Бывает, даже сильные люди боятся просыпаться в тишине. Им нужно, чтобы рядом кто-то дышал, гремел на кухне, чтобы были слышны голоса во дворе. Испытание тишиной для них невыносимо.

Одиночество. Почему его одни боятся, другие ищут, третьи не понимают, что это такое? Наверное, дело в том, что оно бывает разным. Одно дело, скажем, «не с кем поговорить», другое – «не для кого жить». Очень часто они смешаны так, что и не отделишь первого от второго. Когда публичные люди, актёры кино, политики и так далее, дождавшись отпуска, едут в тайгу или на уединённые острова в море, идут горными маршрутами — это их поиск тишины и отдохновение от многословия, неестественной жизни на виду у всех, необходимости всё время быть кем-то другим, не тем, кто ты есть на самом деле.

Но вот дошагал этот известный человек до алтайского, скажем, утёса, просидел две недели у костра и с удочкой у реки. И тут, случается, приходит второе одиночество, которое гораздо жёстче и страшнее одиночества-отдыха. Это состояние вопроса о том, на что уходит или ушла жизнь. Годами и десятилетиями можно жить, подчиняясь житейским критериям успеха: уметь зарабатывать, иметь богатый просторный дом, быть востребованным людьми… Но звёздной ночью у костра (это может, конечно, произойти и на кухне в городской квартире) вдруг обнаруживает человек, что заработанное уходит на бессмыслицу, в хорошем доме нет не то что любви – просто уважения, что людям он не нужен, как и они ему, просто пользуются друг другом, чтобы заработать. И вот тут — тук-тук… В голову и в душу вдруг стучит оно — то самое одиночество, от которого уже не избавиться ни скайпом, ни литром водки, ни путешествием к следующему утёсу.

Сначала человек по привычке ищет ответы у авторитетных для него людей. Но вдруг оказывается, что они не понимают или не совсем понимают его, спрашивают, чего, дескать, маешься, всё у тебя есть и всё хорошо. Но где же это хорошо, если тебе так плохо?

Когда-то, когда мы были молодыми журналистами, мой коллега принёс в редакцию материал об одной заслуженной женщине-строителе. Я очень благодарен его таланту за то, что он смог передать страх и одиночество человека, который спрашивает у целой папки грамот на столе: куда я с вами? Билет в какую из построенных мною квартир дают эти грамоты? Кусочек счастья и тепла из какой квартиры гарантируют? Она спрашивает у мёртвого сына и мёртвого мужа, глядя на их фотографии на стене: «Вы ушли потому, что в моей жизни ваши жизни были сами по себе, без меня, без нашего общего смысла?» Она спрашивает даже у телефонного аппарата: у тебя есть связь с какой-нибудь справочной службой, которая мне ответила бы — зачем всё это было, вся эта жизнь моя? Страшная статья. На всю жизнь запомнил. О человеке, заколоченном в гроб своей квартиры и своего одиночества.

Но вспоминаются и другие рассказы про одиноких людей, которые якобы не одиноки. Они разговаривают с кошками и ростками помидоров на подоконнике, мечтают о приезде внуков и о встрече ветеранского кружка художественной самодеятельности. Это «дежурные» статьи о дожитии. Есть ведь такой дурацкий термин в пенсионном законодательстве – «возраст дожития». И журналист, и герой такой статьи, как правило, размышляют о своеобразной «нужности людям». Но на самом деле главный и суровый вопрос остаётся всегда за кадром. Когда выключен телевизор, кошка не хочет разговаривать, а капающая вода в квартире соседа за стенкой отсчитывает, как метроном, возможно, последние твои часы, когда ты остаёшься наедине с собой, приходит страх. Об этом журналисты обычно не пишут, душа человеческая больше не в центре их внимания, она больше не волнует государство, о ней усердно старается забыть общество. Как следствие – одиночество перестаёт быть уделом немолодых, в последнее время это и удел молодёжи. Я уж не говорю, что есть особая часть людей — инвалиды, которые годами прикованы к своему жилищу, к своим инвалидным коляскам, а ещё и глухие, слепые. Как с этим миром разговаривают и живут в нём они? Какая «музыка» звучит в их душе? Кто смотрит на них из зеркала и с небес бессонной ночью?

Но это очевидные случаи одиночества. На самом деле оно может настигнуть и в семье, и на митинге, где тебя слушают тысячи людей, и вдруг начинает расти тревожность. Прежде всего у неверующих, но и знание о Боге не всегда спасает. Среди тех, кто ходит в храм, тоже есть очень одинокие люди. Человек вопиет к Богу, но одновременно делает всё, чтобы не услышать ответа. Он требует счастья, но оно ему не даётся. Он повторяет «Господи, помилуй», но облегчение не наступает. Может, потому, что одной просьбы о прощении недостаточно? Если ты был жаден, эгоистичен, помоги кому-то, выслушай с любовью, сочувствием другого человека. Иначе ты сам себя не помилуешь, не поверишь в скорое покаяние, даже если Господь простит. Если мы внимательно рассмотрим подвиги многих святых, то с удивлением обнаружим, что подвиг начинался зачастую в состоянии крайнего одиночества. И не в смысле удаления от людей, а в смысле непонимания людьми.

Могу точно сказать, когда одиночество заканчивается. Когда рождается после «Господи, помилуй!» радостный крик, вопль даже, с направлением мысли совсем другой природы. Человек поёт: «Слава Тебе, Боже!» И способен теперь петь непрерывно. До самой смерти… Потому что с этого момента он точно не одинок. Ни по ту, ни по эту сторону бытия.

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска