Есть у пишущего человека заветные мысли, неоформленные интуиции, остановившиеся на пути к слову. Недодуманные (после многих можно поставить знак вопроса), тёмные (иногда сам автор пытается добраться до их смысла). В общем, междусловия. То ли это эпилог к уже написанным текстам. То ли пролог к новым.

Священник Димитрий Трибушный

Не человек читает Священное Писание. Священное Писание читает человека.

Раздай себя – и хватит с тебя.

Мужество христианина – мужество быть побеждённым. Побеждённым Богом и другим человеком.

О современной миссии. Воцерковление внешних или расцерковление верных?

Так долго искал своё, что потерял себя.

Ты в ответе за тех, кто тебя приручил.

Чтобы понять другого, нужно окружить его тайной. Отказаться от привычных представлений, готовых ответов и удобных шаблонов.

Каждое страдание, будь это слезинка ребёнка или животная боль кошки, есть страдание во славу Божию. Потому что совершается с Его ведома и само по себе является единственным ответом на вопрос, почему Творец позволил быть миру настолько несовершенным.

Красота – забытое имя Бога.

Истина повторяется, противоречит себе, косноязычит, неровно дышит. Истина не может говорить при помощи афоризмов. Слишком красиво, чтобы быть истиной.

Нелюбовные глаза видят наготу другого. Любящие – свет. Влюблённые смотрят на мир глазами Бога.

Представить Страшный Суд невозможно. Что такое страх и суд, мы знаем, но опыт Страшного Суда, который совершает Любовь, нам недоступен.

Судит не любовь. Любви для справедливости необходимо охладеть, отстраниться. Перестать быть любовью. Опыт подсказывает, что в любом суде, даже самом справедливом, присутствует зло. Справедливость трудно назвать торжеством любви и гармонии. Любовь вряд ли будет радоваться торжеству закона, каждый раз напоминающему нам о бессилии добра, – осуждённый так и остался причастным злу.

Покаяние – тайнодействие больного, а не преступника. Мы не можем соответствовать величайшему замыслу Отца о нас. Суть христианства не в искуплении бесконечного ощущения вины несоответствия, но в прыжке человека через бездну невозможного и в готовности Отца принять блудного скитальца.

Риторика может быть заёмной, увлекает и чужое, непережитое проповедником слово. И только молчание имитировать нельзя. Молчание у каждого своё.

Церковь-мать рождает преподобных Максимов Исповедников, а церковь-мачеха рубит им руки, вырывает языки и отправляет в ссылки.

Верующий разум объясняет мир при помощи простой двоицы: Бог благословил или Бог попустил. И то и другое являются активным действием Бога: можно вмешиваться в мир человеков, можно смириться перед волей Своего образа и подобия или волей демонов. В последнем случае человек, возможно, извлечёт из события, режиссёром которого является зло, некую пользу. Верить в подобное не могу. Не верю в Бога, закрывающего глаза на Освенцим или убитых детей Горловки. Вдруг родители поймут, что это за их грехи? Я – плохой отец, но даже плохой отец подобным образом не воспитывает своих детей. Выход? «О чём невозможно говорить, о том следует молчать». Божией Промысл невозможно описать при помощи привычной двоицы. Мой Бог висит на кресте и умирает с каждым ребёнком, изнасилованной женщиной и униженным нищим.

Обладаемое обладает обладающим, сила Божия совершается в необладании миром.

Собирание цитат из святых отцов нельзя считать богословским мышлением. Мышление начинается не через чтение отцов, но через пребывание в той же точке, у того же истока, где совершалось их мышление.

Страх перед мышлением – раковая и роковая болезнь современного православия – уже прямое, а не косвенное свидетельство об отсутствии веры. Может ли мышление угрожать истинам веры? Только соломенные истины боятся огня.

Высшее блаженство говорить: «Не знаю». Человек, который говорит о Боге так, как будто знает о Нём всё, не знает Бога вообще.

На проповедь православного миссионера посылает Сам Господь. Перепутаешь Его с кем-то или чем-то другим – не спасёшься сам и других погубишь. Благодарность миссионеру – гонения и скорби. Это – явный знак, что он услышан.

P.S. Батюшка-рокер. Батюшка-байкер. Батюшка-тренер. Где бы найти батюшку-батюшку?

Грехопадение – изначально абсурдная и трагическая попытка обладать Божественным при помощи техники. Сказывается в этом страх и растерянность перед многообразием и благословенной сложностью бытия. Здесь жизнь, живое подменяется техническим.

Что-то подобное происходит в современном православии. Жизни во Христе, сложной и многообразной, зачастую предпочитают техники: частое причащение, умное делание, общину, неопатристический синтез, типикон, старчество.

Поэзия Творца этически нейтральна и абсолютно не содержит в себе никакого назидания. Она просто есть. Просто поёт соловей. Просто цветёт роза. Это пение и цветение в самом себе и ради себя самого.

Заданность, преданность этике, обездушенность и обезличенность – заклятые враги православной поэзии. Подлинная поэзия не может быть православной. Она может быть только поэтичной. Однако большая часть стихотворений, написанных православными авторами, испорчена изначальным желанием писать православно, духовно. Авторы замечательные, даже святые люди. Но их розы пахнут ладаном, а соловьи пересказывают катехизис.

Почему поёт соловей? Потому что не может не петь. Суть его бытия – пение. Он сам пение.

Призвание поэта – свидетельствовать о славе Божией, сокрытой и явленной в простых вещах. Посему поэт – свидетель рая, утраченного или обретённого.

Очень-очень часто бегство в духовность, в старцев, в Предание – следствие страха перед жизнью, личной неустроенности. Отсюда интернет-старчество мирян, приходское псевдостарчество. Здесь душевное выдаёт себя за духовное, психологическое – за пневматическое.

В последнее время всё чаще замечаешь, как правильные идеи, доведённые до абсолютного предела, вырванные из контекста, обретают магическую силу и овладевают вначале человеком, а затем народом.

1. Жизнь есть высшая ценность. А как же это: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за други своя» (Ин. 15, 13)?

2. День Победы – день примирения. Кого с кем? Добра со злом? России с фашизмом? Означает ли примирение некий договор с небытием? Или подлинная мирность не вытесняет историю, но хранит её как драгоценную жемчужину?

3. День Победы – день скорби. А Пасха – день скорби?

Европа – колоссальный опыт внутреннего рабства при внешней свободе. Славяне – колоссальный опыт внутренней свободы при внешнем рабстве.

Мир не увидишь из окна трамвая. Тем более из своего личного авто. Мыслят ногами.

(г. Донецк)

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска