За райской водой

В одной из статей мы упоминали о катехизаторе петербургского Дома ветеранов сцены Алле Дмитриевне Колосовой. После несчастного случая ей три раза в неделю приходится проходить полный диализ почек – очищать кровь от токсинов, каждый сеанс длится пять-шесть часов. Однако она находит в себе силы не только ветеранам помогать, но и часто ездить в больницу к онкобольным детям, приводить их к вере. Детишки приходят к Богу и, бывает, получают исцеление. И это благодаря физически больной, но сильной духом женщине. Что ей помогло не отчаяться, а посвятить себя служению другим? Попробуем найти ответ в рассказе Аллы Дмитриевны, который сегодня печатаем.

Редакция

romashki1

У озера

В конце ноября мы выехали из Санкт-Петербурга в посёлок Отрадное за райской водой. Посёлок находится в трёх-четырёх часах езды от города по Приозёрской железной дороге. День был субботний, тёплый, немного ветреный, и ничто не предвещало ненастья. Моей спутницей была женщина чуть старше 60 лет – математик, учёный, с неутомимой живой энергией. Её звали Любовь. В вагоне нашей электрички людей было мало, так что обошлось без толчеи и обычного гама: мы ехали и негромко беседовали.

Время текло за разговором быстро, так же быстро, как менялась погода за окном. Чем ближе мы подъезжали к посёлку Отрадное, тем становилось холоднее и неуютнее. Повалил снег, задул сильный непрекращающийся ветер, поднялась метель. Деревья, мимо которых мы проезжали, то безрадостно и безнадёжно наклонялись к земле, то быстро поднимались вверх, повинуясь ветру. Мы с недоумением смотрели на наши далеко не зимние одежды и резиновые сапоги.

– Да! Кто бы мог подумать, что здесь настоящая зима, – почти шёпотом проговорила Любовь, словно опасаясь, что от громкого голоса усилится метель.

Однако возвращаться домой мы решительно отказались, намереваясь план поездки выполнить до конца. Из окна электрички нас поразило озеро Отрадное. Оно было, казалось, бесконечным, чувствовались исходящие от вод этого озера неимоверная мощь и сила, и мы решили непременно подойти к озеру и постоять у его вод. Когда машинист объявил: «Станция “Отрадное”», подхватив рюкзаки, мы выбежали на платформу. А в Отрадном была зима и столько снега, что мы, сойдя с платформы, провалились в него едва ли не до колен.

Но к озеру всё же пошли. Метель замела все стёжки-дорожки, и пробиваться пришлось, утопая в снегу уже едва ли не по пояс. Но, добравшись до берега, мы были вознаграждены. Огромные волны катились, нет, шли, как солдаты, рядами, не встречая на пути препятствий. И только на берегу они с брызгами разбивались о невозмутимые камни-валуны, стоящие стражами, сдерживающими гнев и возмущение озера. Что управляло этими водами? Небо! Да, именно небо – хмурое, почти чёрное. Всё подчинилось повелению единого и могучего неба, которое сообщало непостижимую волю Творца.

Но что удивило нас не меньше, это чистота вод. Они не несли мути и грязи, не было и вскипания пены. Увиденное напомнило мне о Боге, Который беспредельно мощнее этого озера: попроси Его от всего сердца, и Он очистит душу от всего скверного и непригодного, но упрямо сидящего в нас. От всего, что мешает жить, думать, дышать. Одинокость, болезненная унылость, ощущение оставленности – здесь, на берегу, ушли, куда-то вовсе исчезли.

Я повернулась к Любе, чтобы поделиться своими рассуждениями, но она так вдохновлённо глядела куда-то в глубину озера, что я не стала ей мешать. И всё же нужно было уходить – начиналась сильная пурга с мокрым снегом. Улыбаясь своим нахлынувшим мыслям и чувствам, я не спеша пошла от берега. Вскоре Любовь догнала меня:

– А теперь расскажи, что ты хотела мне сказать на берегу?

Я ничего не ответила ей, но про себя подумала: «И верно, это Дух Божий ей сообщил о моём желании!»

В гостях у домика

Овеянные свежим северным ветром, мы с Любовью пошли к роднику за райской водой.

Он находится в пяти-семи километрах от озера, и туда есть два пути. Один более лёгкий, но длинный: сначала по асфальтовой дороге, а затем по удобной песчаной. Другой – более короткий, но трудный: нужно подняться на гору, пройти по посёлку, затем спуститься на луг, который тянется от горы Отрадное до самого леса. Посоветовавшись, мы выбрали второй путь. Поднялись на гору и пошли мимо домов. Нам открылась безотрадная картина: среди «крутых», роскошных особняков стояли завалившиеся домики, вросшие в землю. Нам стало очень печально. Почему же эти богатые не делятся ничем с бедными? Может, нет среди них людей, болеющих за других?

Оказавшись рядом с одним из самых неказистых домиков, мы остановились. Огород вокруг, заросший бурьяном, покосившееся крыльцо избушки, дверь из старых, негодных досок накрепко закрыта новеньким замком.

– По-видимому, здесь жила или живёт старушка, – сказала я, обращаясь к Любе.

– Может быть, – грустно ответила она. Об этом говорил сам домишко с крышей, не раз крытой-перекрытой соломой и камышом. Давно такого не видела, разве что в далёком детстве. Кривые оконные рамы приветливо смотрели на нас: стёкла не выбитые, чистые, за ними – старенькие, но опрятные занавесочки с голубенькими, почти выцветшими цветочками. Мы заглянули в окно. Земляной пол, мазанный жёлтой глиной, деревянные скамейки-лавки вдоль стен: одна более широкая, на которой хозяйка, очевидно, спит, другая поуже – наверное, для гостей. Русская печь была оклеена вырезками из журналов и газет, выдвинутая жестяная заслонка говорила, что домик жилой, а хозяйка ушла за какой-то надобностью. Под потолком висела икона Казанской Божией Матери. Значит, здесь живёт вера и любовь к Богу, а стало быть, и к людям. Если вначале вид домика вызывал грусть, хотелось даже всплакнуть от печали, то теперь в душу влилась тихая радость. От домика больше не веяло обездоленностью, ведь здесь, видно, не умирают, а приуготовляются к Царствию Небесному.

Моя спутница, как я поняла, испытывала схожие чувства.

– Вот если бы нарисовать такое! – сказала я ей. – Но как передать свет жизни этого домика, гостеприимность, любовь? Говорят, что в Санкт-Петербурге есть курсы рисования, на них все, кто учится, представляешь, начинают рисовать, даже восьмидесятилетние! Их картины выставляют в галереях, я сама видела. Вот бы и нам пойти туда поучиться.

– Хорошо бы! – ответила Любовь, воодушевившись. – Но неужели каждого можно научить рисовать?

«Мы обязательно научимся», – подумалось мне.

У родника

Спускаясь с горы, мы увидели лес. Он стоял в изумрудно-голубом сиянии. Лёгкая, едва заметная метель покрывала луг, овраги, по сторонам – заросли вербы и ольхи. Всё искрилось и переливалось тихим, едва мерцающим светом. Разливался запах травы, видневшейся из-под снега. Не успев ещё превратиться в бесцветные ледяные былинки, она отдавала последние свои ароматы. А вот и ромашки с белыми лепестками и жёлтой серединочкой – они тоже ещё не осыпались в снег.

– Идём, – тихо сказала Любовь, – не будем их тревожить.

– Да, – размышляю я вслух, – ромашки «единомысленны», растут семейно, их редко увидишь поодиночке, не то что мы, люди, – погибаем от разногласия. У ромашек один корень, один стебель держит до двадцати цветков, а мы и самих себя понести не можем. Кто-кто, а ромашки знают, что сила в единении. Соединённых не разбить, как говорили в старину на Руси.

Идя по заснеженному лугу, мы подошли к зарослям тростника и вербы, сломали несколько веточек, и горьковато-терпкий запах полыхнул нам в лицо.

– Ты знаешь, чем пахнут лоза и верба? – спросила я у Любови.

– Знаю – терпением! – подхватывает такой воодушевлённый разговор моя спутница.

– Вот именно, – соглашаюсь я, – терпением и жизнью! А терпение там, где нет ропота и недовольства, где нет самомнения.

Подумав, вновь обращаюсь к Любови:

– Как ты полагаешь, что делает птица, когда её настигает буря?

– Не сопротивляется! – коротко отвечает Люба.

– Точно! Она следует за бурей, не сопротивляясь. А что делает человек? Он не может потерпеть и малой трудности, начинает избавляться от неё или обвинять в ней других, не размышляя, почему эта трудность или неприятность его посетила, – подхватила я и после долгого молчания добавила: – Мы должны учиться мужеству у природы.

Мы спешили, чтобы успеть до темноты вернуться на станцию, а темнеет в ноябре рано. Но, то проваливаясь в снег, то плутая, теряли время, и лишь когда перешли последний овраг, наполненный водой, Люба облегчённо вздохнула, проговорив: «Слава Богу, прошли все трудности!» Ох, рано она это сказала.

Почти сразу после её слов перед нами откуда ни возьмись появилась лесная быстрая речка. Я застыла от огорчения. Но моя спутница словно и не заметила ничего, закричав от радости и удивления:

– Посмотри, какая вокруг красота! Точь-в-точь Венеция!

Я оглянулась. На деревьях хлопьями лежал снег, и ветви низко наклонялись к реке, словно ладонями желая зачерпнуть воду. Мы стали искать переход через речушку и вскоре, к нашей радости, обнаружили новенький, из берёзовых досок построенный мостик. Пройдя ещё с километр, мы оказались у заветного родника.

– Наконец-то! – радостно вздохнула Любовь и сняла с плеч рюкзак. Я последовала за ней. Вокруг лес в белом-белом снегу. Подруга пила жадно и много. Отдышавшись, сказала: «Действительно сладкая! Давай набирать». Мы налили по семь литров воды, нагрузили свои рюкзаки и пошли трапезничать в лес – путь озарило нам вдруг выглянувшее солнышко. Рядом по деревьям скакала птичка и пела как-то необыкновенно. Но как звать лесную певунью, мы так и не узнали.

– И о чём же всё-таки она пела? – спросила Любовь.

– Наверное, о рае, о чём же ещё ей петь?

Когда мы пошли обратно, снова началась метель, ещё пуще прежней. Завывал ветер с неистовой силой, липкий снег запорошил ели, сосны, лозняк. Деревья напоминали нам оплывшие свечи. С трудом пробирались мы по заснеженному лугу. Метель всё усиливалась. Вскоре ничего не было видно в двух шагах. Вначале мы шли молча, выбиваясь из последних сил, но Любовь заговорила первой.

– Скажи на милость, – обратилась она ко мне, – откуда ты узнала, что вода из этого родника райская? И правду ли говорят, что рай был на земле, а не на Небе?

– Да, – ответила я, – именно на земле! Иоанн Златоуст так писал. И о том, что вода проистекает рекой из того же древнего рая, великий святитель тоже пишет. Как и о том, что не всякая вода одинакова.

– Как это понять? Если вода от одной реки…

– Он объясняет, что качество источников разное потому, что не всякая вода доходит до нас неповреждённой. Дело в том, что воды изменяются от земли, от свойств тех мест, через которые проходят… А у нас райская, самая драгоценная, сладкая, как ты в этом удостоверилась, – закончила я свою речь.

Метель по-прежнему неистовствовала, но беседа о рае согрела наши души, и холода мы не чувствовали. Подойдя к станции, вышли из снежного оцепенения, сели в вагон и, счастливые, обновлённые, через три часа приехали в родной Санкт-Петербург. Здесь зима ещё и не думала наступать. Было безветренно и тепло.

Уже прощаясь, Любовь вдруг спросила:

– Как ты думаешь, а на Небесах есть вода?

– Конечно! – ответила я, сразу вспомнив псалмы Давида. – «Хвалите Господа с небес, хвалите Его в вышних… Хвалите Его, небеса небес и вода, яже превыше небес». Вот – «превыше небес»!

Любовь улыбнулась мне и помахала рукой: до встречи!

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска

2 комментариев

  1. Мария:

    Действительно светлый, нужно чувствовать природу, чтоб так написать и писателю дан дар любить людей, спасибо за рассказ, я считаю его даже поучительным…

  2. Александр:

    Хороший, простой, светлый рассказ

Добавить комментарий