Н. А. Юриков. «Осень в провинции» (art.vladimir-city.ru)

Автобус с паломниками, возвращающимися из женского монастыря, мчался по шоссе. Переполненные впечатлениями паломницы обсуждали, кто какие святыньки и сувениры приобрёл, а иногда дружно, но невпопад запевали песни. Этот шум явно раздражал седоватого мужчину, сидевшего в первом ряду. Мужчину звали Виталием Георгиевичем. Сегодняшней ночью, проведённой в деревне недалеко от монастыря, куда мужчин-паломников отправили на ночлег, он практически не спал из-за жуткого храпа соседа. И вот теперь эти шумные тётки! «Надо же, – думал Виталий Георгиевич. – И откуда только силы берутся? На святой источник сходили, всенощную отстояли, сегодня после литургии ещё на гору поднялись к обетному кресту – и хоть бы что!» Сам он после источника к обетному кресту не пошёл – что-то сердчишко слегка прихватило. Правда, паломницы горячо его убеждали, что после купания в святом ключе у них всю усталость как рукой сняло, но он – по маловерию своему – всё же не рискнул. А сейчас хотя и устал от бессонной ночи, но уснуть не может. И как у женщин на всё только сил хватает? Вот и в монастыре: скотину держат, сено косят, картошку садят, маслобойка работает, строятся даже, ещё и молиться успевают – и всё женщины. И монашка эта, с которой он столкнулся сегодня утром, спешила на своё послушание куда-то. Мысль Виталия Георгиевича вновь переключилась на сегодняшнее событие, которое весь день не давало ему покоя.

Рано утром, как только услышал, что хозяйка дома встала, он тут же собрался. Попил парного, только что надоенного молока и, не дожидаясь соседа-храпуна, отправился в монастырь. Жизнь там уже кипела вовсю. По двору деловито сновали насельницы, где-то рядом заурчал мотор, и Виталий Георгиевич увидел лихо мчащийся трактор «Беларусь» с прицепом, в котором находились несколько молодых послушниц с вилами и граблями в руках. За рулём трактора восседала такая же молоденькая послушница в монашеском одеянии, которая, увидев удивлённое лицо Виталия Георгиевича, помахала ему рукой, а сидевшие в кузове дружно прыснули смехом.

По дороге к храму, где на сегодняшней литургии паломники должны были причаститься, ему навстречу попалась монахиня средних лет в строгих роговых очках. Встретившись с ним взглядом, она немного приостановилась, как бы споткнулась, потом, склонив голову, быстро прошла мимо. Это небольшое замешательство немного его озадачило, и он украдкой глянул ей вслед. Поймав себя на мысли, что смотреть на монастырском дворе вслед женщине, тем более монахине, как-то неприлично, Виталий Георгиевич направился дальше, но щемящее чувство чего-то забытого, но так и невспомнившегося преследовало его весь день.

Что же такого было в этой монахине, мимолётная встреча с которой так запала в душу? Лицо как лицо, вот только очки слишком строгие. «Стоп! – внезапно осенило его. – Очки! Именно очки!» От нахлынувшего возбуждения он резко привстал с кресла, суетливо задвигал руками, завертел головой. «Что с вами? Вам плохо?» – спросил его сосед – тот самый храпун, из-за которого Виталий Георгиевич не выспался. «Нет-нет, ничего, всё в порядке», – ответил он, потом достал из нагрудного кармана валидол, выдавил из пластинки капсулу и положил под язык. «Неужели Аня?» – подумал он, немного успокоившись.

Воспоминания отнесли его во времена, когда страной правила несгибаемая коммунистическая партия, рубль был твёрдым, а дефицит тотальным. Тридцатидвухлетнего Виталия Георгиевича хотя частенько и называли по имени-отчеству, но среди друзей и инженеров-сослуживцев он оставался просто Виталькой. К своим годам был слегка потрёпан житейскими бурями, в результате которых корабль его семейной жизни чуть было не разбился о подводные рифы. Слава Богу, всё обошлось, и с тех пор он стал ценить своё семейное счастье и тщательно его оберегать. Он немного остепенился, практически бросил пить, но своему принципу – больше двух-трёх лет на одном рабочем месте не задерживаться – не изменил. В перерывах между увольнением и новым трудоустройством обычно куда-нибудь срывался просто повкалывать от души.

При поступлении на официальную работу в отделе кадров, в недоумении разглядывая его трудовую книжку, всякий раз спрашивали: а где же это его мотало столько времени? Большие перерывы в рабочем стаже и частая смена места работы в советское время всегда настораживали. Летунов система не приветствовала. И почти всегда Витальке предлагали для начала должность простого инженера с испытательным сроком. Дальше всё шло по накатанному: его непрерывно двигали по служебной лестнице, а достижение должности заведующим бюро или лаборатории было для него сигналом, что наступает очередная пора вострить лыжи.

Вот и сейчас, после двух с небольшим лет работы в профильном отделении регионального института, получив от шефа предложение вступить в должность заведующего лабораторией, в его подсознании сработало: «На старт!» Но странное дело – сигнал этот, обычно действующий на него, как щёлканье бича для застоявшегося скакуна, на этот раз был им воспринят без особого энтузиазма. «Старею, наверное», – подумал Виталька и с предложением шефа нехотя согласился. Нехотя потому, что привык быть независимым, отвечать только за себя, а не за разношёрстный, в основном женский, коллектив. Тем не менее предложение он был вынужден принять, так как альтернативой его назначению был шустрый, честолюбивый юнец, попасть в подчинение к которому ничего хорошего ему не сулило.

Народ же назначение Витальки воспринял с воодушевлением, так как парень он был свой в доску, дружил со всеми и вселял в коллектив надежду, что начальствующая должность его не испортит. Впрочем, завлаб хотя и отвечал за работу всей лаборатории, но сам от обычного инженерного труда не освобождался. Единственной поблажкой по отношению к простым инженерам было наличие у него непосредственной помощницы в лице лаборантки, которая брала на себя рутинную работу по выверке текстов, вписыванию формул в отпечатанные на пишущей машинке тексты и прочие нудные, но необходимые дела в условия жёсткой стандартизации выпускаемых проектов. Виталькину лаборантку звали Аней.

Анечка недавно окончила школу, училась на вечернем отделении того же института, который заканчивал и Виталий, жила с престарелыми родителями в частном секторе на окраине города. Добираться до работы ей приходилось с двумя пересадками, но более подходящего места для приобщения к будущей профессии было найти трудно. Да и вуз, в котором она училась, располагался неподалёку. Виталька знал, что девушка она исполнительная, местом своим дорожила, вот только странная её манера одеваться смущала его всегда. Одета она была в какую-то неказистую кофту, носила длинную плотную юбку, некрасивую обувь, а если добавить к этому жуткую чёрную оправу очков, то вид серенькой молчаливой девчушки вызывал у него лёгкое чувство раздражения. Теперь же она неожиданно стала его непосредственной подчинённой и единственной соседкой в небольшом рабочем кабинете.

Постепенно Виталька привык к своей лаборантке, а вскоре понял, насколько хорошо иметь такого исполнительного помощника. По своей немного разболтанной натуре он терпеть не мог требования стандартизации, предъявляемые отделом техконтроля, через который проходили все институтские разработки. Сдать с первого захода проекты не удавалось практически никому, а особенно Витальке. ГОСТы, ОСТы, технические условия и прочая дребедень выводили его из себя, и очень часто его, в принципе неплохие, разработки были предметом публичной критики на выездных мероприятиях, которые отдел техконтроля периодически проводил в их отделении. Но вскоре произошло нечто невероятное: прибывшая из головного офиса сотрудница техконтроля с восторгом продемонстрировала собравшимся Виталькины проекты и сообщила, что они получили добро с первого раза и отксерокопированы для всех отделений в качестве образца.

От такого известия народ несказанно изумился, и только Виталий знал, кому он обязан успехом. Как-то Аня, собрав у сотрудников всех отделов замечания техконтроля, обобщила их и составила для него краткую инструкцию, что можно, а что нельзя. Мало того, перед тем как отдать его работы в печать в машинное бюро, она сама всё тщательно проверила и методом резки и клея привела те проекты в должный порядок.

Когда начальник отдела техконтроля похвалил профильное отделение на общеинститутском собрании, шеф на радостях выписал Витальке премию, тот же, объяснив, чья это заслуга, выпросил у шефа повышение оклада своей лаборантке. Выставив условие, что Аня обучит премудростям стандартизации лаборанток всего отделения, шеф назначил ей максимальный оклад, чем вызвал волну негодования среди молодых инженеров, оклад которых оказался немного ниже максимального оклада лаборантки.

Аня же от неожиданного серьёзного повышения заработной платы и от косых по этому поводу взглядов несколько растерялась, но Виталька посоветовал ей ни на кого не обращать внимания. А когда через неделю он увидел у себя на столе плитку дефицитного шоколада «Вдохновение», который обычно заказывали тем, кто ездил в командировку в Москву, то понял, что это ему скромный подарок от Ани. В этот же день во время рабочего перерыва, когда народ пил чай, он положил дольку шоколада на её стол, Аня в ответ угостила его домашними сухариками, которые сушила её мама. С тех пор чай они стали пить вместе.

Во время чаепития Аня снимала свои дурацкие очки, и он с удивлением обнаружил, что девушка, несмотря на полное отсутствие косметики на лице, очень даже симпатичная. «Нужно будет ей как-то оправу приличную найти», – каждый раз думал Виталий, любуясь милым личиком девушки и поражаясь красоте её карих глаз, скрытой в обычной обстановке дурацкими очками. Достать хорошую оправу в те времена было весьма затруднительно, а вот исправить ещё один Анин недостаток ему было под силу. За столом девушка сильно сутулилась, и он взялся этот непорядок ликвидировать. Как только Аня наклонялась за столом и втягивала голову, сжимая свои хрупкие плечи, Виталька строго окликал: «Аня!» – и стучал пальцем по столу. Девушка смеялась, тут же выпрямлялась, обещая избавиться от своей привычки – в детстве стеснялась носить очки.

Иногда, видя, как Аня совсем уж сутулится, он подходил к ней, брался руками за плечи и начинал большими пальцами мягко массировать её шейные позвонки, после чего по-отечески чмокал в макушку и отходил к своему столу. А когда стопроцентно курящая лаборатория отправлялась в курилку, Виталька заставлял Аню класть книги на голову и с ними прохаживаться по коридору, вырабатывая осанку. При этом оба они веселились, немного дурачились, но, несмотря на такие вроде бы панибратские отношения, дистанцию держали?– Аня всегда называла его на «вы» и по имени-отчеству.

Иногда он рассказывал ей различные истории из своей жизни, смешные ситуации, в которые попадал. Например, как однажды догонял своих товарищей по стройотряду, улетевших без него в Магадан, и как благополучно закончилась эта история. Аня слушала и смеялась, удивляясь, что её положительный начальник был когда-то парнем без руля и ветрил, и если бы не гулянки отдела, на которых Виталька давал импровизированные концерты дворовых песен, обилие которых косвенно свидетельствовало о его лихой молодости, то и не поверила бы.

Он же не мог нарадоваться на свою исполнительную помощницу и попытался даже помочь ей в учёбе, так как Аня училась по той же специальности, которую он закончил десять лет назад, но ничего из этого не вышло – за это время вузовская программа значительно усложнилась.

Однажды Аня спасла своего начальника от неминуемого выговора. Периодически инспекция отдела кадров головного офиса устраивала неожиданные проверки трудовой дисциплины, и как-то в очередную такую проверку Виталька на работу ещё не пришёл. Но Аня быстренько разбросала на его столе рабочие бумаги, создав таким образом эффект присутствия, и гроза в виде не только выговора, но и лишения премии прошла мимо. С тех пор он стал её называть «верная Аня».

Идиллия этих добрых непосредственных отношений длилась около года, но вскоре ей суждено было закончиться. В один из летних дней Виталька с нетерпением ожидал возвращения своей верной лаборантки после очередной экзаменационной сессии, но когда она вся сияющая появилась на пороге, он вздрогнул от ещё неосознанного чувства опасности. Аня и раньше начала постепенно менять свой унылый гардероб, но всё равно предпочитала какие-то не свойственные её возрасту фасоны – теперь же перед ним предстала современная девушка в лёгком, слегка облегающем платьице и в стильных туфельках, подчёркивающих её стройные ножки. И лишь неизменные очки в чёрной оправе напоминали Витальке прежнюю неказистую девчушку, которую он впервые увидел три года назад. Вот в этом новом Анином облике он и почувствовал угрозу – угрозу своей независимости, свободе, крепкому семейному тылу, обустройство которого далось ему с огромными душевными потерями.

Аня же, не замечая Виталькиного смущения, чмокнула его в щёку, сказав при этом: «Как я соскучилась!» И это прикосновение лишний раз подтвердило реальность неожиданно возникшей угрозы. С тех пор он прекратил всякие вольности в отношениях с лаборанткой, был с ней немногословен, разговоры вёл, лишь касающиеся работы. Аня почувствовала изменения настроения своего начальника, но, судя по её недоумённым взглядам, которые он иногда перехватывал, не понимала, в чём дело. А другие невольно перехваченные взгляды явно свидетельствовали, что он, сам того не желая, влюбил в себя девчушку на пятнадцать лет моложе его.

Тем не менее отношения между ними оставались дружескими, но и им вскоре пришёл конец. Как-то, в очередной аврал, когда вся лаборатория буквально стояла на ушах, Виталька отпустил сотрудников домой, сам же остался внести какую-то корректировку в проектную документацию. Верная Аня, у которой этот день был неучебным, осталась с ним. После того как внёс последнюю правку, он потянулся, начал делать какие-то гимнастические упражнения, чтобы разогнать затёкшие руки. Взглянув же в сторону Ани и увидев, как она опять сильно сутулится, он подошёл к ней и, как в прежние времена, начал массировать шейные позвонки, что-то говоря при этом шутливое. Вдруг он явственно ощутил, что под его руками не прежнее полудетское тельце девчушки, к которой он относился с отцовской теплотой, а мягкое податливое тело молодой женщины, кожа которой чувственно реагировала на ласку мужских рук. От такого неожиданного открытия он вздрогнул, быстро отнял руки и вернулся к своему столу.

В комнате повисла напряжённая тишина. Почеркав немного для приличия в бумагах, Виталий сказал: «Ну всё, малыш! Давай заканчивать, а то тебя родители потеряют». На остановке он посадил Аню в её автобус и понял, что пора увольнения всё-таки наступила.

 Мысль о подаче заявления об уходе приходила к нему и раньше – как-никак пошёл уже четвёртый год работы в конторе, а тут ещё старинный институтский товарищ, подвизающийся на организации студенческих стройотрядов, пообещал пристроить его в один из отрядов, отправляющихся на Камчатку. И если он до этого случая с Аней ещё сомневался, то теперь решил окончательно: нужно увольняться и катить на Дальний Восток, другой такой возможности не будет. Осталось только пережить аврал и кое-что подчистить – уходить только по-хорошему было его принципом.

Когда он доложил шефу о желании уволиться, тот сильно расстроился, но после задушевного разговора даже позавидовал, что можно вот так запросто всё бросить и укатить на край земли. Витальке осталось только слетать в Алма-Ату и подписать у заказчика некоторые бумаги. Зная по опыту, что в республиках СССР всегда можно найти то, чего и в Москве не сыщешь, он нашёл человека со связями в «Оптике» и приобрёл отличную импортную женскую оправу.

Провожал его почти весь коллектив профильного отделения, в комнату постоянно заходили сотрудники из разных отделов, кто-то угощался Виталькиными тортами, кто-то приносил угощение с собой. Все галдели, шумели, жалели, что он покидает их тёплый коллектив. Работниц же лаборатории волновало, как поведёт себя тот самый юнец, который всё-таки дождался своего часа. В любом случае, наперебой говорили они, что такого начальника, как Виталий, у них уже не будет. Ближе к концу рабочего дня он стал собираться. Улучив момент, когда коллеги вышли покурить, он подошёл к понуро сидевшей за своим столом Ане, чмокнул её в затылок и сказал: «Ну, прощай, малыш!» И положил перед ней пакет с импортной оправой. Выходя из комнаты, он оглянулся и увидел, как от беззвучного плача у Ани вздрагивают плечи.

Года через два Виталий услышал, что Анечка вышла замуж и теперь живёт в центральной части города в квартире родителей мужа. А ещё через некоторое время случайно встретил её на улице. Аня выглядела почти такой же, какой он видел её в последний раз, а подаренная им когда-то оправа, на которую с удовлетворением обратил внимание, её только красила. Оба обрадовались встрече, стали вспоминать свою работу, сослуживцев, однако, когда Виталий спросил про мужа, Аня, как-то странно на него взглянув, быстро свернула разговор и попрощалась. «Развелась, наверное», – подумал он и решил навести справки.

В тот же день узнал, что несколько месяцев назад Аня с супругом возвращались домой и что на автобусной остановке муж решил купить сигареты в киоске, расположенном на другой стороне дороги. Он перебежал дорогу, взял сигареты, а когда возвращался обратно, был насмерть сбит проезжавшим автомобилем. Оставаться жить в квартире свёкра и свекрови, которые считали Аню невольной виновницей гибели сына, не было смысла, и она вернулась жить к родителям на окраину города, в частный сектор…

От этих воспоминаний Виталий Георгиевич вновь вернулся к событию сегодняшнего утра. Теперь он явственно вспомнил, что когда украдкой посмотрел вслед монахине, то именно её походка пробудила в его подсознании какие-то смутные воспоминания. Да и лицо, хотя и видел он его мельком, сейчас очень напомнило ему лицо бывшей сотрудницы. Несомненно, это была она, Аня. Но почему тогда в этом удалённом монастыре, когда в их области женских монастырей три или четыре? Но с другой стороны, если она решила уйти из мира тихо и незаметно, то как раз выбор отдалённого от города монастыря, где её никто не знает, был самым лучшим выходом.

«Может, вернуться? – подумал Виталий Георгиевич. – Выйти на ближайшей остановке, дождаться рейсового автобуса, добраться до той деревушки, переночевать у знакомой хозяйки, а завтра найти эту монахиню и спросить». Он представил, как к ней подходит и задаёт вопрос: «Вы Аня?», а она отвечает: «Нет». И что тогда? Успокоиться и ехать обратно? А стоит ли тогда вообще всё это затевать? Ну а если это на самом деле Аня и она ответит «да»? Вот тут уж совсем непонятно, как поступать дальше. Напомнить женщине, отрёкшейся от земной жизни, о её давней нереализованной девичьей любви? Бред, конечно. А тогда зачем возвращаться?

Немного успокоенный этими рассуждениями и убаюканный мерным звуком мотора, Виталий Георгиевич задремал, уже не обращая внимания на многоголосый шум паломниц. Ему приснился монастырский двор, по которому деловито спешат насельницы. Вот одна из них, взглянув на него, приостанавливается, а потом, склонив голову, быстро проходит мимо. Он поворачивается и отправляется вслед за монахиней, которая скрылась в одной из многочисленных монастырских дверей. Он подходит к зданию и среди множества дверей выбирает чем-то ему знакомую. Войдя в помещение, он с удивлением узнаёт очертания своего кабинета в профильном отделении регионального института и видит сидящую за столом, одетую в монашескую одежду свою верную лаборантку Аню, тонкие плечи которой содрогаются от беззвучного плача.

 ← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска