«Радость жизни». Репродукция картины Владимира Давиденко. 2006 г. (02varvara.wordpress.com)

Помню третий класс школы. Мы тогда носили школьную форму из серой байки. Ткань покрывалась катышками, пузырилась на коленях и локтях, штампованные кокарды и пуговицы ломались, козырёк у фуражки, как и ремень, были картонными. Всё это было ужасно, но обязательно к ношению. Моя сестра Клава, будущая схимонахиня Анна, училась тогда в Кирове на почтового работника. Однажды она прислала мне школьную форму совсем другого качества – сшитую из добротного серого сукна, литые кокарда и пуговицы один к одному, как на картинках из книжек про детство Володи Ульянова. А ещё кожаный ремень к ней. Сестра попросила, чтобы меня сфотографировали в обновке, выслав ей снимок. Мы дождались приезжего фотографа, меня одели, исполнили просьбу сестры, но больше я эту форму не надевал. Стыдно было появиться в ней в классе, где ни у кого такой больше не было. Думаю, что большинство моих одноклассников поступили бы так же.

Какая разница с нашим временем, когда ушла эта мысль о ближних, опасение их смутить! В середине девяностых я стал свидетелем такой истории. Девушка в общежитии университета, будущая учительница, потребовала отселить от неё другую студентку, обвинив: «Она смотрится в моё зеркало, которое висит на стене». Я переспросил: «А что будет с вашим зеркалом после того, как в него посмотрят? Это суеверие, что ли, какое-то?» «Ничего не будет, – отвечает. – Но оно же моё!» К моему удивлению, её многие поддержали: «Батюшка, но зеркало же действительно её». Откуда это взялось? Кого они воспитают, эти будущие учителя, когда придут в школы? Это ответ на вопрос, зачем нужно говорить в школе, вузах о любви к ближнему, о Боге, поднявшемся на Крест ради людей. Отгораживаясь от добра, общество забывает, что свято место пусто не бывает, что там, куда не пускают Господа, воцаряется то, что гнетёт человека, умертвляя его душу.

Пригласили меня в городской морг отпевать. Смотрю: в гробу Геннадий Афанасьевич Спивин, когда-то бывший моим начальником. Я его очень любил, уважал. Увидел много знакомых, но все оказались далеки от Церкви. Один-два человека подошли, благословились. Хорошая у нас страна, хороший народ. Но несчастные, а почему – не знают.

Незадолго до этого отпевания случилась ещё одна встреча с прошлым.

В семьдесят втором году я познакомился с замечательным человеком – преподавательницей вуза. Потом наши пути разошлись, а не так давно позвонил её внук, сказал, что она хочет меня видеть. Договорились о встрече. Меня это сильно взволновало. Помню эту женщину очень хорошо. Она была энергичной, красивой, умной, было здорово находиться с нею рядом, учиться у неё. Я не знал, какой она стала. Матушка Мария прибралась в келье, сына Дениса я отправил к воротам встречать гостей, а сам пошёл в храм молиться, чтобы встреча прошла с пользой, оказалась благодатной. Конечно, я не узнал своего преподавателя в той бабушке, которую увидел: она с трудом передвигалась, говорила медленно, как после инсульта. Мы зашли в церковь Святой Ксении Блаженной, я отслужил благодарственный молебен, после чего началась беседа. Впрочем, беседа не слишком получалась, гостья всё время на что-то отвлекалась, перебивала меня. Внук тоже далёк от веры. Попили чаю. Я спросил: «А зачем вы приехали?» «Хочу договориться, чтобы вы меня отпели. А я буду молиться, чтобы вы жили долго, дольше, чем я», – сказала моя бывшая преподавательница. Она ни разу в жизни не причащалась, Церковь ей чужда, священники в её глазах люди не слишком развитые, но кто его знает, что там, после смерти, так что отпевание не помешает. Я стал объяснять, что нужно причаститься. Мне ответили, что, может быть, приедут. А может, и нет.

Как же всё это грустно. Матушка Мария спросила, сколько лет гостье. Оказалось, она младше матушки на пять лет, что нас обоих поразило. Наша Мария как белка в колесе: всё время в движении, трудах, послушаниях – ни минуты покоя. С ней бывает трудно, но её все любят. Некогда стареть, а именно это происходит, когда человек много времени проводит на диване, перед телевизором, переставая понимать, зачем он живёт.

Некоторые люди думают, что в Церкви всё мрачно, как-то близко к смерти, но это совершенно ложный взгляд. Нигде столько не улыбаются, нигде не собирается вместе столько жизнерадостных, любящих шутку людей, как у нас и на многих других приходах. Где православные, там обычно радость, там нет смерти. Звонит одна немолодая инокиня, говорит:

– Слушай, я точно в пекло попаду. Помолись, чтобы туда, где попрохладнее.

Я смеюсь.

Есть известный блогер Анатолий Вассерман. Он атеист. Православных обвиняет, что они рвутся к власти, в университеты и в школы. Почему-то считая себя общественностью, заявляет: «Не позволим!» Я прочитал в Интернете, что ему 62 года, он дал обет безбрачия, а значит, потомства не оставит. А у меня три сына, четыре внука и внучка. И другие православные нередко имеют большие семьи. А те из них, кто сохранил девственность, посвятив себя Богу, качает чужих внуков, убеждает женщин не прерывать беременность, плодиться и размножаться, как заповедовал Бог. Мы радостнее. Мы любим, когда много детей. Мы помним о стыде и святости, и Бог благословляет наше бытие. Мне кажется, Вассерману трудно будет чего-то нам не позволить в силу самых естественных причин, не говоря уже о сверхъестественных.

Когда нет чувства святости, то с ним уходит и чувство стыда, а главное – утекает, словно сквозь пальцы, способность быть счастливым. Едем в машине, по радио выступает какой-то доктор наук, поносит святую царицу Александру Фёдоровну. Елейным голосом обвиняет её в том, что она не любила балов, краснела, когда при ней фривольно шутили. Для меня это замечательно, когда человек краснеет. Значит, не потерял стыда. Но для кого-то это, оказывается, недостаток. Будь этот доктор в этот момент рядом, я бы ему, наверное, высказал кое-что, забыв, что являюсь игуменом. А люди его слушают развесив уши.

И ведь это кругом! В самом начале, когда я только начал воцерковляться, очень испугался за своих детей, и страх этот жил во мне потом ещё очень долго, перешёл на внуков. Но святые отцы учат: «Ты делай дела Божии, а Бог управит твои». И в какой-то момент я увидел, что уже дети нас спасают, молятся за нас. Вот Егорка, мой внук, у его мамы астма. Убеждает её: «Мама, езжай к дедушке, он благословит». Пятилетний ребёнок понимает, где лекарство. А взрослые никак не могут понять, что Бог – это Жизнь.

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска