Уже накануне все были в приподнятом предпраздничном настроении. Встречаясь на работе и в столовой, о чём-то долго шептались. А в Страстную субботу во всех домиках, бараках и палатках заключённых шли какие-то таинственные приготовления.

Пасха была тёплая, солнечная, весенняя. Шёл страшной памяти 1937 год. Но свою кровавую славу он заслужил несколько позднее. А сейчас, весной, по крайней мере на управленческом лагпункте в северном городке Чибью (Ухта), сохранялась даже тень некоего «либерализма». Никаких зон, колючих проволок, вахт. Свободное, бесконвойное хождение заключённых. Вахты, вышки с часовыми, зоны, колючая проволока и хождение под конвоем на работу – всё это для управленческого аппарата из заключённых появилось в конце 1937 года и в начале 1938 года. Правда, и бежать было невозможно и некуда: кругом болота да болотистая тайга, бездорожье. Единственный тракт до ближайшей пристани на Вычегде у села Усть-Вым (в 270 километрах от Чибью) бдительно охранялся. До ближайшей железнодорожной станции (дороги Котлас – Кожва тогда не существовало) – Котласа – около 600 километров. Да и в лесах рискуешь напороться на пикет ВОХРа или «доблестных» оперативников из зырян, которым выплачивали премии за каждую пойманную голову…

Итак, завтра Пасха…

Учитывая наступление Пасхи («дорого яичко к Красному дню…»), лагерное начальство распорядилось сегодня же закончить и сдать в печать сложнейшие, на многих сотнях листов, технические заявки на оборудование и техстройплан на год (тоже на многих сотнях листов), попутно загрузив соответствующей работой весь остальной аппарат управления. О заводах и прочем производственном персонале также озаботились в том же направлении…

Бесконечно тянет побывать у заутрени… И сознаёшь всю нелепость, несуразность этого устремления здесь, в лагере, за тысячу километров от ближайшей церкви. Но в душе такая могучая тяга к светлому пасхальному перезвону, к весёлому «Христос воскресе», что забываешь, где ты, за что и почему.

С другой стороны, не устроит ли лагерная комендатура именно сегодня очередной «шмонки» (обыска)?

Я не помню ещё случая, чтобы так лихорадочно, быстро, остервенело работали. Сложнейшие формы заполнялись молниеносно. Один из известнейших русских энергетиков, осуждённый на 10 лет в качестве «шпиона», профессор Б.М., «вредители» и «террористы»: главный электрик флота СССР П.Б., главный инженер одной из крупнейших электростанций А.К., профессор Московского высшего технического училища А.М. и многие другие заполняли свои формы – не знаю, насколько тщательно и обдуманно, но зато без всякой задержки. Я и мой друг, профессор С.Д., сначала немного «церемонились», а затем также «нажали на темпы». В результате чего в начале одиннадцатого вся работа, рассчитанная на несколько дней упорного труда, была закончена. Конечно, завтра, по случаю Пасхи, будет опять усиленная, каторжная – 16-18 часовая – работа, но сегодня мы сможем встречать Светлый Праздник…

Эх, перенестись бы хоть на миг на родные берега Невы, в круг родных и друзей, к Николе Морскому или Троице!

И вдруг ко мне с таинственным видом подходит ещё один «шпион» или «террорист» – профессор, барон Б. «Борис Андреевич, – шепчет он мне, отводя в сторонку, – хотите зайти сегодня к нам? У нас в комнате всё верные люди… Решили как следует встретить Пасху… Дневальный нашего домика о. Агафангел, иеромонах…»

…Тщательно завешанные одеялами окна. В комнатке вместо «штатных» 5-6 жильцов человек 20 гостей – всё выверенных, надёжных. Благостный, седенький, щуплый старик-священник – из монахов одного из северных скитов («террорист», приговорённый к расстрелу – с заменой десятилетним заключением) – отец Агафангел, работающий в лагере дневальным этого домика заключённых инженеров, в обычные дни моющий полы, таскающий воду и дрова, служит заутреню. Хор – все присутствующие. И кого здесь только нет! Рядом с главным электриком флота – один из бывших секретарей Патриарха Тихона, рядом с красавцем-инженером баритоном Б. – питерский пекарь и булочник, рабочий одного из хлебозаводов; безграмотный тульский крестьянин, святой души человек, и крупный русский энергетик…

– Христос воскресе! – дребезжащим, старческим голосом, но необычайно проникновенно, просветлённо и радостно возглашает о. Агафангел. И хор отвечает дружно (хотя, конечно, ни о какой спевке не могло быть и речи…), но приглушёнными, едва слышными голосами…

Я плохой христианин. Нечасто хожу в церковь, давно не говел. Не знаю даже, имел ли право в этих условиях служить о. Агафангел… Но я почти никогда (кроме лет тюрьмы и лагеря) не пропускаю пасхальной заутрени. Необычайно светлая радость наполняет тогда душу. И нет ничего глубже и ярче этого подлинно-чудесного нарастания радости… Да, воистину воскрес! Первый изо всех людей. Правда, Он Бог. Но ведь и Человек также… Смерть преодолена, раздавлена. Пусть ещё только один-единственный раз за всю историю человечества. Но какое великое обетование!..

Но такой светлой радости, как на этой заутрене, единственной в моей лагерной жизни, я ещё никогда не переживал. Да и лица всех присутствующих озарялись какой-то нечеловеческой радостью. Да, воскрес, воскрес! Воскреснем и мы, воскреснет и Родина наша, и вновь ответят нам наши милые родные, близкие: «Воистину воскресе!..»

…А несколько дней спустя о. Агафангел был схвачен 3-м отделом (оперчекистским). Кости расстрелянного за «лагерную агитацию» старенького кроткого иеромонаха сейчас, должно быть, размывает хлипкая зырянская весна – не глубоко ведь зарывают лагерников… Ваня О. был арестован несколько позже. Мы случайно узнали, что он отказался давать какие-либо показания следователю 3-го отдела и умучен в страшной лагерной тюрьме.

«Иных уж нет, а те далече…» – в Ухто-Ижемском (бывшем Ухто-Печорском) лагере, на Воркуте, на Печоре, в послелагерных ссылках, в других городах и посёлках.

Слышите ли вы, друзья, проносящийся над воскресающей Россией пасхальный перезвон?

Христос воскресе!

Борис Филистинский (1905–1991)

Газета «За Родину» (Псков), 28 апреля 1943 г.

 ← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска