В Петербурге, городе двор­цов и «двориков Достоевского», есть места, куда не заглядывают не только туристы, но и сами горожане. Это промзоны. Волей случая как-то оказался я там и… вижу такую картину: ржавый ангар, внутри которого узбек в резиновых сапогах ходит по горе макулатуры и увязывает тюки, а у входа под дождём мокнет только что привезённая огромная куча из пачек с газетами. Смотрю на тираж – 45 тысяч. Это агитационное издание кандидата в депутаты Заксобрания Петербурга. Похоже, кто-то, чтобы не заниматься распространением, втихаря свёз львиную часть напечатанного на склад вторсырья. Разворачиваю газету – и в глаза бросается заголовок «Закон против домашнего насилия». Кандидат печалится, что проект этого закона «уже более десяти лет лежит на рассмотрении в Госдуме», и обещает принять его для города. Знакомая тема: очередная попытка внедрения ювенальной юстиции. Аккуратно сворачиваю газету и бросаю обратно в кучу. Наверное, здесь ей и место.

Хорошо бы всегда вот так, просто и буднично, избавляться от дурной политики. Но увы… Ведь этот кандидат-то «погрешил» против Госдумы. Как раз накануне там проголосовали за законопроект № 953369-6, касающийся «домашнего насилия». Благодаря поправкам в статьи 116 УК и 20 УПК, внесённым депутатом Крашенинниковым во второе чтение без предварительного обсуждения, теперь родитель, к примеру дважды заломивший руку разбушевавшемуся ребёнку, может быть уголовно наказан на срок до двух лет, а прекратить дело в связи с примирением сторон в конфликте между близкими людьми невозможно. То есть за наказание своего ребёнка – уголовное наказание. И это неотвратимо, даже если погорячившийся заявитель одумается и попытается забрать свой иск обратно.

Чтобы про­толк­нуть эти поправки, кто-то очень постарался. На рассмотрение их внесли под самый занавес, когда Госдума уходила на каникулы, за которыми грядут новые выборы, – и депутаты мысленно находились уже в другом месте. Чтобы и в Совете Федерации без проблем протащить законопроект, поправки обсуждали «в пакете» с другими, в том числе направленными на послабление в уголовном законодательстве касательно бизнеса. Не секрет, что ­сенаторы в этом ­отношении люди заинтересованные, ведь многие за­нимаются пред­принимательст­вом. Вдо­бавок запланированного до­кладчика поменяли на лоббиста законопроекта, который повторил избитую ложь, будто бы «по статистике 80 процентов случаев насилия происходит в семье». На это одна из сенаторов возразила, что такой статистики не существует. Выступили против и другие. По рассказу очевидца, диспут «чуть ли не перерос в драку», что необычно для Совета Федерации. Спикер Валентина Матвиенко признала: если бы законопроект о «домашнем насилии» голосовался отдельно, его бы следовало отложить. Но поскольку голосование пакетное, то надо принять весь пакет законов, а к закону Крашенинникова вернуться на осенней сессии. Однако вернутся ли? Закон принят, и Президент его подписал.

Так исподволь меняют на­шу действительность. И лично мне вот что непонятно: кому это надо? Детям? Родителям? Можно ли использовать в воспитании угрозу наказанием – вопрос сложный. Решается он исключительно внутри семьи. А что касается реальных побоев, то для них существуют обычные статьи УК против насилия. Зачем же обязательно выделять «домашнее» насилие? Отчасти ответ я нашёл в той газетке, на базе вторсырья. Кандидат в депутаты приводит такой аргумент: «Законы о домашнем насилии успешно работают в 140 странах, однако в России его нет». То есть должно быть так, как у других. Но откуда он знает про «успешно» – вникал в перипетии чужих семей? И при чём здесь другие страны? Если там разрешат скотоложство (а к этому идёт), то и нам повторять?

Мир изменился к худшему. И вопрос не праздный: насколько мы можем солидаризироваться с этим миром, даже если он называет себя христианским?

На днях Священный Синод постановил, что «состоявшийся на Крите Собор не может рассматриваться как всеправославный, а принятые на нём документы – как выражающие общеправославный консенсус». Как известно, наша Церковь вместе с Антиохийской (Сирия), Грузинской, Сербской и Болгарской Православными Церквями отказалась участвовать в этом Соборе. Вроде бы ничего явно «еретического» там не было.

Возьмём, например, такой призыв Собора: восстановить единство с «братскими христианскими Церквами». Только насколько они «братские»? Один комментатор привёл заголовки статей за последние годы. Начало у них разное: «Евангельская церковь Германии…», «Англиканская церковь…», «Объединённая протестантская церковь Франции…» и т. д. А концовка одна и та же: «…одобрила однополые браки». Даже в Православной Церкви в Америке (ПЦА) – куда уж ближе нам, братья! – её первоиерарха вынудили уйти в другую юрисдикцию, в РПЦЗ, в том числе за то, что он резко выступил против однополых браков и абортов. Сейчас митрополит Иона (Паффхаузен) ищет средства для открытия в Вашингтоне православного монастыря, в братии его – два-три человека.

Что же теперь: уйти в изоляцию от этого мира или пытаться его изменить? Наверное, надо разделять, когда общение с «внешними» может быть заразным – и, по сло­ву псалмовеца, не ходить на совет нечестивых – и ­когда следует принимать это как крест, свидетельствуя благую весть.

Недавно все СМИ обошла трагическая новость: настоятеля Свято-Троицкого Данилова монастыря в Переславле-Залесском зарезал но­жом его же послушник. С убиенным отцом Даниилом я общался очень давно и недолго, но он мне хорошо запомнился – тихий, открытый для всех человек. При мне в монастыре случилась одна история, которая сейчас заставляет думать: знай игумен, что пришедший к нему из мира человек будет покушаться на его жизнь, он всё равно бы его принял. Потому что таков крест…

Следующая публикация →
Оглавление выпуска