Книга «В Мясном Бору, в Долине смерти» – одна из лучших работ, посвящённых войне. Наверное, потому, что автор был не только хорошим историком, но и человеком, который лично искал и хоронил их – взвод за взводом – воинов Второй ударной армии. Они пытались пробить блокадное кольцо, но сами оказались в окружении и честно приняли смерть.

С середины 1970-х Б. И. Гаврилов участвовал в поисках и захоронении непогребённых воинов 2-й ударной армии

Между Любанью и Новгородом

Они, обнявшись, лежали на пригорке. Девушка, верно, была медсестрой; кем приходился ей солдат, как они погибли – неизвестно. Их нашли в восемьдесят седьмом недалеко от госпитальной поляны: два скелета – мужской и женский. Вместе им было не так страшно умирать.

Борис Иванович не знал, как молиться о безымянных, разве что: «Господи, прими их к Себе, они заслужили. Все они заслужили – павшие в этих страшных болотах той весной и тем летом».

В 1942-м здесь погибла 2-я ударная, о которой вплоть до недавнего времени говорили, что сдалась, – но сдались далеко не все. Кто-то прорвался, большинство погибло. По словам уцелевших, дошедших до Берлина, там, в Мясном Бору, наши дрались так отчаянно, как почти никто и никогда даже в ту страшную войну.

Историк Борис Иванович Гаврилов, имя которого известно каждому поисковику, хоть однажды побывавшему в Долине смерти между Любанью и Новгородом, поклялся себе рассказать о них правду.

Из воспоминаний Б. И. Гаврилова:

«Нередко при обследовании местности удаётся восстановить общую картину или обстоятельства гибели людей. Например, в августе 1985 г. на Северной дороге за Глушицей мною был обнаружен в блиндаже погибший сержант К. Е. Климов. При нём находились телефонный аппарат и карабин. Он вёл бой до последнего патрона, не покинул боевой пост и погиб под вражеским танком. Но и танк не ушёл – его уничтожила почти в упор располагавшаяся правее вдоль реки батарея. Осенью 1986 г. при вскрытии обвалившегося блиндажа между штабом армии и армейским госпиталем обнаружились останки семи советских воинов и женщины-врача, которая не оставила раненых. Немцы убили их выстрелами в упор и замучили женщину».

«Утром 9 мая 1989 г. на левой стороне Южной дороги перед рекой Полистью под слоем дёрна у большой воронки был обнаружен погибший советский офицер. Он стрелял по немецкому танку из противотанкового ружья и погиб, судя по положению остяков, от ранения в живот. Над его головой выросло дерево, причём в процессе роста корень полностью вобрал в себя лицевую часть черепа и закрыл её со всех сторон. Офицера так и похоронили с этим куском корня».

* * *

Когда наши солдаты вошли в котёл, именовавшийся тогда плацдармом, их армия была ударной только по названию. Несколько месяцев непрерывных боёв изменили этих людей, к весне вчерашние призывники стали людьми, о которых трудно помнить без горечи и гордости. Горечи, потому что жить им оставалось немного.

«Подпольное прошлое»

Я впервые услышал о Борисе Ивановиче при обстоятельствах, которые меня не красят. Однажды написал статью о восстании на броненосце «Потёмкин», где отметил честный рассказ о случившемся «революционного историка Гаврилова». Прошло несколько недель, и в редакцию приходит письмо, где меня просят позвонить.

– Я матушка Иоасафа, – раздаётся ласковый и, как мне показалось, чуть насмешливый голос в трубке, – старая читательница вашей газеты. Володя, вы допустили ошибку, историк Борис Гаврилов, мой покойный муж, никогда не был «революционным». Он лауреат Макарьевской премии, преподавал в семинарии и всю жизнь верил в Бога. Я пришлю вам его книги о восстании на «Потёмкине» и гибели Второй ударной армии, и тогда вы сами поймёте, что к чему.

Так завязалось наше знакомство.

– Каким он был? – спросил я её.

– Он был всяким, разным, но очень живым. Меня поначалу это скорее смущало, непонятно было, чего ждать в следующий момент. Жизнерадостный, остроумный, он писал иногда юмористические рассказы, очень смешные. Хорошо танцевал, знал великое множество песен, например десять вариантов «Синего платочка». Его всегда все любили, но всю жизнь обманывали, что-то выманивали, обводили вокруг пальца. Как это случается с людьми, имеющими тонкую душевную организацию, он был несколько мнителен. Мог прервать на середине фразы, договорить за меня и обидеться, хотя я имела в виду совсем другое.

Борис Иванович Гаврилов

– Как вы подружились?

– У нас было подпольное прошлое, – говорит матушка Иоасафа, в миру Лилия Михайловна, и, как мне кажется, улыбается. – Это было в шестьдесят пятом. Один знакомый, желая понравиться мне или хотя бы заинтересовать, спросил: «Не хотите встретиться с умными людьми?» Ну, конечно, хочу. Это сейчас издаётся множество книг, можно найти любые фильмы, есть Интернет, а тогда книга была роскошью. Помню, как маме на три дня дали «Сагу о Форсайтах» и мы с ней прочли её запоем. Совсем иначе ценилось человеческое общение. Я была знакома с Евтушенко, Ахмадулиной, Фазилем Искандером.

В кружке, куда привёл меня знакомый, люди оказались действительно умными. Это было что-то вроде тайной организации, участники которой называли её «Родина». Борис Иванович признался много лет спустя, что влюбился в меня с первого взгляда. Но я была в то время замужем, не слишком счастливо, так что мы просто ходили в театр, литературную студию, разговаривали.

Наша группа встречалась на квартирах или на развалинах Крутицкого подворья, чтобы изучать и обсуждать настоящую историю нашей страны. Я забыла имена участников, они все умерли. Помню разве что поляка Стефана, из-за его необычного имени. На последнюю встречу я прийти не смогла, заболела дочка. Как потом оказалось, чекисты снимали это заседание на киноплёнку. А Боря к этому времени окончил университет, ушёл в армию. Прослужил почему-то недолго, но в его военном билете была благодарность – на румынской границе задержал нарушителя. Так мы разминулись с тюрьмой.

В 72-м или 73-м году я разошлась с мужем. Спустя какое-то время мы с Борей стали встречаться. Двенадцать раз делал мне предложение. А когда я сказала, наконец, «да», не поверил, обиделся, спросив: «Ты что, надо мной издеваешься?» Я отказывалась выйти за него замуж, потому что не хотела с двумя детьми входить в его семью – Боря жил с родителями. Ждала, когда вместо коммуналки мне дадут квартиру. Это, наверное, неправильно, можно только жалеть. Поссорились как-то глупо, в 1980-м, при постороннем человеке – всё вышло ужасно нехорошо, виноваты были оба.

– Неужели нельзя было…

– Не знаю. Почему он не вернулся, почему я его не позвала? Очень обрадовалась, когда вышла первая Борина книга. Но всё равно не звонила, думала: а вдруг он женат, у него дети – ворвусь, и у него снова могут воспылать чувства. Не знала, что в то время, когда вышла книга, он заболел раком.

Позвонил в 2003-м. Не представившись, сказал:

– Выходи за меня замуж.

Я сразу узнала его голос. Говорю:

– Где же ты раньше был… Боря, ты интересный человек, блестящий учёный, почему у тебя нет ни жены, ни детей?

– Я всё время искал похожую на тебя.

– Интересно ты меня искал. Мы ведь жили в одном городе.

– А что я мог тебе предложить? Мужа-инвалида? У меня операции были одна за другой. Когда выкарабкался, нужно было ухаживать за мамой.

– А сейчас?

– Мамы больше нет. Нет больше и любимого племянника Димы, я остался совершенно один.

Потом мы встретились. Он плачет, умоляет.

– Боря, объясни мне – зачем? Какой брак, о чём ты говоришь?

– Ты похоронишь меня, будешь иметь право на мою могилу. Без тебя её затопчут, свечку никто не поставит, не помянет.

– Я помяну, если буду жива, не бойся, не затопчут.

– У меня есть домик на даче. Я хочу, чтобы тот, кому он достанется, входил бы, перекрестившись, со словами: «Царство Небесное рабу Божьему Борису».

– Да что ты всё о смерти! Неужели ты меня действительно любишь?

– Да…

К этому времени я уже решила выбрать монашеский путь. Но никто, кроме детей, не был мне ближе его – Бориса. Нет, я не хотела замуж, но и оттолкнуть родного человека было невозможно.

В большом смятении поехала к духовнику отцу Арсению (Шастелю) на одно из подворий Троице-Сергиевой лавры, в село Бурминка. Рассказываю о предложении, протягиваю письмо, которое Борис написал батюшке. Отец Арсений неожиданно интересуется:

– А как звали его отца?

– Иван.

– А кто он был по профессии?

– Геологом.

С батюшкой что-то происходит, я не знаю, как описать чувства, которые отразились на его лице.

– Этого не может быть!

Оказывается, в 50-е годы один мальчик из глухой архангельской деревни написал письмо в Академию наук. Он очень любил камни и попросил прислать книжку о них. Это письмо передали Ивану Дмитриевичу Гаврилову, который отправил от своего имени книжку с дарственной надписью – четверостишием, которого я не помню, что-то вроде: «Плыви по морю геологических открытий». Потом этот мальчик Анатолий вырос, стал монахом, моим духовником.

– Я попросил книгу, – сказал отец Арсений, – а теперь сын Ивана Дмитриевича просит у меня мою послушницу. Это всё не случайно. Я должен отдать. Ложись спать, я буду молиться.

Батюшка жил в домике, где была большая комната, кухня, терраса, две кельи, в которых не было дверей. Я лежала в одной из них и видела, что отец Арсений молился всю ночь. Иногда он становился на колени, потом поднимался, молился то громче, то тише. А утром сказал: «Можно». Потом добавил: «Скоро будет большое горе». «Может, мне не выходить замуж?» – спрашиваю. «Это ничего не изменит», – ответил батюшка.

– Отец Арсений продолжает служить в Бурминке?

– Его дед Леонид был расстрелян за веру. Он был священником в церкви Михаила Архангела в деревне Погост Архангельской области. Пять лет назад отец Арсений вернулся туда, чтобы продолжить служение деда.

«Ты похоронишь меня…»

– Что было дальше с вами и Борисом Ивановичем?

– Я как-то сказала Борису: «А ты не хочешь написать о нас повесть?» Он ответил: «Лиля, это не повесть, это фильм. Если бы ещё найти сценариста». Жили мы как брат с сестрой. Он просто смотрел на меня, и ему было достаточно.

– Борис Иванович был из религиозной семьи?

– Он был из православной семьи с дворянскими корнями. В Церкви с малолетства. У меня хранится его рубашонка крестильная. Ещё была голубая ленточка с фамильным крестом. Его всю войну носил брат Бори – Володя, потом крест перешёл к Борису. Большой, сантиметров шести-семи, Боря надевал его, когда болел, в большие праздники и на причастие. Когда его не стало, я отнесла крест отцу Максиму Максимову, с которым мы дружны много лет. Он сказал: «Передай первому младенчику, который родится у тебя в семье». Я так и сделала, когда у моей внучки родился сын. Боря очень любил всех моих.

Однажды я нашла у него в архиве пропуск на Пасху в Елоховский собор, датированный семидесятыми годами. Он ходил в церковь ещё в то время. Как-то упомянул, что дважды дрался с диаволом, до крови. Это было в его квартире, после чего он её освятил второй раз. Подробностей не знаю, обещал рассказать позже, но не успел.

Родители у него, как я уже сказала, тоже были верующими. До войны жили на Колыме, Иван Дмитриевич ездил в геологические экспедиции, искал золото. Однажды, в 90-е, Борис слушал радио. Один бывший заключённый рассказывал об ужасах, которые творились в лагерях. Журналист спрашивает: «Неужели все были так жестоки к вам, заключённым? Были люди, которые относились иначе?» «Да, – отвечает репрессированный, – меня и моих товарищей спас один человек с воли, который под колючую проволоку совал нам хлеб, тушёнку, сало. Благодаря этому мы выжили». – «А вы не помните, как звали этого человека?» – «Помню. Гаврилов Иван Дмитриевич». Боря чуть не упал со стула. Побежал к матери, спросил: «Ты знала?» – «Нет, я не знала, он ничего не говорил». Они жили рядом с тем лагерем.

– Благословляя ваш брак, отец Арсений предупредил о горе. Это сбылось?

– Я спрашивала Бориса: «Почему ты думаешь, что умрёшь раньше меня, ведь я старше?» Он отвечал: «Ты похоронишь меня, я знаю это точно». К этому времени он был уже довольно известным историком, автором нескольких книг общим тиражом 125 тысяч экземпляров.

Когда я увидела на полке его книгу «Памятники Великой Отечественной войны», попросила: «Подари и надпиши». Он: «Бери и читай». – «Нет, подари». Борис вышел, его долго не было, потом принёс книгу с надписью: «Моей бесконечно любимой ныне и присно Лиле от её Бори из 1965 года».

Работал он в Институте истории России Академии наук, преподавал в семинарии при Николо-Угрешском монастыре. Ученики обожали его, хотя Боря считал себя строгим преподавателем. Как-то раз рассказывал: «Сегодня имел дело с семинаристом, который не знает о существовании князя Владимира. Я ему было наводящие вопросы начал задавать, мол, у этого князя большие заслуги перед Русью, перед Церковью… Бабушка была известной княгиней… Прозвище было Красное Солнышко. Нет, никаких догадок. Разозлился, поставил ноль». Но на экзаменах он подсказывал, жалел ребят. Там ведь строго: кто экзамен не сдал – на каникулы не едешь.

Иеромонах Дамаскин вспоминал, как незадолго до трагедии спросил: «Борис Иванович, вам нехорошо? С сердцем плохо?» «Мне кажется, я это чувствую, – сказал Борис, – что со мной скоро произойдёт что-то страшное. Какое горе я принесу жене! Какое горе я ей принесу! Какое я принесу ей горе!» Отец Дамаскин стал его утешать, но это было бесполезно. Борис не боялся за себя, только за меня. В последний приезд в семинарию очень хотел причаститься, но друзья ему сказали: «Борис Иванович, вы же не были на вечерней службе». Он мне признался, когда вернулся: «Никогда в жизни мне так не хотелось причаститься». Всё, что успел, – искренне исповедаться… Это было в четверг, второго октября 2003 года. В понедельник поехал на дачу. Когда возвращался, то со станции «73-й километр» пошёл вдоль путей на «Холщевики».

Я пыталась потом понять – зачем? Может, отменили электричку? Но в расписании никаких изменений не было. За плечами у Бори был рюкзак, к которому он обычно привязывал верёвку. Я его предупреждала: «Ты когда-нибудь зацепишься. Хоть в рюкзак её прячь». Но он отвечал, что может понадобиться – а вдруг кому помочь надо? Быть может, за эту верёвку и зацепила Бориса электричка. Рюкзак и куртку сорвало, их так и не нашли, а самого протащило сколько-то следом, потом он ударился обо что-то головой. Его увидели с другого поезда, прислали помощь, он был ещё жив, хоть и лежал с пробитой головой. В больнице забрали все вещи – часы, бумажник, крестик. Только кольцо обручальное он наотрез отказался отдать. Операция прошла успешно, но через два часа отказало сердце.

Борис очень любил осень, осенью и ушёл. Всего полгода продолжалось наше счастье. В Николо-Угрешском монастыре настояли, чтобы отпевание прошло у них. Когда везли, разболталась и отошла крышка гроба. Я легла поперёк, плачу, держу, гляжу на лицо Бори, всё в ссадинах. В обители ученики мужа, семинаристы, всю ночь читали над ним Псалтырь. Их было так много, что каждому досталось совсем понемногу, минут по двадцать. Отпевал настоятель – епископ Викентий.

Второе издание

– Борис Иванович выпустить книгу не успел. Как вам удалось это сделать?

– Первое издание вышло в 99-м году тиражом 300 экземпляров – чуть больше, чем ничего. Именно за эту работу Боря получил Макарьевскую премию, но не успокоился, продолжив работу. Однажды пришёл домой – вижу, на нём лица нет. Не переодеваясь, прошёл на кухню, сидит ни жив ни мёртв.

– Боря, что случилось?

– Я человека оклеветал.

– Как это? Ну, извинись.

– Не могу. Он давно погиб.

Оказалось, речь идёт о полковнике Андрее Николаевиче Ларичеве, командире 92-й дивизии, сражавшемся в Мясном Бору. Борису рассказали, что Ларичев хвастливо заявил: «Дайте мне три тысячи человек, и я возьму Любань». Так и вышло в первом издании. Но оказалось, что свидетель неверно передал слова. Речь шла о каком-то невыполнимом поручении, не столь великом, как взятие Любани. Её вся Вторая армия, весь фронт не смогли взять. В ответ полковник сказал с горечью: «Эх, мне бы три тысячи моих дальневосточников, мы бы задание выполнили». У него ведь почти сплошь в дивизии были люди, не нюхавшие пороху. Погиб полковник Ларичев, лёжа за пулемётом с перебитыми ногами, прикрывая отход своих бойцов. Готовя второе издание, Борис попросил в нём прощения перед светлой памятью комдива.

После смерти Бори я год не разгибая спины готовила книгу к изданию. Знаете, в 80-е, когда мы расстались, мне очень не хватало Бориса, наших разговоров об истории, и я начала очень много читать о войне – художественные произведения, воспоминания, научную литературу. Без этого я с работой над книгой Бориса не справилась бы. Чего стоила корректура, где не дай Бог хоть в буковке, циферке ошибиться, в бесчисленных номерах дивизий, полков, маркировке оружия. Написала «Вступление», с помощью подруги Татьяны Христовской составила алфавитный указатель. Ещё мне помогали несколько очень хороших ребят, поисковиков, ездивших с Борей в Мясной Бор. Роман Андреев помог с иллюстрациями, Алёша Верховский сделал макет, вместе с ним и историком Михаилом Коробко мы подготовили «Заключение».

Наконец работа закончена. Книгу должны были опубликовать в Воронеже, в то время Макарьевский фонд возглавлял митрополит Мефодий (Немцов), и особых затруднений не предвиделось. Вдруг владыку снимают с кафедры, куда-то переводят, издательские планы меняются. Но помощник нового архиерея, предприниматель, взялся мне помочь. Помощь заключалась в том, что он выбросил «Вступление» и «Заключение», а заодно упоминание моего имени и всех других людей, которые работали над книгой. Так и выпустили.

Я пыталась судиться, без особого успеха, единственное – признали за мной авторские права. И вот однажды отец Максим Максимов сказал, что больше не может смотреть, как я мучаюсь, и нашёл средства для издания книги. Я потом за несколько лет всё вернула. Не знаю, предполагал ли Борис, предлагая мне выйти за него замуж, что всё так обернётся, но, мне кажется, Господу была угодна наша встреча.

В Мясном Бору

– Борис Иванович рассказывал вам, как рождалась его книга о Долине смерти?

– В 70-е он участвовал создании Свода памятников истории и культуры народов СССР. У них было правило искать статьи местных авторов. Борис занимался Великим Новгородом и в один из приездов туда, в 76-м году, спросил, кто мог бы ему написать о памятниках Великой Отечественной. Ему назвали имя Николая Ивановича Орлова, который оказался совершенно потрясающим человеком, положившим начало поиску непогребённых воинов в нашей стране.

Николай Иванович Орлов

Деревня, из которой был родом Николай Иванович, находилась в тех местах, где погибла 2-я армия. Вернувшись с фронта, он как-то пошёл в лес поискать ягод и грибов и увидел тела наших погибших солдат. Их были тысячи, но власти этим не интересовались, тогда армию часто называли власовской. Потребовались огромные усилия, чтобы снять это обвинение. Это был 1946-й год. Николай Иванович вместе с братьями сам начал хоронить солдат, искать медальоны, чтобы погибших признали погибшими, а их семьям начали платить пособия.

Это было смертельно опасно, но война для братьев Орловых продолжалась, и они относились к риску как должному. Однажды Николай Иванович подорвался на мине и, истекая кровью, едва добрался до дома. Выйдя из госпиталя, снова отправился в Мясной Бор. Вскоре, разряжая противотанковую мину, погиб его брат Валерий, но остальные Орловы не прекратили поиски. Постепенно равнодушие власти удалось преодолеть, им начали помогать, в Мясной Бор приезжало всё больше поисковиков. Сейчас дело Николая Ивановича продолжает его сын.

Когда Николай Иванович показал фотографии с мест боёв, это было так страшно, что Боря не мог поверить, что такое возможно спустя тридцать лет после войны. На следующий день ему дали ватные штаны, шапку-ушанку и повели в Мясной Бор. Прямо на обочине валялись черепа, штыки, затворы, ржавые винтовки, патроны. Около реки Полисть была целая свалка из костей солдат, оружия, неразорвавшихся мин, снарядов, а сверху валялась банка с надписью: «Завтрак туриста». Там Борис и дал себе клятву написать о гибели 2-й армии. Несколько статей он опубликовал, их принимали очень неохотно. А в 90-е начал писать книгу.

И всё это время, с середины 70-х, он постоянно ездил в Мясной Бор, занимаясь поисками. Меня это раздражало, я боялась, что он может погибнуть. Боря поначалу простодушно рассказал мне, что это за место. У них был случай, когда они поехали вместе с другом. Борис сел на каску, а друг говорит: «А теперь очень осторожно поднимись». Оказалось, там была противотанковая мина. В другой раз на глазах у Бори подорвался один из поисковиков – на месте взрыва висела в воздухе кровавая пыль, это был туман из капелек крови.

Когда Борис увидел, как я реагирую, он стал очень осторожен с рассказами, старался не волновать. Но ездить, искать и хоронить павших продолжал, пока сам не погиб.

От редакции:

Желающие приобрести книгу «В Мясном Бору, в Долине смерти» могут обращаться по тел. 89163499917 или выслать деньги в сумме 500 рублей (сюда включена и стоимость пересылки) по адресу: 117593, Москва, Литовский бульвар, д. 15, корпус 1, кв. 457. Гавриловой Лилии Михайловне. Москвичи могут приобрести книгу в магазине «Православное слово» на Пятницкой, рядом с Троицким храмом.

И ещё, у матушки хранится большая библиотека, посвящённая истории русского, советского, российского флота, собранная Борисом Ивановичем. Если найдётся военно-морской клуб или другая подобная организация, желающая получить её, матушка Иоасафа готова передать эти книги в дар.

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска