Воспоминания над фотографиями

Он такой добродушный и одновременно такой скромный человек, так что я немного растерялся, узнав, что в прошлом Сергей Щербак опер угрозыска, в отставку ушёл полковником. Мы сидим за его фотографиями. Сергей вспоминает, рассказывает… Первая его выставка, организованная в Сыктывкаре в 2012 году, называлась «Полярный Урал. Прикосновение». Кстати, деньги от продажи фотографий с неё пошли на восстановление Кылтовского монастыря.

Полярный Урал

– В 2008-м я переехал в Сыктывкар из Воркуты, – говорит Сергей. – Это было связано с работой. Начинал я в угрозыске на рубеже 90-х, потом оказался в другой службе. Впрочем, Север не отпускает, так что, как отпуск, возвращаюсь. В марте на лыжах, летом поднимаемся на вершины или сплавляемся по рекам Собь, Уса, Ния-ю.

Однажды летней ночью оказались в эпицентре грозы. Дело было в горной долине. Между молниями и громом не было никакой паузы, то есть мы попали в пекло. Продолжалось это меньше часа, но страху натерпелись. Молнии били рядом, и, как потом выяснилось, все молились – каждый про себя, как умел.

Как-то встретились с медведем – ходим мы принципиально без оружия. Шли по вездеходной дороге вдоль речки, а мишка параллельно в сотне метров, не упуская нас из виду. Потом наши пути, слава Богу, разошлись. Другой раз лоб в лоб столкнулись с росомахой, а она будет поопаснее медведей…

Однажды был свидетелем переправы огромного стада оленей через Усу. Вода в июне холодная, талая, река широкая. Стадо собирается на берегу, кружится по спирали, потом конец цепочки уходит в реку, внизу с лодки вылавливают маленьких оленят, которых сносит течением. Оказавшись на берегу, олешки ищут своих мамок и хрюкают, как поросята. Сила природы, инстинкт материнства, опасность, действия людей – всё это завораживало. Это к вопросу, что такое Север и почему его любишь.

В июне ночи нет, всё время светло, солнце по кругу, немного опускаясь и поднимаясь. Мой друг как-то просыпается, спрашивает:

– Сколько времени?

– Одиннадцать, – отвечаю.

Он задумывается, потом говорит:

– Ты только не смейся, но одиннадцать вечера или одиннадцать утра? Я что-то во времени потерялся.

Иногда нам встречались в пути остатки лагерей ГУЛАГа. Харбей, Ханмей – это название и гор, и рек, и лагерных посёлков. Остались штольни, вагонетки, кладбища с крестами. Даже смотреть на это было страшно, да и тяжело думать, как там работалось и умиралось.

Отец Игнатий

– Среди тех, кто купил пару снимков на моей первой выставке, был высокий человек, который представился Женей Антоновым. Отношения скоро переросли в дружбу.

Примерно в то же время в моей жизни случилась беда, и я перелопатил тогда всю свою жизнь, пытаясь понять, почему с нами происходит то или другое. К Богу люди приходят по-разному, но я пришёл именно так. Женя предложил съездить к отцу Игнатию (Бакаеву), поговорить. Так мы и познакомились с батюшкой.

Сначала я побывал там один, потом поехали всей семьёй. Затем были первая исповедь и первое причастие, хотя крестился я в 91-м году. После причастия всё в нашей жизни начало как-то налаживаться, меняться к лучшему. Я ни о чём, что было со мною, не жалею, кроме одного: что не встретил отца Игнатия раньше. Мне нравится история его жизни: то, что прежде священства он был директором леспромхоза, и то, как он стал монахом, что три сына держатся отца. Отец Игнатий стал мне родным человеком, хочется быть рядом.

Воркута

Вторая выставка Сергея Щербака прошла в 2013-м: «Воркута у каждого своя».

Из его записок:

«Воркута у каждого своя. Хотя я приехал туда из огромного промышленного Омска, где проучился четыре года, город не показался мне глухой провинцией. Когда доводилось ехать по кольцу, поражали масштабы Воркуты, насколько благоустроены посёлки: алеи, фонари, чистота, крытые ледовые катки и бассейны. Дымили шахты, ходили поезда, было много суеты, в хорошем смысле, и много людей. Жизнь кипела.

Образ города создавали дома на сваях в 3-м районе, «полукруглые» здания на Шахтёрской набережной и Тимане, цокольные этажи пятиэтажек, где располагались всевозможные конторы и конторки, магазины и магазинчики. Ну и, конечно, вид на шахту “Воркутинская”, навесной мост на Рудник. Слева от моста умилял домик, во дворе которого были небольшая тепличка, грядки. А в посёлке Северный вообще имелись сенокосы, ромашковые поля и стада коров. Люди, похоже, могут приспособиться ко всему.

Рудника, с которого начинался город, больше нет и домика с тепличкой тоже. Да что там, разрушен памятник в честь закладки первой воркутинской шахты. Город умирает. Как-то приехала в гости моя мама, и я её провёз по кольцу. Она чуть не расплакалась. И это была реакция человека, который в Воркуте не жил. А те, кто жил? Чем и как измерить их боль».

Опер угрозыска

– А про работу в Воркутинском угрозыске можешь что-то вспомнить?

Сергей долго отнекивался, но на следующий день приносит текст: «Набросал кое-что…»

«…Вот где вплотную пришлось столкнуться с человеческим горем и болью. Как ездил в одиночку на задержание грабителя. На поезде, на одну из железнодорожных станций под Воркутой. Еле-еле в темноте нащупал дверь, зашёл в дом, и, когда включился свет, в комнате обнаружилось человек десять хмурых мужиков, очень недовольных тем, что их кто-то разбудил. Демонстрация мною оружия особо никого не трогала. Кстати, из практики известно, что вида оружия особо никто не боится– до момента, пока не прогремит выстрел. Слава Богу, до выстрелов не дошло. После коротких переговоров с мужиками мне был выдан мой “клиент”, и в Воркуту мы вернулись уже вдвоём.

Помню женщину во 2-м районе… Мы работали там после кражи. Она благодарила меня за помощь и попросила взять на память серебряную монету. Эта 50-копеечная монета 1922 года выпуска лежит сейчас в одной коробочке с моими милицейскими значками и медалями, как одна из главных наград. У женщины было онкологическое заболевание. “Не знаю, сколько мне осталось, – сказала она, – хочу подарить на память…”».

«Услышать душу»

К третьей своей выставке, «Услышать душу», Сергей готовился два года, но уточняет: «Не для того, чтобы фотографировать, я начал ходить в крестные ходы. Просто одно ложилось к другому…» Выставка совпала с 20-летием Сыктывкарской и Воркутинской епархии. Так что получилась куда масштабнее, чем предполагал: больше ста работ, которые отбирали вместе с секретарём епархии отцом Филиппом (Филипповым).

– Самым сложным было получить согласие у людей, изображённых на снимках. Я обычно всегда спрашиваю, например во время крестных ходов: «Вы не против, что ваша фотография будет показана на выставке?» Одна женщина, было такое, по поводу фотографии её внука сразу решительно сказала: «Нет, не разрешаю, нельзя. Только если батюшка благословит». Батюшка благословил…

Июнь 2014-го. Великорецкий крестный ход был первым, на который я вообще пошёл. Огромная людская река. Народ идёт, именно народ, а не население, не одиночки.

Исповедался я у отца Леонида Софронова, отстояв огромную очередь. К нему всегда людей больше, чем к кому-либо. Любят его на Вятке и как священника, и как поэта. А я сначала обратил внимание на его босые ноги, потом, подняв глаза и увидев его лицо, и вовсе проникся. Я с надеждой ждал, что он о многом мне скажет и многое разъяснит. А он меня только-то и спросил: «Ты идёшь дальше?» Имеется в виду, что большинство крестоходцев доходит только до Великой, а потом едет в город на автобусе. Едва ли больше трети продолжает путь обратно в Киров пешком. Я ответил: «Иду». «Иди», – сказал он очень серьёзно. И все! Я не сразу понял, что это было ответом на все мои вопросы.

На пути обратно в Вятку на одном из привалов подходит мужчина, спрашивает: «Понесёшь с нами икону?» Я сразу понял, что речь идёт об иконе святителя Николая Чудотворца, но не мог поверить своим ушам. Желающих было много, они очередь занимали. А тут такое чудо. Несём с двумя друзьями, которые решили, что быть мне третьим. Благодарю святого Николая за такую возможность, успел попросить у него за всех родных и близких. А на следующем привале меня сменили.

Мне очень хотелось сфотографировать голову крестного хода, лица идущих впереди. Но всё не получалось. Лишь близ Кирова, когда остановились на большой привал, решил уйти вперёд, в сторону моста через реку Вятку. Сестра Светлана, с которой мы шли, уверенно сказала, что без благословения из хода выходить нельзя. Вижу батюшку, который спешно пробирается среди машин навстречу ходу. Я подошёл, попросил благословить выйти из хода фотографировать. За мостом я нашёл удобную позицию для фотосъёмки: снял и ход, идущий от Великой, и ход, который вышел из Кирова, и их встречу. «Если Богу угодно, то вот тебе и батюшка, который благословит, и место удачное». На каждом шагу была помощь. Единственное, ветер дул всё сильнее, поднимая с земли вороха тополиного пуха. В воздухе стоял запах озона…

А потом началась буря. По фотоаппарату текла вода, но я не мог остановиться и продолжал снимать. А люди всё шли и шли.

К преподобному Сергию

– Крестный ход, посвящённый 700-летию рождения преподобного Сергия – моего небесного покровителя… Как-то стою в одном большом храме, смотрю на лики святых и думаю: «Я здесь не первый раз, а где икона моего святого, не знаю…» Тут мимо проходит женщина, я делаю шаг назад и бьюсь затылком о что-то твёрдое. Чувствую, неспроста: неужели святой Сергий ответил? Поворачиваюсь, так и есть. Здесь он, благословляет.

Итак, июль 2014-го. Жара страшная, люди молили о дожде, но его не было. И тут жители домов, мимо которых мы шли, начали выходить и поливать нас из шлангов да поить холодной водой. Это было спасением. И вроде нет тут никакого чуда, а чудо есть.

Раб Божий Алексей

– Это мой отец. А колокол его попросил восстановить иерей Валерий Беляев – батюшка из села Куратово. Колокол разрушенной церкви много лет пролежал у кого-то во дворе за сараем, врос там в землю. Пришлось отцу месяца полтора его чистить, иногда надевая противогаз, чтобы не дышать окислами, покрывшими колокол. Язык пришлось искать «новый» – от другого колокола. Приспособили, нашёлся токарь, который помог.

Фотография сделана в день, когда колокол освятили и подняли, наконец, на звонницу новой куратовской церкви. Поднимали втроём: мы с отцом Валерием и мой отец. Колокол тяжёлый. Я было предложил позвать кого-нибудь на помощь, но батюшка сказал: «Не надо, справимся сами, нас и так четверо». «Кто четвёртый-то?» – удивляюсь. «Бог». Потом отец Валерий подумал и уточнил: «Только Господь не четвёртый, а первый».

Иверская

Это снято там же, в Куратово. На фотографии не видно, а икона на самом деле большая. Отец Валерий Беляев рассказал её историю. Нашли образ местные женщины в поле: лежал ликом вниз и служил мостком через какой-то ручеёк. Как они поняли, что это икона, как поднимали, не знаю, но в храм принесли как раз накануне праздника иконы Иверской Божией Матери. Как она уцелела, Бог весть, ведь пролежала, видно, много лет. А где перед тем была, с тех пор как разрушили старый куратовский храм, тоже неизвестно.

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска