Открытая книга

Никогда бы не подумал, что в городе Беломорске, вернее, в кинотеатре «Выг», куда в детстве я проникал на фильмы «до 16», буду сидеть в качестве почётного гостя и… есть жареную корюшку. Это такая рыба, водится в Белом море.

– Не стесняйтесь, кушайте, – потчует Светлана Викторовна, – мой муж сам наловил и нажарил, когда узнал, что вы приедете.

Светлана Кошкина

Со Светланой Кошкиной, можно сказать, заново я познакомился по Интернету. Выложил в соцсети снимок, на котором я в 70-е годы повязываю галстук младшекласснику – «принимаю в пионеры», и вдруг приходит письмо: «Можно фото используем? Вы подписали, что это фотографировал Базаджиев, а мы про него материал собираем, будем его юбилей отмечать». Удивился я: Антон Акимович Базаджиев, фотокорреспондент районной газеты, давно уж на пенсии, а о нём помнят! Спустя время Светлана спросила, не хочу ли я написать книгу о своей покойной матери. Общественное объединение «Поморский берег», который Кошкина возглавляет, задумало такой проект: выпускать книги не только о знаменитых людях района, а обо всех, чья судьба связана с Беломорьем. Чтобы была коллективная память.

Ну а больше всего сразило то, что неведомая мне беломорчанка Кошкина написала и выпустила книгу, которая на самом-то деле должна была появиться на свет десятки лет назад. Ведь за всё советское время ни одной краеведческой книжки об истории нашего поморского берега не было. В школе нам о малой родине рассказывали какие-то крохи. Даже о том, что Сорока (нынешний Беломорск) в старину входила в Кемскую волость, я узнал лишь после того, как посмотрел фильм-комедию «Иван Васильевич меняет профессию». Так что 400 страниц книги «Сорока – Беломорск. 1419 – 1938» я прочитал запоем. И начинается-то она как лирично:

«Сколько красот вобрал в себя причудливый по форме морской водоём, имя которому Белое море! Перекатывающиеся пенистые волны солёной воды, горящие ярким пламенем закаты, поросшие лишайником гранитные скалы, сложенные из валунов живописные острова. Вздымают волны на море ветры-ветерочки, что приходят с ночи, с лета, с заката… Полуношник, всток, обедник, побережник…»

А вот про местечко Золотец, где я вырос: «В новгородских частных актах XV века часто упоминается порог Золотец, о котором как о величественном “золотом” водопаде на реке Выг спустя столетия в своих дневниках будут восторженно отзываться путешественники». В том числе знаменитый Семёнов-Тян-Шанский. Согласно купчей 1419 года этот участок – «ловище на Выгу», богатое сёмгой, – у Ивана Фёдорова с братьями купил новгородский посадник Афанасий Есифович. Это было за десять лет до того, как два инока Савватий и Герман отправились из Сороки подвижничать на Соловецкие острова. Пройдёт время, Соловецкий монастырь станет хозяйствовать по всему западному побережью Белого моря, а на золотецком «ловище» поселятся монахи, затем здесь – в диких местах, где только леса, скалы и бурная порожистая река, – вырастет деревня Выгостров. Спустя века, уже при советской власти, построят и мой родной посёлок Золотец.

Жаль, что ничего не знал я об этом в детстве! О том, что в нашем Выгострове в середине XIX века за семь лет было «построено судов» 116, а в других поморских селениях, включая саму Сороку, намного меньше. Возможно, именно на выгостровской лодье мещанин Иван Челюзгин в 1835 году ходил к Новой Земле. В ходе его экспедиции «на карбасе, взятом с его ладьи, Пахтусов плавал через Маточкин Шар до острова Пахтусова», о чём было сообщено в столицу Российской империи.

И о древностях Выгострова я ничего не знал. Вывозить их из часовни и Варвариной церкви в Архангельск, в епархиальное древнехранилище, стали с 1904 года. Сначала увезли старинную гравюру «Страшный Суд», затем оловянные дароносицы, священническую фелонь «из крашенины», рукописные книги.

И уж совсем я изумился, когда узнал, что автор этой книги – та самая Света Кабакова, которая жила в соседней квартире нашего дома в Золотце. Кошкиной она после замужества стала. Она была ещё подростком, когда я уехал «в большую жизнь». И вот, вернувшись в Беломорск, пришёл в бывший кинотеатр, где теперь размещается Центр поморской культуры, место работы Светланы Викторовны. Как входишь туда, первым делом отражаешься в старинном, слегка замутнённом зеркале напротив двери, привезённом из поморского дома. Этак смотришь на себя в окружении отражённых же старинных вещей, которыми уставлен зал, и сразу возникает сопричастность…

Перед тем как угостить чаем с рыбой (поморы умеют сочетать одно с другим), Светлана Викторовна провела меня по выставке.

Из старых брёвен

– Вот эти домотканые ковры, лыжи, оленью упряжь, расписные саночки и древнюю икону Николы Чудотворца мы получили из библиотеки села Шуерецкое, в которой устроен местный музей, – показывает хозяйка. – А эти сани-корёжа, пешню и уды для ловли корюшки с навагой нам привезли из Нюхчи, из музея «Хламной сарай». Его создала местная жительница сначала на своём чердаке, а потом ей дали отдельное здание.

– А ваш центр когда возник? – спрашиваю.

– Формально он появился ещё в 1996 году. Страна рушилась, национальная культура была в загоне, и руководитель Поморского хора Виктор Александрович Васильев зарегистрировал центр, чтобы его юридический адрес использовать для спасения хора. Из него всё и выросло. Сначала фотографии и экспонаты выставляли на подоконниках, места не хватало, а потом выделили нам помещение, этот зал – в 2014-м.

– В городе уже есть краеведческий музей, вы его не дублируете?

– У нас этнокультурный центр, мы не только выставки и экскурсии для школьников проводим. Хотя и это интересно, вот посмотрите: женский полушубок «сак» 1830 года. Простёган на вате, ажурные дутые пуговички – очень просто и изящно. Разве детям не полезно посмотреть, во что одевались наши предки? Это у нас тематическая выставка – «Зима в Поморье». Тут и дореволюционные фотографии, как детишки Сороки катались на коньках и лыжах, и приспособления для подлёдного лова в Сорокской губе.

– Православие у вас тоже представлено?

– Конечно! Какой же помор без веры в Бога? Многое у нас связано с старообрядчеством, ведь как раз с соловецких монахов, бежавших к нам на Выг и создавших знаменитый Выгорецкий монастырь, выросло Поморское согласие – собственно то, что сейчас называют беспоповским старообрядчеством. Потом уже из поморцев выделились федосеевцы, филипповцы и другие толки. У нас есть тетрадь Афанасия Петровича Нифакина, старовера из деревни Чёрная Речка. Он прожил 90 лет, умер в 1964 году. В тетрадь записывал молитвы и заметки о разных временах года, о погоде. Храма в деревне не было, и люди шли к нему окрестить, отпеть, исповедаться. Вспоминают, что в его доме был большой иконостас и что на церковные праздники за много вёрст в Ковду он ходил на лыжах, когда после коллективизации у него отобрали лошадь.

Тетрадь Афанасия Петровича Нифакина, старовера из деревни Чёрная Речка

Рассказывать о нашем крае, не затронув православие, просто невозможно. Выставку «Зима в Поморье» с чего начинаем? С праздника Николы Зимнего. С его именем отправлялись поморы в дальнюю дорогу: «Зови Бога в помощь, а Николу – в путь». После Николы Зимнего уходили на торг обозы с хлебом, солью, рыбой и разными кустарными изделиями. Рассказываем, что Никольские храмы были в Шижне, Сумпосаде, Шуерецком, что было и много Никольских часовен. Сейчас в районе открыты три Никольские церкви: в Нюхче, Беломорске и на острове Троица, что на озере Муезеро, – паломники туда ездят, хотя на острове никто не живёт. Он самый древний у нас в районе, 1602 года.

Орысы и поморы

– Да вы кушайте рыбу, мой муж сам её поймал и собственноручно пожарил, – напоминает Светлана.

– А что, муж вам жарить не доверяет? – шучу.

– Коля-то? Так он же Кошкин – это коренная поморская фамилия. Он и уху сам варит. В детстве, говорит, мать им сварит картошки в мундире, достанет селёдки из бочки, этим и питались, да и выросли здоровые. Когда мы поженились, я по глупости несколько раз предлагала ему уехать в большой город, где есть заработок. Он: «Я из Беломорска никуда. Здесь родился, здесь и умру». Не может он без моря. И решил так: остаёмся здесь, а на заработки будет ездить вахтовым способом. Тяжело, конечно, 54-летнему мужику жить в вагончике с молодыми и несемейными, его там дедом называют и посмеиваются. Не над возрастом, а над тем, что ворчит: половики вытряхнуть надо, подмести в вагончике. Как и все поморы, порядок любит. А когда с вахты возвращается, первым делом – поесть рыбы, вторым – на рыбалку собраться. Не может без этого. Наши дети, когда маленькими были, тоже рыбу любили, а потом как отрезало. Коля выговаривает сыну: «Ты же помор, чего от сковороды нос воротишь?»

– Света, а почему вы только мужа помором называете, вы же сами по отцу поморка, – говорю. И вспоминаю Виктора Кабакова, заядлого рыболова и охотника.

– Вообще-то, мой папа из Казахстана, а мама карелка, – ошарашивает меня Светлана Викторовна. – Он служил за Мурманском в погранвойсках, а когда демобилизовался, то по пути остановился в Золотце, зашёл в столовую, где моя мама работала. И остался. С детства я знала, что он из Казахстана, и думала, что все казахи добрые, а карелы – злые. Наверное, это из-за бабушки-карелки, которая была очень строгая. Она приезжала в гости и говорила маме обо мне: «Она будет сидеть у тебя на шее». И показывала мне под стол: «Твоё место там». Я залезала под стол, а бабушка продолжала: «Зоя, вот увидишь, она вырастет, ноги свесит». Была уверена, что я вырасту не деревенской, а поселковой, почти городской, и работать не научусь. Так что тянулась я к отцу. У него в паспорте в графе «национальность» было написано «орыс» – я и считала, что орысы самые-самые добрые на свете. И вот, когда я училась уже в педучилище, меня вызвала комендант и говорит: «Пришёл запрос на получение твоего паспорта, какую писать национальность? Орыской будешь или карелкой?» Я: «Конечно, орыской». Она: «А что это за национальность?» – «Не знаю, папа орыс». Даже в голову не пришло, что на казахском языке это означает «русский». Так, по-казахски, в паспорт написали. В то время национальностям-то мало придавали значения, все были советскими.

– Получается, ваш русский папа стал помором, – не сдаюсь я. – Он же без рыбалки жить не мог. И в тайгу уходил, ведя за собой саночки, нагруженные продуктами, на неделю, а то и больше.

– Тогда и ваш папа помор, – парирует Светлана, – постоянно его на реке видела, в лодке.

– Он северным человеком и был, вырос на левом берегу Волги, где уже начинается Русский Север…

Во время нашего разговора в помещение вошёл Дрягуев (о нём мы рассказывали в публикации «Небо Виктора Дрягуева», № 777, апрель 2017 г.), и тут он, наконец, решается вмешаться в нашу беседу:

– Ну тогда я тоже коренной помор, хотя по крови и карел. В моей деревне Сальнаволок на берегу моря карелы издавна жили и заметно отличались от карелов лесных, материковых. Вообще, что такое помор? Это не национальность, а образ жизни. Считается, что поморы произошли от новгородцев. А как быть с девятистами московскими стрельцами, которые пришли сюда после шведского нападения, построили крепостцу, переженились и дали многочисленное потомство? А ведь были и другие пришлые. Они что, новгородцы? Нет. Беломорская соль – она солит всех людей и делает поморами.

На берегу

Возвращаясь к прежней теме, спрашиваю про сумпосадские старинные деревянные амбары и «ботик Петра I», который, по легенде, царь оставил в Сумпосаде при начале строительства «Осударевой дороги». Оказалось, что ботик более новый, его подарил сумлянам Великий князь Алексей Александрович, когда в 1870 году посещал Сумпосад и молился в часовне Преподобного Елисея Сумского.

– Жаль, красивое предание было «старины глубокой», – огорчаюсь.

– Ой, да какая это старина, Пётр Первый-то! – не соглашается Светлана Викторовна. – Вот наши сказительницы и песенницы такие старины пели, из самой глуби времён. Знаете, сколько их Дуров записал?

– А кто это?

– Ивана Матвеевича Дурова не знаете? Это был наш главный этнограф и краевед. Он родился в 1894 году в семье простого рыбака, помора-старообрядца, работал заведующим библиотекой в Сумпосаде, а при советской власти – счетоводом. Ещё в 1911 году он вступил в Архангельское общество изучения Русского Севера и всю жизнь собирал фольклор. Он же в Сумпосаде создал фольклорный хор «Сумлянка», который до сих пор поёт старинные песни.

Кстати, в хоре поёт дочь одного из добровольных помощников Дурова, который ходил в Пертозерский старообрядческий скит, что в двенадцати километрах от Сумпосада, и записал там по меньшей мере три сотни духовных стихов. В 2015 году Карельский научный центр РАН включил их в сборник «Духовные стихи Русского Севера», который вышел на 800 страницах. В советское время всё это было под спудом, да и уцелело только из-за предусмотрительности самого Дурова. Весь материал, который он собирал и получал от помощников, Иван Матвеевич сразу же отправлял в научный центр. В 38-м году его арестовали и расстреляли в урочище Сандармох. Естественно, его бумаги были при этом изъяты и пропали. Издатели дополнили его собрание и новыми записями, например сделанными в 1956 году в деревне Лапино, в гостях у Татьяны Васильевны Лепетухиной, 1888 года рождения:

Молился пустынник во пустыне,
Не владел он ни руками
да ни ногами.
Ему Пятница во снах явилась,
Да свята Пятница
его крестом наградила:
«Иди, раб ты Божий, по народу
И сказывай народу,
людям добрым,
Чтобы в среду,
в пятницу постились,
А в воскресный день
Богу молились.
Ходили бы в церковь почаще,
Свечи ставили бы
образу святому
И милостыню творили
нищему народу.
За это им, Бог, дай спасенье».

Таким же образом, переправкой в научный центр, Дуров сумел сохранить и «Словарь живого поморского языка в его бытовом и этнографическом применении», который он собирал много лет. Карельский научный центр издал его в 2011 году. Словарь состоит из более чем 12 тысяч поморских слов и выражений. Это такой подарок всем нам, кто не знал или забыл беломорский говор!

– Получается, ваш Поморский центр спустя десятилетия продолжает дело Дурова?

– Да, у нас создан архив аудио-, фото– и видеодокументов – по возможности записываем фольклорный материал. Но людей, которые бы что-то помнили из старин, уже почти не осталось. Так что в основном записываем просто рассказы о жизни.

– Когда-то вы, Светлана, предлагали мне написать книгу о своей матери, – напоминаю. – Этот проект ещё действует?

– В 2012 году в серии о простых беломорчанах вышло три книги, в следующие два года – по одной. Помощников нет, а мне одной редактировать воспоминания людей о своих родственниках трудновато. А жаль. Что интересно, люди покупают книги о земляках, часть тиража мы реализовали. Помощники нужны и для издания серии «Исторические поселения Беломорского района». Тоже практически никто не присоединился. Хотя мы и курсы по краеведению проводили, и рассказывали, как это важно. Пока что изданы о Вирме и Сухом. Собираем материал о других сёлах. Всё это делается силами нашей организации «Поморский берег», которая была создана при Поморском центре в 2012 году. Состоят в нём в основном люди творческие, активных – человек пятнадцать. Вместе ездим по сёлам, разговариваем со старыми людьми. Знаете, это придаёт смысл нашей жизни в глубинке. В больших городах люди, бывает, теряют себя, а в глубинке можно обрести крепкую почву под ногами. Только надо её знать.

Мы уже воссоздали биографии многих людей. Например, Анны Григорьевны Трифоновой. Она родилась в 1903 году в Колежме, а с 60-го года жила в Сумпосаде. Мы не только альбом создали о ней, но и фильм «Анна Григорьевна Трифонова, песенница и сказительница Карельского Поморья». Семье подарили диск с её песнопениями, присланными из Карельского научного центра. И для них это такой подарок! Живой голос из прошлого их поморского рода, эти интонации, говор… Многое о своей бабушке они узнали впервые, в том числе некоторые её песни. Она же в Сумпосаде колежемские свои песни не пела, потому что в каждом селе держатся своего репертуара.

– Кто-то помогает средствами вашему «Поморскому берегу»?

– В Карелии есть программы по поддержке карельской и вепсской культур, а о поморах как-то забыли. Правительство поддерживает проведение краеведческих чтений в память о Якове Алексеевиче Балагурове – нашем земляке, профессоре истории. Вот, собственно, и вся помощь. Меня предупреждали, что без денег, на общественных началах мы ничего не сделаем. Но получается же!

Бабушкин узор

Пока мы угощались корюшкой, заседание наше на минуту прервалось появлением шести девочек вместе с учительницей Ириной Геннадьевной Ильиной. В соседнем зале она проводила с ними «Бабушкин урок». Как понял, Ирина Геннадьевна сумела возродить технологию золотого шитья, которое было развито в Поморье, и вот теперь учит этому школьниц. Уроки её включены в программу центра «Дом вести – не бородой трясти».

После занятия я подошёл к ней. Оказалось, что педагог она непрофессиональный, до выхода на пенсию работала в Райбытуправлении технологом швейного производства.

– А не у вас ли я в ателье в 70-е годы клёши заказывал? – шучу.

– Возможно. Я тогда как раз готовила бригады по изготовлению мужских брюк. Да, клёши были в моде.

– Мы думали, что так на Западе одеваются, подражали, а там, оказывается, клёшей не носили. Лучше бы свои русские косоворотки, что ли, надевали, и то бы оригинальней смотрелись.

– А старинная одежда вообще удобна и практична, – соглашается технолог. – Сарафаны, например. В них девушкам очень комфортно. И украшения старинные, несмотря на простоту, весьма изящны. Давайте я вас с Настей Качуриной познакомлю, она как раз занимается этим.

Настя Качурина вышивает передник по старинным образцам

За столом сидела девочка тринадцати лет и на тёмной ткани вышивала узор из чёрного бисера. Спрашиваю у Насти, давно ли она этим занимается.

– С прошлого лета. Я сюда, в Поморский центр, пришла на выставку и увидела передник песенницы Анны Григорьевны Трифоновой, вышитый рубленым бисером. Он мне понравился, захотела изучать передники – и вышивку, и традиции. Вот это я делаю точную копию старого передника.

– А ничего, что чёрное по чёрному?

– Это красиво, – отвечает девочка. Её наставница поясняет:

– Посмотрите, как чёрные стеклянные блёстки благородно смотрятся на тёмной ткани. Так только здесь вышивали, а дальше по побережью Белого моря вы нигде такого не встретите. Выросла я в Березнике, бабушка моя рукодельницей была, но никогда чёрным по чёрному не вышивала. И мама тоже. У нас там знаменитые беломорские подзоры – белые кружева. А если брали бисер, то светлый, под жемчуг.

– Настя, а сама ты такой передник надела бы?

– Да. Но без праздничного сарафана, он очень тяжёлый, – смеётся девочка. – Ещё мне нравится «перо» – это поморский головной убор, вроде ленты, вышитой золотом и бисером.

– Твои родители местные?

– Папа беломорский, а мама из Сумпосада.

– Ну тогда тебе Сам Бог велел…

В знак знакомства Ирина Геннадьевна подарила мне мешочек, сшитый её ученицами. Внутри ­него лежит поморская соль.

– В старину вдоль нашего берега много солеварен было, принадлежавших Соловецкому монастырю, – пояснила она. – Соль выпаривали прямо из морской воды. Сейчас это производство возобновляют. И мы подумали: а почему бы для такой соли не сшить мешочки? Люди будут носить с собой кусочки Белого моря и…

– …Станут поморами?

– Необязательно! – улыбнулась руководительница «бабушкиных уроков». – Просто приятно подержать такой мешочек в ладони, похрустеть им. Карелия вспомнится, море.

* * *

Вернувшись в город, где теперь живу, я нашёл в Интернете «Словарь живого поморского языка» Дурова. Попробовал на вкус слова, записанные в деревне Выгостров, близ которой я вырос. «Балук» – «забияка». «Галить» – «шутить, смеяться». «Бурмосить» – «бормотать, нашёптывать, колдовать». «Варварить» – «заниматься уборкой в доме». Почему варварить? А потому, что в Выгострове была церковь Св. Варвары, и к храмовому празднику все наводили чистоту, как в Чистый Четверг перед Пасхой…

Произношу вслух слова и прислушиваюсь к себе: отзовётся ли что-то?

А рядом на ковре двухлетний сын Коля играет с подаренным мешочком, в котором беломорская соль. Положил в кузов машинки и катает. Вырастет ли он помором? Неведомо… Главное, чтобы была соль в жизни, беломорская или ещё какая – без разницы. Сказано же: «Если же соль потеряет силу, то чем сделаешь её солёною?»

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска