавируя и обгоняя людей, и чувствовал себя студентом. Так это и было тридцать лет назад – чувство свободы и сознание, что всё ещё впереди.

А разве сейчас не так? Что нам годы, если душа и вправду вечна?

 ← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска