(Продолжение. Начало в №№ 769-775)

Из путевых заметок Игоря Иванова:

Луганск – Донецк

После часовни старца Филиппа нашу программу по Луганску можно считать завершённой. Есть ещё адреса, много тут интересного, но нет времени. Отправляемся в Донецк. Это около двух сотен километров, по нашим северным меркам всего ничего. К тому же на Севере – тайга да лес, а тут вроде бы однообразная степь, но трасса, как бусинами, увешана посёлками и шахтёрскими городками: Алчевск, Дебальцево, Енакиево… И вот мы едем по ней, то широченной, в несколько полос, то вьющейся узкой змейкой. В одном месте остановились кости размять и увидели ещё одну забавную «параллель» с нашим Севером. Помните замечательные картинки ещё с далёких советских времён «Берегите лес от пожара!»? Так вот, у дороги на краю поля увидели плакат «Берегите хлеб от пожара!».

Дорога – всегда возможность поразмышлять. За рулём думается не так, как, например, в аудитории или над книжкой. Мысль то и дело сбивается, вновь возвращается к заданному, но уже под другим углом – словно пытается взобраться на террикон: с одной стороны из-за осыпи не получилось, так можно попробовать с другой. Подвожу какие-то первые итоги по Луганску.

Увожу с собой чувство напряжённого ожидания, разлитого там в воздухе. Ожидания чего? Многие понимают, что впереди, скорее всего, ещё одна война. Или даже не одна. Другой вариант – строить жизнь совместно с Россией, под её защитой. Тогда, возможно, удастся обойтись без кровопролития. Про общее будущее с Украиной даже слышать не желают. Ни русские, ни украинцы, ни юные, ни пожилые, ни священники, ни работяги – никто даже разговаривать на эту тему со мной не захотел. И я понимаю так: если «мировому сообществу» удастся осуществить это насильственное присоединение – будет сломлена воля и вера людей, потому что будут уничтожены все обретённые ими в сражениях смыслы. По-простому говоря, так народу Луганщины будет нанесена смертельная рана. Ощутив воздух свободы, эти люди уже не смогут томиться в пыльных хозяйственных сараях Украины.

Но Луганск живёт не только будущим. Уже появилось настоящее. Оно связано с пониманием ценности каждого прожитого мирного (пусть относительно только, стрельба-то ведь продолжается) дня. Да, бедность, порой переходящая в нищету. Но не позорная. Дело не в том, что бедно живёт подавляющее большинство. И это понятно: семьи лишились кормильцев, работы и пенсий, жилья… Это не лишает таких людей социализации, не делает их отбросами общества, бомжами – бедно, но чисто, но вместе. Быть может, что-то такое было в Советском Союзе после Великой Отечественной… Не заметил я здесь и кричащих противоречий сегодняшней России: кто-то с протянутой рукой, а кто-то – на дорогущих автомобилях. Чиновники не успели «забронзоветь», не всё решает бумажка, многое можно обсудить и решить по-простому, по-человечески. Грустно думать, что ещё четверть века назад было так и у нас, но что от этого осталось?

…Включил радио в машине, чтоб отвлечься от грустных мыслей о путях моего Отечества, а оттуда завизжала реклама, забарабанили по перепонкам наигранно бодрые интонации, дурацкие песенки… Так это неуместно показалось на фоне осенних степных пейзажей, пустынной трассы. Не сразу понял, что это привет с родины. Российское радио. Выключил с облегчением. Здесь такого нет. Пока.

Тем временем подъехали к границе между ЛНР и ДНР. Мы думали, она такая же формальная, как между областями в России: столбик-указатель какой-нибудь, и всё. Но нет, на дороге стоит блокпост, даже что-то вроде таможни. Останавливаемся на проверку документов. Подходит молодой паренёк в форме. Шарю по карманам – он ждёт. Документов нет. Лезу в сумку. Прошибает холодный пот: забыл в луганской гостинице? потерял? «Вы не спешите, поищите, – успокоил меня таможенник, – найдутся». Отъехал на обочину. Далее были двадцать самых нервных минут экспедиции. В голову, как стая дроздов на рябину, слетелись мысли одна другой страшнее: а как выезжать теперь в Россию? как в гостинице останавливаться? без прав меня здесь не остановят ли? Ну и так далее.

В общем, собрались уже с Михаилом поворачивать обратно в Луганск, но, как всегда, в последний момент документы нашлись при обстукивании уже дважды проверенной куртки, в запасном кармане, которым я сто лет не пользовался. Дальше – на несколько десятков километров полная эйфория, и пейзаж за окном уже не кажется печальным, и дорога не настолько разбитая…

Дебальцево. Здесь война была в 2015-м, известный «Дебальцевский котёл» украинских войск в феврале. Люди месяц прятались по подвалам, пока наверху шли боевые действия, и, как они признавались потом, поднялись наверх и увидели совсем другой город. Точнее, города не было – руины. Международные наблюдатели назвали это гуманитарной катастрофой. Дебальцево оказался разрушен на 80 процентов. Уничтожен железнодорожный узел, и, как хвалились перед бегством офицеры ВСУ, «на его восстановление уйдут многие-многие-многие месяцы». Надо понимать, что железнодорожный узел здесь крупнейший на бывшей Украине, эта отрасль во многом кормила город. Прямым попаданием снаряда в городе было разрушено здание воскресной школы при здешнем храме Александра Невского.

От Дебальцево километров десять до Углегорска. Это именно тот городок, что упоминается у Ильфа и Петрова в «Золотом телёнке»: «Станция Хацепетовка! Выходите, гражданин! Приехали!» Но сейчас не до смеха. Здесь, в самом центре, прямо на трассе стоит этакий «Дом Павлова» – его разрушения даже из космоса видно: вдрызг расстрелянное трёхэтажное многоквартирное здание с надписями на стенах: «Опасно!». Наверно, самый впечатляющий памятник прошедшей войны, из тех, что видели мы, – надеюсь, власти сохранят его в нынешнем виде для назидания потомков. Напротив – остановка, раскрашенная в цвета флага ДНР. Совершенно пустынно, даже некого расспросить, что тут было. На соседних домах следы осколков, уже замазанные штукатуркой. Люди, по крайней мере часть из них, вернулись. Застеклили или заколотили фанерой окна и живут. Но на улицу выходят неохотно. Да и зачем?

Расстрелянное здание с надписями на стенах: «Опасно!» Наверно, самый впечатляющий памятник прошедшей войны

Перед въездом в Енакиево – разрушенный мост над железной дорогой, приходится просёлком делать трёхкилометровый крюк. Надпись на въезде – название города в раскраске цветами флага ДНР. Вообще символика особенно важна в пору революционных событий. Война, прокатившаяся недавно по этим местам, и была революцией. Как всегда, она принесла кровь и перемены. Для нас уже очевидно, что теперь самыми непопулярными цветами на этой земле стали голубой и жёлтый – за их присутствие на флаге Украины. А ведь это цвет бескрайних нив и огромного неба – общего над Новороссией и землями к западу от неё. Ну и сочетания двух цветов, чёрного и красного (цвета украинских нацистов), тоже, как я заметил, стараются избегать, хотя это и сложней.

В Ясиноватой – это уже возле самого Донецка – ремонтируют разбитые дома. Крыши похожи пока на остовы выброшенных на берег галеонов. А дальше тянутся заброшенные производственные корпуса – они полуразрушены и без стёкол, но непонятно, то ли от осколков, то ли от старости. Едем наблюдаем, Михаил снимает на видео. При приближении к блокпостам условились, что камеру он прячет и, если что, мы называем себя туристами. Знающие люди посоветовали ни в коем случае не представляться журналистами, потому что для них требуется аккредитация, а её можно ждать до двух недель. Ну и вот очередной блокпост возле Ясиноватой показался впереди. Шиплю Мише: «Убирай скорей, блокпост, заметят же!» Но он не торопится. Наконец убрал. Я медленно следую за какими-то «Жигулями», проезжаю бетонные сооружения, военнослужащих. И, уже отъехав, выдохнул… Вдруг вижу в стекло заднего вида – за нами мчится машина с мигалками, обгоняет и становится поперёк, преграждая путь. Из неё выходят несколько военных – и к нам: документики! Вспоминаю совет из фильма «Брат-2»: «Главное, ребята, когда будете проходить паспортный контроль, чувствуйте себя уверенно и улыбайтесь». Улыбаюсь. Причину задержания объясняют не сразу, а только когда у них в руках оказываются мой паспорт и права: «Мы зафиксировали, что вы снимали видеокамерой». Ох-о-хо, ну вот, приехали.

Я их понимаю, вообще-то. Хоть я ничего важного и не засниму, но невольно проверяю военнослужащих на бдительность. Теперь можно констатировать: на этом посту стражники внимательные, наверно, нас с видеокамерой ещё в бинокль рассмотрели. Далее последовали пояснения, что нас положено по закону доставить в отдел, там разберутся и вышлют за пределы ДНР – и тогда прощай экспедиция! Ну, святый Никола, выручай! Ещё и волшебное действие оказывает святой Георгий на обложке российского паспорта. Ну и я в грудь себя не стучу, а выступаю в роли сказочника и красочно рассказываю о нашем приключении на предыдущем блокпосту, о том, какой долгий путь проделали мы досюда. Тон людей в погонах смягчается. До меня доносятся показания Михаила сотруднику безопасности – то ли следуя нашей внутренней «инструкции», то ли он тоже вспомнил «Брата-2», доказывает, дескать, просто турист, увидел красивые дома, снял на видео… На лице стоящего рядом с Михаилом офицера то же самое выражение, что и в фильме: «Там есть красивые дома?..» В самом деле, вдоль дороги неказистые шахтёрские хатки, на горизонте трубы… В общем, сошлись на том, что сейчас мы сотрём запись на видео, едем дальше и впредь не нарушаем. Слова произнесены очень корректно, но твёрдо. Я достал видеокамеру и подтёр видео с последних километров. А через несколько минут, когда наконец мы пришли в себя, услышал от спутника: «Ну вот, а мог бы не стирать, а сделать вид…» На что ответил: «А если б в ответ они только сделали вид, что отпустили нас?»

Сверка чувств

Дмитрия Трибушного наш читатель должен вспомнить – в 2015 году в газете вышло небольшое интервью с ним и подборка его стихов («Донецк неопалимый», № 736, июль 2015 г.). Вот с ним-то мы и созвонились, собираясь ехать в Донецк, и он добродушно согласился нас принять и быть провожатым, за что ему большое спасибо. А место встречи мы назначили в самом центре, возле Преображенского кафедрального собора. На тот момент он был псаломщиком, поэтому обращались мы с самого начала по-простому, по имени. Теперь он диакон, так что обращаться к нему пришлось бы «отец Димитрий».

С Дмитрием Трибушным мы встретились возле Преображенского кафедрального собора

Первым делом спросили, нет ли поблизости гостиницы. Дмитрий предложил пройтись недалеко, глянуть. По дороге разговорились. Памятуя свои выводы по Луганску, решил я свериться с Донецком в лице нового знакомца и спросил в лоб:

– У вас есть ощущение, что впереди ещё одна война?

– Боюсь делать прогноз, – ответил Дмитрий, – но у меня в любом случае нет ощущения, что всё закончилось. Кажется, что может произойти всё. Нет устойчивости, всё качается как на весах. Не думаю, что существует какой-то мировой режиссёр, который знает, что если сделать ход, а потом сделать ещё вот так, то получится такой-то результат. Мне кажется, все игроки решения принимают ситуативно. Ждут, кто промахнётся, сделает ложный шаг.

– Это не шахматная партия?

– В шахматах есть правила и логика, а тут их гораздо меньше.

– В Луганске нам говорили, что война сблизила людей… – вспоминает Михаил.

– Донецк – он большой и разный. У нас есть примеры и подъёма, и падений человеческого духа. Сказать, что самое лучшее в людях поднялось, а грязь ушла – такого не случилось. Не сделала война всех мягче. Это, конечно, страшное испытание – война. То, что она основательно даёт познать свою немощь, – это правда.

– И какая основная, «объединившая людей», немощь?

– Уныние, связанное с невнятностью относительно будущего, невозможностью планировать, с непонятным статусом. Люди не понимают, куда мы идём. В минских договорённостях написано, что мы возвращаемся в Украину, но тогда зачем произошло всё то, что произошло?

Изначально, конечно, была вера в крымский вариант. Путин говорил, что он невозможен, но все думали, что это такой политический ход, риторика. Ведь ситуация здесь была точно такой, как в Крыму, – такая же поддержка идеи объединения с Россией. Конечно, там процент русских выше. Здесь больше украинцев, ну и что, я вот тоже украинец. Да, все мыслят по-разному. Но ведь и в Крыму не было полного единодушия.

– А сейчас что, обида?

– Есть и такое. Я, например, не мог смотреть фильм «Крым. Путь на родину». Мне было больно. Помню лето 2014-го, жена отдыхала в Крыму, а у нас тут – пауза в обстрелах, первое перемирие. Я поехал её навестить, а там везде праздник, всё замечательно. И вот в такси водитель говорит мне, что Донецк не присоединили к России потому, что он не захотел, что не встал за Россию. Честно скажу, было желание дать ему в морду.

– Много ли таких, кто за самостоятельность ДНР?

– Я таких не встречал. Если предложат выбор меньшего из зол: Украина или самостоятельность, тогда люди выберут самостоятельность. Но вообще люди не понимают, как Донецк сам может вытянуть самостоятельность. Производство порушено, проблема с реализацией продукции – и кто с непризнанным государством будет заключать какие-то договоры, кто будет вкладывать в восстановление? Опять же Россия. То есть это самостоятельность под зонтиком России.

Сейчас у нас зависшее состояние. Кто имеет силу, дух и волю – а таких немало, – они могут терпеть. Но немало и тех, кто хочет, чтоб поставили какую угодно точку. Хоть какую. Они устали и готовы ко всему. Допустим, возвращаются украинцы, пережившие войну там. Они не понимают, ради чего терпеть. Там у них все связи, а здесь, через линию соприкосновения, всё труднее проезжать. У меня супруга как-то ездила в Волноваху, вообще-то это час дороги, но она выехала в шесть утра и приехала туда к обеду. И считала, что ей повезло.

– Достигнут предел усталости жителями или ещё могут терпеть и ждать?

– Есть люди, которые тянут все тяжести, но есть те, кто ломается от гораздо меньшего. Их можно понять, особенно пожилых. Я помню, как не было несколько дней воды – в те дни постоянно попадали в фильтровальную станцию. И вот кончились все запасы, и тут вдруг дают воду. Помню, какое испытал счастье. Сразу бросился набирать её побольше…

Тем временем мы подошли к гостинице. Возле неё стоят дорогие машины, каких я в Луганске-то, пожалуй, и не видел. Упитанные, дорого одетые мужчины вальяжно покуривют на крыльце. В общем, сразу гостиница мне не понравилась.

– …Ну как? – спросил меня Михаил, когда я вышел из стеклянных дверей.

– Самые дешёвые, двухместные, по три с половиной тысячи, – отвечаю. – В семь раз дороже, чем в Луганске.

Разворачиваемся и идём прочь. Будем искать квартиру по приемлемой цене. С телефона Дмитрия (наши в ДНР не работают) набираем несколько номеров – договорились за 500 рублей в сутки. Возвращаемся к машине. Михаил продолжает разговор с Дмитрием на тему, начатую в моё отсутствие.

– …А частные уроки английского, которые даёт супруга, востребованы и в сегодняшних условиях. Требования по английскому языку в школах очень повысились, программы новые плюс все люди понимают, что знание языка – оно не лишнее. Было такое, что ещё всё грохотало, а занятия проходили рядом с железнодорожным вокзалом, куда всё прилетало, но это их не останавливало.

– Люди готовы жертвовать последним, чтоб ребёнка куда-то выпихнуть? – предполагаю.

– Даже те, кто не намерен уезжать, всё равно учатся. Донецк всегда не только работал, но и учился. Вон сколько у нас университетов. Знания здесь ценятся.

– Безработица большая?

– Значительная. Теперь иметь работу во многом вопрос не квалификации даже, а везения. Повезло – нашёл своё место, у тебя есть копейка.

Встретившись с квартиросдатчиком, следуем на машине за ним.

Проезжаем мимо какого-то дома, и Дмитрий показывает:

– Здесь был взрыв. Я живу далеко, в 15 минутах езды, но слышал его и сразу понял, что прилетело что-то серьёзное. Но я так и не научился различать, что именно летит. Единственно – могу отличить противный визгливый звук миномёта: режет по нервам, как по стеклу железом. На Преображение 2014-го вернулся я со службы и прилёг отдохнуть, а проснулся от этого звука: оказывается, неподалёку шёл бой с диверсионной группой – те делали выстрелы из миномёта и скрывались. Хотя даже некоторые бабушки стали в этом деле специалистами: по звуку могут определить, что летит, пролетит мимо или надо прятаться.

– Польза музыкального слуха, – шучу.

Георгий и Шубин

После заселения Дмитрий хочет показать нам местную достопримечательность, гордость столицы Донбасса – парк кованых фигур возле Донецкого горисполкома. Вот уже четверть века здесь проводятся фестивали кузнечного искусства, и все те фигуры, которые делают гости-ковали, остаются на его аллеях – больше двух сотен скульптур и крошечных фигурок. Дмитрий ведёт нас не без чувства гордости, а я скорее любопытствую, нежели восхищаюсь.

Подобный фестиваль кузнечного мастерства, конечно, в другом масштабе, проводится под Сыктывкаром, в селе Корткерос. Вот после одного из фестивалей там решили выковать легендарного Корт Айку – он был разбойником в древности и перегораживал железной цепью Вычегду, дабы брать со всех проплывающих дань. Обладал он и колдовскими способностями. Победил его Стефан Пермский, «разрубив» цепь крестом и ударив топором по лбу «железного свёкра». В мифе этом Стефан – тот же колдун, только более сильный.

Интересно, что своё родословие жители Корткероса охотно ведут не от святого просветителя, а от разбойника-тиуна: по желанию местных жителей на въезде в село установили кованую фигуру Корт Айки. Но я отвлёкся. Хотя и не сильно. Потому что донецкий парк кованых скульптур тоже переполнен персонажами не только сказочными, вроде Бабы-Яги или головы Святогора, но и вполне себе демонскими – вроде языческого столба-идола с магическими знаками и вороном наверху, чёрта, мистического шара, пирамиды со скамейкой для медитации и пр. Одна из дорожек в сквере так и называется – аллея суеверий. И чего это к кузнечному делу всегда всякая нечисть липнет?

С Дмитрием разговор зашёл о традициях Востока Украины, который принято считать менее религиозным, нежели Запад. Но он с этим распространённым мнением не согласен.

– Мы с уважением относимся к вере людей, живущих на Западной Украине, но в этом противопоставлении не учитывается, что там очень многое строится на бытовой традиции, а не на Предании Церкви с большой буквы. Это такой обиход, закрывающий собой истинную веру. Когда у людей есть уже сложившиеся стереотипы, им тяжелее пересматривать какие-то привычные богословские подходы, избавляться от апокрифов. Донецку в религиозном отношении легче: здесь нет этой псевдотрадиции, людям проще усваивать Предание в чистом виде.

– Но ведь бытовые традиции – это такие подпорки, которые поддерживают слабого современного человека или подводят его к истинной вере…

– Очень часто подпорка принимается за суть, за стержень, и тогда основное не замечается. Когда украинское телевидение с восторгом сообщало, что вот там-то, на Западе, знают двенадцать блюд на Рождество, – это для них свидетельствовало о православных устоях. А я прихожанам говорил, что задача – не блюда готовить на Рождество, а исповедаться, причаститься, прийти ко Христу, осознав смысл праздника. Говорил, что то время, которое вы убиваете на продукты, можно использовать на участие в богослужении.

…Шахтёрской специфики в парке тоже достаточно. Особенно меня позабавила фигурка Шубина, этакого гнома – местного покровителя шахтёров, «хозяина шахты», о котором, конечно, известно любому горняку. На Урале, к примеру, свой покровитель: хозяйка медной горы – маленькая женщина с чёрной косой.

Муха-Цокотуха

Шубин

Вот что меня всегда занимало: православные ангелы – это духи, всегда стремящиеся помочь человеку. А духи земли, домовые и пр. – они к людям безразличны, могут помочь, могут и равнодушно погубить. Отчего же в народной культуре почитаются именно эти, безразличные к человеку, духовные существа? Не оттого ли, что они требуют только лишь почитания, а Богу и его ангелам нужна вера и любовь – что куда как труднее?

Ещё одна примечательная скульптура – Георгий Победоносец на земном шаре, по-видимому. Правда, на шаре этом обозначены в качестве «континентов» только два: Украина и Грузия – над ними навис страшный змей, которого, в свою очередь, поражает копьём святой Георгий на коне. Эту трёхметровую композицию заказала у местных кузнецов грузинская диаспора в 2011 году. Аллюзии со «злой Россией» довольно прозрачные после проигранной войны с Южной Осетией и Абхазией. Но об этом ни слова не прозвучало даже на открытии памятника, а сегодня экскурсоводы тем более обращают внимание на фигуру всадника, а не на то, что у него под ногами.

Тем самым как бы подчёркивается: дело не в памятниках, а в отношении к ним. И такие скульптуры, с подтекстом, можно воспринимать спокойно, можно даже посочувствовать грузинским товарищам: вот, хотели угодить тогдашней киевской власти, ан вот как получилось…

Ещё мне понравилась как символ одна кованая композиция – «Памятник ветственности» (буква оторвана или это какое-то украинское слово?): большущие песочные часы, только вместо песка – монеты, притом ими полна как верхняя воронка, так и нижняя. И получается, что в этих часах, по идее, ничто никуда не может перетекать. И время замерло. Это, мне показалось, такой символ сегодняшнего Донбасса.

(Продолжение следует)

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска