Воспоминание о Суре

Прошёл год, как мы рассказывали о торжествах, посвящённых 25-летию канонизации Иоанна Кронштадтского («Иоанновская семья», в №№ 735–737, июль-август 2015 г.). Тогда на родину Батюшки, в село Сура, со всего мира съехалось несколько сотен священников и было очень много паломников. Возглавлял это сложное по организации мероприятие протоиерей Николай Беляев, с которым в те дни обстоятельно побеседовать не удалось – всё время он был окружён людьми, решал разные вопросы. Так что, отправившись ныне в Свято-Иоанновский монастырь на Карповке, где отец Николай служит старшим священником, надеялся взять у него интервью в спокойной обстановке.

Протоиерей Николай Беляев. Фото С. Петрова

Удалось это лишь отчасти. Хотя в монастырском храме не то что спокойно, а удивительно умиротворённо. Службы нет, а кажется, что она продолжается: такая молитвенность кругом. Особенно это чувствуется в нижнем храме-усыпальнице, у раки святого праведного Иоанна Кронштадтского. Поднимаюсь в верхний храм, Двенадцати Апостолов. В чуткой тишине слышится разговор вполголоса. Это 78-летний пастырь отец Николай беседует с молодой парой. На длинной лавке в притворе сидят ещё несколько человек, дожидаются очереди. Сажусь тоже на скамейку…

Вот так раз! Это называется «поговорить без людей». По телефону батюшка предложил встретиться в храме, а не в приходском доме, потому что «там народа много». Ещё бы, община его насчитывает полторы тысячи активных прихожан, которые занимаются социальной работой во множестве отдельных общин со своими названиями: «Гиппократ», «Педагог», «Помощь взрослым», «Помощь детям», «Закон», «Паломник», «Находка», «Мастеровой», «Мемориал», «Подарок», «Малыш», «Отрок», «Островок», «Спутник», «Золушка», «Геронта», «Динарий», «Кинематограф», «Архив»… Всех и не перечислить.

Наконец, доходит очередь и до меня. Отец Николай благословляет, благодарит за публикации в «Вере»:

– Хорошо написали, душевно.

– Так сам праздник какой был душевный, – отвечаю. – Как вам вспоминаются те дни?

– Как одно большое чудо. Что ни взять… Аренда поезда для участников – чудо. Сбор денег, ремонт храма в Суре. Мы ведь успели и собор прибрать, и купол с крестом на него поставить. Было обезображенное здание, в котором клуб размещался. И вдруг все увидели: а ведь это церковь! Батюшка Иоанн всё нам вовремя подавал. Даже погоду. Чтобы от станции Карпогоры добраться до Суры, нужно проехать много-много километров по грунтовке. И летом там такая пылища: две машины едут, а третья уже не может – ни зги не видно. А тут, представьте, колонна из тридцати двух автобусов и множества легковушек с участниками празднеств…

– А ведь можно было уменьшить количество автобусов, если бы заказали не «ПАЗики», а более вместительные автобусы, – предполагаю.

– Так ведь паром через Пинегу только малогрузные машины принимает. С переправой тоже чудо: как военные в последний момент на помощь пришли, второй паром доставили… И вот ехала такая колонна – и ни пылинки. Батюшка наш Иоанн накануне моросящим дождичком дорогу пролил. И когда обратно ехали – то же самое. На следующий день в Суре с утра был дождь с грозой, а как только началась праздничная литургия, которую вёл Святейший Патриарх, вышло солнце, и замечательная погода держалась до самого конца торжеств. Да, много там удивительного происходило… Флагштоки в последний момент успели привезти и установить.

– Помню. Там ведь развевались флаги тех стран, откуда приехали священники, члены «Иоанновской семьи». Этим летом на годовщину их не стали приглашать?

– Нет, каждый год организовывать нам не под силу. Хотя праздник в Суре и нынче прошёл, под руководством сурского священника Алексия Кривицкого, внука внучатой племянницы Иоанна Кронштадтского: богослужение, концерты и экскурсии для паломников, доклады школьников о святых. Конечно, был и крестный ход по селу. По центральной улице, названной в честь Батюшки.

– Ваш приход в этом участвовал?

– Этим летом в Суре нашими силами проводится детская экспедиция «Добрыня». Это для ребят 12–14 лет из «Иоанновской семьи» и детей Севера. И тоже непросто было организовывать. Как раз накануне в Архангельской области утонули два мальчика из детского лагеря. Не православного, обычного лагеря. Но потребнадзор стал проверять всех. Пришлось нам много документов готовить, чтобы разрешили.

– В Карелии на Сямозере, где также дети утонули, прежде были православные лагеря, но у них никаких происшествий. А в обычном лагере…

– У нас всё-таки есть внутренняя дисциплина. А в Суре к тому же лагерь не простой, а военно-патриотический. Подростки живут в армейских палатках, лагерь огородили, колодец выкопали. Автоматы-муляжи им купили, они как настоящие: можно разбирать и собирать, имитировать с ними боевые действия во время тактических игр. Детьми руководят профессиональные военные, так что там полный порядок, чрезвычайных происшествий не должно быть.

– А почему вдруг в Суре военные игры?

– Так ведь надо будущих воинов растить. Сейчас-то мужчин мало нормальных, всё больше пухленькие, рыхленькие. Воспитываем, чтобы с детства россияне полюбили армию, чувствовали себя защитниками и чтобы знали свою историю, веру предков. Сура для этого замечательное место.

В детской экспедиции «Добрыня»

– Отец Николай, у вас в роду ведь много было военных?

– До революции да – много.

Пушки, кометы и молитва

Ещё перед встречей поинтересовался я родословной старшего священника Иоанновского монастыря. И с удивлением узнал, что митрофорный протоиерей Николай Беляев – двоюродный внук знаменитого генерала Ивана Беляева, о котором прежде я много читал. Родился тот в Петербурге в 1875 году в семье полного генерала Тимофея Михайловича Беляева, у которого все шестеро сыновей были артиллеристами.

Генерал артиллерии Тимофей Михайлович Беляев

В Первую мировую Иван Тимофеевич стал создателем батарей тяжёлой артиллерии, которой, в отличие от немцев, у русской армии не имелось. После ранения лечился в военном госпитале в Царском Селе, где за ранеными ухаживала императрица Александра Фёдоровна. Уже тогда он был в чине генерала. Во время Гражданской войны воевал в армии Врангеля, затем эмигрировал в Парагвай.

Генерал Иван Беляев

В годы парагвайско-боливийского конфликта 1932–1935 годов – самой кровопролитной латиноамериканской войны XX века – русский генерал возглавил Генеральный штаб паргвайской армии, значительно уступавшей противнику и по численности, и по вооружению. Да и сама страна, у которой пытались отрезать одну треть территории, экономически очень важную, была намного слабее Боливии. Примечательно, что армию Боливии возглавил потомственный немецкий военный Ганс Кундт. И в целом в командовании там было 120 германских офицеров-эмигрантов, в том числе Эрнст Рём – нацистский штурмовик и соратник Гитлера. А в командовании паргвайской армии было 80 бывших белогвардейских офицеров. Противостояние Первой мировой, так и недовоёванной русскими, продолжилось в джунглях Латинской Америки. Во многом благодаря таланту генерала Беляева превосходящие силы противника были разбиты. После войны «вождь Крепкая Рука», как называли индейцы Ивана Тимофеевича, боролся за их права, возглавлял правительственную комиссию по землеустройству индейских племён. «Каждую ночь я горячо молился за любимых мною индейцев», – писал генерал в воспоминаниях. Он первым составил испано-индейские словари местных наречий, переводил на их язык богослужебную литературу.

Скончался Иван Тимофеевич в 1957 году. Парагвай тогда на три дня погрузился в траур. На отпевании генерала в православном храме была вся политическая верхушка страны, включая президента. Похоронили его на острове, принадлежавшем индейцам. Те при этом пели молитву «Отче наш», переведённую генералом на их язык.

– Насколько знаю, вас приглашали в Парагвай на 200-летие независимости этой страны? – спрашиваю отца Николая.

– Не только меня. Я ездил туда со старшим братом и внуком.

– Там берегут память о генерале Беляеве?

– Да, он национальный герой, его именем улицы названы. В Асунсьоне в православном Покровском храме нам показали его Георгиевский крест, полученный во время Первой мировой войны. Он там висит справа от входа. Порадовало, что к православию в Парагвае относятся очень хорошо. Это и наш Святейший Патриарх отмечал, когда был там в начале нынешнего года. Вообще же Иван Тимофеевич искренне любил эту страну, поэтому она ответила взаимностью. Известно, что ещё в детстве он нашёл на чердаке дворянского имения под Гдовом книгу о Парагвае, её карты и много ей интересовался.

– Когда началась Великая Отечественная, генерал молился, чтобы СССР победил. Дома у него висел портрет маршала Жукова… Он собирался вернуться в Россию?

– Мечтал об этом. Но сами понимаете…

– Опасался репрессий? Но ведь имелся пример его брата Сергея, вашего дедушки, который остался служить Родине, был первым командующим артиллерией Московского военного округа, в чине генерала заведовал кафедрой в Академии Генерального штаба.

– Не забывайте, в Гражданскую Иван Тимофеевич был на стороне белых. Да и другие примеры имелись. Младшего их брата, Тимофея, который был полковником гвардии, арестовали в августе 1918 года фактически ни за что. Кто-то убил Урицкого, председателя Петроградской ЧК, и вот стали хватать офицеров на улицах и расстреливать. Красный террор. Баржи с офицерами топили в Финском заливе. Насколько знаю, Тимофей Тимофеевич был на одной из них.

– А что было с другими братьями?

– Владимир умер в блокаду. Ещё двое эмигрировали – Михаил и Николай. Оба тоже офицеры, но Николай был также учёным, учеником академика Чернова. Известно, что в 1909 году он открыл секреты дамасской стали. Умер в Париже, будучи, как пишут, старостой церкви в Сен-Женевьев-де-Буа.

– Они все были верующими?

– Конечно. Даже мой дед, хотя и служил в Красной армии. Это я сужу по своему отцу, которого дед воспитал в православии. После школы папа поступил на работу в Главное артиллерийское управление и одновременно был иподиаконом – сначала у митрополита Серафима (Чичагова), потом у архиепископа Феодора (Поздеевского). В 1930 году его вместе с мамой выслали из Москвы по делу бывшего обер-прокурора Святейшего Синода Александра Дмитриевича Самарина. Три года отец провёл на лесоповале в Архангельской области, после чего путь в Москву был заказан. И они с мамой обосновались в Костроме, куда был сослан Самарин. Там и родились мы с братом и сестрой.

– Археолог Сергей Алексеевич Беляев ваш брат? Тот, который открыл в Херсонесе точное место крещения князя Владимира, а с 90-х годов в Патриархии руководит работами по обретению святых мощей.

– Да, это он.

– Мы были у него в гостях в Москве, брали интервью («Бог создал человека для нетления», «Вера», № 79, декабрь 1992 г.). Почти четверть века прошло, а та встреча в деталях помнится. И ведь не догадались тогда расспросить о его предках! И какова была дальнейшая судьба вашего отца?

– Работал бухгалтером. Когда началась война, его по зрению и по дворянскому происхождению в действующую армию не взяли, а послали на трудовой фронт. Строил железную дорогу на севере Урала, потом разбирал развалины в Ленинграде и на станции Дно. После войны стал священником, отцом Алексеем. Служил в Рязанской, Орловской, Владимирской областях, с 1960 года был настоятелем Никольского храма в городе Киржач. А последние десять лет вместе с нашей мамой, Мариной Александровной, жил в Пюхтицах. Там на монастырском кладбище он и похоронен в 1987 году.

Священник Алексей Беляев

– Всех священников, с которыми довелось общаться на тех празднествах в Суре, я спрашивал, кем для них является Иоанн Кронштадтский. А для вас?

– Фактически всем. Его молитвами ко Господу и живём. Он и святой, и кормилец, и помощник.

– А как к нему, к его заступничеству, пришли?

– Как я пришёл? Шёл однажды по Петроградской стороне и увидел этот храм, который был тогда каким-то непонятным зданием, спрятанным за забором. Оказалось, что это монастырь бывший. Даже не думал, что стану здесь служить.

– Вы тогда не были священником?

– Нет. До принятия сана я двадцать восемь лет работал в Институте теоретической астрономии Академии наук, кометами занимался и в целом малыми планетами. Защитил кандидатскую, написал около сорока научных работ. Медалью даже наградили – «За открытие новых астрономических объектов». Работа была интересная, но ещё в детстве мечтал закончить семинарию. В храм мы ходили тайком, потому что слежка была, могли с работы выгнать. К тому же моя жена – профессор Военной артиллерийской академии, а там с идеологией строго было. Но как только в 90-м году забрезжила чуть-чуть свобода, я сразу ушёл в Церковь. Обратился к митрополиту Алексию, будущему Патриарху, и он меня рукоположил во Владимирский собор, что на Владимирском проспекте. Тогда же я оказался на торжествах по прославлению Иоанна Кронштадтского.

Ровно через два года после рукоположения, день в день, направили меня служить сюда. Монастырь тогда имел плачевный вид, предстояло много работ по восстановлению. Поддерживало то, что настоятельница его была из Пюхтиц, где служил мой отец. Собственно, поначалу монастырь и был подворьем Пюхтицкой обители. Только потом он стал самостоятельным и получил статус ставропигиального.

Обычная семья

– А ведь изначально монастырь Святого Иоанна Рыльского на Карповке задумывался отцом Иоанном Кронштадтским как подворье другого монастыря – Иоанно-Богословского, что в родном его селе Сура, – говорю отцу Николаю. – И символично, что в наши дни бывшее подворье помогло восстановить ту первую обитель.

– Да, там подвизаются и сёстры из нашего монастыря, и приход наш много сделал.

– Будете и дальше помогать Суре?

– По возможности. Хотя возрождение Суры, чему мы посвятили последние три года, теперь полностью передано в руки благотворительного фонда «Великий пастырь Иоанн Кронштадтский», который возглавляет Дмитрий Яковенко. Он будет заниматься этим на федеральном уровне. Там подготовлены серьёзные документы по возрождению села Сура для подачи в Правительство.

– В том числе речь идёт и о строительстве моста через Пинегу?

– Разумеется, ведь без него Сура в межсезонье отрезана от большой земли. В тех же планах – перевод монастыря на старое его место, для чего требуется построить новые здания для школы и больницы, которые сейчас занимают часть келий. Но, сами понимаете, это планы не на один год.

А мы тем временем образовали новый фонд – «Иоанновская семья», который будет заниматься иоанновскими общинами, разбросанными по всему миру. Это храмы, благотворительные и другие организации, которые носят имя Батюшки. Фонд возглавил известный футболист и тренер Сергей Семак, который делает много для благотворительности, а я стал его заместителем. Будем регулярно собирать представителей общин, ставить общие цели, задачи, смотреть, какие есть трудности и проблемы на местах, чтобы совместно их решать. Ну, как обычная семья живёт.

– Какие ещё задачи вашего фонда?

– Главная – воспитание детей. У нас много дел в этом направлении. В том числе стараемся, чтобы в XXI веке не пропала Батюшкина идея домов трудолюбия. Вот, например, в июне в летнем лагере на базе школы № 55 провели праздник «Доброград». Он был разделён на несколько частей: «Сура», где рассказывалось о детстве Иоанна Кронштадтского; «Санкт-Петербург» – о Батюшкином служении и его святости; «Дом Трудолюбия» – о мастерских, созданных Батюшкой, о бескорыстии и трудах на всеобщее благо. В нашей общине много прекрасных педагогов, людей разных профессий, и обычно такие дела у нас получаются.

Дело Батюшкино живёт. Мы чувствуем его реальную помощь. И слава Богу.

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска