Билетик в храм

Всегда я считал это замечательным изобретением. Особенно для Петербурга, где музеи на каждом шагу, а времени сходить нету, да и цены билетов порой «кусаются». А тут взял единый билет и… разъезжай по выставкам хоть всю ночь. Нынче в конце мая взялся исследовать программу «Ночи музеев», куда бы сходить. И вдруг… Что это?! Феодоровский собор. «Посетители услышат рассказ о символике и тайном языке первых христиан, поднимутся на колокольню, где находится один из крупнейших колоколов Петербурга, попробуют свои силы на учебной звоннице… С 19.00 до 22.00 каждый час – хоровые концерты».

Как так: действующий храм записали в музеи! А автором этой идеи оказался Александр Анатольевич Буров, старший научный сотрудник Государственного музея истории религии, – с ним я уже прежде общался, он готовил для нас публикацию в пасхальный номер («Потешные листы с серьёзным содержанием», № 683, май 2013 г.). Значит, это он «музеефицирует»? На встречу с историком поехал я с предубеждением, намереваясь написать этакую проблемную статью. Оптимизма не добавлял и ещё один услышанный факт: в «Ночи музеев» уже давно участвуют петербургская синагога и лютеранская кирха, а православный храм – впервые. Но у нас же не синагога!

Встречу назначили в вестибюле музея. В ожидании Бурова стою рассматриваю афиши. А ведь интересные здесь выставки! Например, «Греческая бумажная икона» – экспонаты из своих фондов и Музея византийской культуры греческого города Салоники. Я-то думал, что только у наших, православных, они были, в советское время. Со стыдом сознаю, что после того, как музей религии перевели из Казанского собора в другое здание, ни разу в нём не был.

В холле появляется Александр Анатольевич. Здороваемся как давние знакомые.

Сразу перехожу к тем вопросам, ради которых и приехал.

– Включая православный храм в программу «Ночи музеев», на каких посетителей вы рассчитывали?

– В ту ночь к нам в собор приезжали в большинстве своём «условно православные», – отвечает историк. – Это те, кто в жизни проходят только два церковных Таинства: крещение и отпевание. Хотя были и воцерковлённые люди.

– Участие православного храма в «Ночи музеев» действительно первое в России?

– Насколько знаю, да. Ничего о подобном не слышал. Отец Александр и заявку подал, и организовал всё это дело, в котором было задействовано несколько сотен людей.

– Почему так много?

– У меня есть опыт участия в «Ночи музеев», поэтому сразу предупредил: будет столпотворение. Это самая большая проблема у музеев, когда экскурсоводы не справляются с потоком людей и возникают заторы. Поэтому постарались найти среди прихожан как можно больше людей, кто в качестве экскурсоводов смог бы рассказать о храме. Кроме того, нужны были люди, чтобы следить за порядком, убирать помещения. Ещё участвовали хоры нашего собора – любительский, профессиональный, детский и византийского пения. Они пели по очереди, стоя на солее. Также были приглашены поработать наши иконописцы, мозаичисты, вышивальщицы, мастера литья.

– Знаю, что при соборе действует православный просветительский центр. Выставка была там?

– Основная программа проходила на первом и втором этажах собора. Ещё использовали огромные хоры и башню, где проводились мастер-классы. Посетителям было интересно посмотреть, как выкладывается мозаика, делается вышивка. Это имело и миссионерский эффект, ведь за показом всего этого рассказывалось о Церкви. Своя программа была в малом деревянном храме во имя Новомучеников Российских. Там служилась всенощная, что немаловажно – желающие могли помолиться.

После всенощной там также рассказывали гостям о храме, о том, что такое мученичество. Это всё связано с нашей историей, ведь последний перед закрытием Феодоровского собора настоятель, архимандрит Лев (Егоров), стал священномучеником. Его ближайшие помощницы, Екатерина Арская и Кира Оболенская, также приняли смерть за Христа. Отец настоятель повесил в храме фотографию с процесса над владыкой Вениамином, и это был важный момент: тут же иконы и тут же… фотография священномученика. Посетители видели, что святость – это не просто традиция или предания старины глубокой, а наша реальность, наша современность.

А на экскурсиях в большом храме рассказывалось о его оформлении, иконах, росписях отца Зинона (Теодора). Я заметил: людям было интересно узнать, что изображено на фресках, какой смысл они несут. И конечно, говорили о Христе, о Евхаристии. Знаете, при других обстоятельствах люди бы и не услышали об этом. Потому что храм, как и музеи, открыт в основном днём, когда люди работают. А в воскресенье нецерковные люди предпочитают утром отсыпаться. А тут за несколько часов, с 18.00 до 23.00, в нашем Феодоровском соборе побывало 1200 человек по билетам, ещё 500 человек пришло просто так, неорганизованно.

– После двадцати трёх не стали продолжать?

– На всю ночь не решились. Всё-таки в первый раз…

– Приходили к вам по единому билету?

– Да, цену которого, в 300 рублей, определил городской комитет по культуре. Часть выручки пошла в пользу храма, на его нужды, что тоже неплохо. Кстати, все прихожане в этот вечер – экскурсоводы, мастера, отвечавшие за чистоту и безопасность – были добровольцами, работали бесплатно. И считаю, «Ночь музеев» для прихожан стала не менее важным событием, чем для гостей. Общее Божье дело ведь объединяет приход в одну семью.

«Научники»

Пока мы разговаривали, найдя в вестибюле относительно тихое местечко, мимо нас проходили экскурсанты, жизнь музея продолжалась.

– Вы давно здесь работаете? – спрашиваю.

– С 2007 года.

– Помню, когда я в советское время слышал о Музее истории религии и атеизма, то акцент делался на слове «атеизм».

– Так это продолжалось недолго. Когда в 1932 году музей основали, он назывался Музеем истории религии. И хотя ни одно гуманитарное учреждение в СССР не могло быть свободно от идеологии, основной задачей музея была не борьба с религией, а её изучение. Он входил в состав Академии наук, наряду, например, с Кунсткамерой. То есть был как исследовательский институт. А антирелигиозный музей существовал отдельно, в Исаакиевском соборе. Помните маятник Фуко в храме? Это остаток того музея. Когда во время войны произошло некоторое ослабление гонений на Церковь, то наряду с учреждением Патриархии и открытием храмов по всей стране ликвидировали систему антирелигиозных музеев. В том числе закрыли Центральный антирелигиозный музей, располагавшийся в московском Страстном монастыре. Его экспозиции перевезли в Ленинград, в наш музей, а часть нашей экспозиции – иконы до XVII века – перешла в Музей древнерусского искусства имени Андрея Рублёва. И наш музей, думаю, как раз потому и не закрыли вместе с антирелигиозными учреждениями, что таковым он вовсе не являлся. Хотя первый директор музея и его ближайшие помощники, конечно, не были людьми церковными. Просто «научники».

Только в 60-е годы, когда Хрущёв начал новую антирелигиозную кампанию, наш музей забрали из Академии наук и передали в Министерство культуры – вот тогда в названии и появилось слово «атеизм». Но научная составляющая всё равно осталась, несмотря на то что музею придали явную пропагандистскую направленность. Уже к началу 1970-х градус антирелигиозной пропаганды снизился, и музей стал больше заниматься историей. Считаю, он тогда принёс много пользы. В то время были очень активные отношения с главой Ленинградской епархии митрополитом Никодимом, он даже передавал какие-то документы в наш музейный фонд. В библиотеке музея работали студенты Духовной академии и семинарии над своими курсовыми и дипломными работами. Кроме того, у нас хранилась часть дореволюционной синодальной библиотеки – это и труды богословов, историков Церкви, и документы Предсоборного Присутствия начала века. А с начала 90-х годов слово «атеизм» вообще убрали из названия музея. Сейчас коллекция пополняется за счёт даров, причём дарят нам документы и предметы не только Патриархия, а лично архиереи, священники, простые верующие.

– Вы к вере не здесь пришли?

– Нет, намного раньше. В церковь начал ходить в 1989 году.

– Тогда, после всесоюзного празднования 1000-летия Крещения Руси, многие обратились к вере. Даже говорили, что произошло «второе крещение Руси».

– А вот это как раз прошло мимо меня. В 88-м я был ещё в армии, куда меня призвали после первого курса юрфака. Но своеобразное крещение я и в казарме прошёл. Со мной служили верующие ребята, и о многом мы тогда переговорили по ночам в каптёрке. Прежнее моё мировоззрение дало трещину – как-то сразу увидел нищету коммунистической идеологии, стали занимать вопросы, которые прежде даже не приходили в голову. Кроме того, перед глазами были примеры достойного поведения в сложных ситуациях как раз верующих солдат.

Вообще же переворот тогда случился со всей страной. Когда я в 86-м году ушёл в армию, была одна страна, а когда вернулся – уже другая. Помню, преподаватель в университете увидел у меня крестик на груди и спросил, верующий ли я. Честно ему ответил: «Да». Ожидал от него выговора, ведь юридический факультет был, так скажем, идеологическим. А профессор, не глядя на меня, только проговорил: «Странно». И всё, никаких выговоров. Мне тоже было «странно» – раньше бы из комсомола и вообще из вуза отчислили.

– А я думал, вы истфак заканчивали.

– Знаете, среди выпускников нашего юрфака не так легко найти юристов, кто там только не учился – и поэт Блок, и художник Врубель. При мне аспирантом был нынешний премьер Дмитрий Медведев. Но уже тогда, учась там, я больше интересовался историей права, его философскими, а значит, и богословскими, как сейчас уже понимаю, основаниями. А потом вообще переквалифицировался.

– В какой храм вы тогда ходили?

– К Ксеньюшке, на Смоленское кладбище.

– Да, точно. Юрфак же в двух шагах.

– Дело не только в этом. Жил-то я с женой далеко, на Каменноостровском проспекте, на территории Ленфильма, где мне как дворнику дали комнату. Просто нашим духовником был клирик храма Смоленской иконы Божией Матери отец Игорь Есипов, который окормлял и меня, и мою семью, детей крестил. Потом у нас был Князь-Владимирский приход, а теперь – Феодоровский. Всего три прихода в моей жизни.

– А как в Феодоровский пришли?

– Очень просто. Когда собор передали верующим, восстанавливать его поручили нашему настоятелю, отцу Владимиру Сорокину. И вот в Князь-Владимирском храме он обратился с солеи: «Братья и сёстры, рядом с восстанавливаемым Феодоровским собором мы построили деревянный храм Новомучеников. Скоро будем его освящать. А молиться-то в нём некому…» И я со своими знакомыми по Свято-Петровскому православному братству перешёл туда.

– То есть вы давний прихожанин, – перехожу к главному вопросу. – И вот хотелось бы спросить вас уже не как музейного работника, а как верующего: это разве нормально, что храм Божий приравняли к культурным учреждениям, таким как музеи и филармония? Согласитесь, всё же странное сочетание: «Ночь музеев» и православный храм.

Обрести почву

Наверное, Александр Анатольевич уже думал над этим вопросом, потому что ответил сразу:

– Во-первых, в нашем храме уже давно существует экскурсионная служба. Сам отец настоятель по субботам проводит бесплатные экскурсии для всех желающих. С момента освящения собора и даже раньше, когда он только восстанавливался, у людей был живейший интерес к его истории, которая связана с царским родом Романовых и с новомучениками. Кроме того, людей привлекает сам собор, который «высок, светел и красив», как Государь написал в дневнике после его освящения.

В храме есть экспозиция с фотографиями молокозавода, который был в его стенах в советское время. Этакий куб без куполов, с уродливыми поздними пристройками, со стенами грязно-серого цвета. Большинство живших в округе и не догадывалось, что это бывший храм. Местное население-то почти целиком сменилось после революции, репрессий, блокады. И вдруг в этом довольно депрессивном районе, примыкающем к железнодорожному вокзалу, вырос чудесный собор – как на острове Буяне в пушкинской сказке. Белоснежный, с золотыми куполами. Весь район неожиданно преобразился, исчезла депрессивность. Кто ни приходит на субботние экскурсии, все радуются. И неверующие, и последователи других религий. А как не порадоваться красоте? Тем более, теперь он расписан лучшими иконописцами, такими как отец Зинон.

Во-вторых… Да, церковь – это не музей. Церковь – место встречи. Встречи с Богом и с ближним тебе человеком, через которого опять же обращаешься к Богу. И когда человек во время таких мероприятий, как «Ночь музеев», переступает порог храма, то он приобщается не только к красоте убранства, а к смыслу, духу веры. Он получает возможность пообщаться с церковными людьми как бы у них дома, в их духовном доме. Своими глазами я видел, какими люди входили в храм, напряжёнными и уставшими, и какими выходили. Слышал даже, как кто-то начинал молиться: «Благодарю Тебя, Господи, что привёл меня сюда». Наверное, в эту ночь они ощутили контраст от предыдущего посещения музеев и той атмосферы, в какую они попали, приехав в храм. Если таким способом человек приобщается к благодати – разве плохо? Конечно, это не меняет главного – храм, прежде всего, место молитвы.

– А какие вопросы вам задавали?

– Самые разные. Кто такие новомученики? Когда возник этот храм? Для чего нужны иконы? И так далее. Фактически, для многих это был ликбез.

– Ваше начинание будет иметь продолжение?

– Надеюсь, оно разовьётся в действительно что-то новое. Культура – это та почва, на которой можно свидетельствовать о Христе. И ещё важный момент… Некоторые люди удивительно реагировали: «Православные, они, оказывается, добрые». Понимаете, о чём речь? Я тут как раз читаю мемуары нынешнего митрополита Таллинского и Эстонского Корнилия «О моём пути», где он упоминает про своего друга. Тот, будучи ещё молодым человеком, имел проблемы со спиной. Однажды он зашёл в храм, присел и… его обругали – и что-то в его душе надломилось. Больше он уже не заходил в храмы. А «Ночь музеев» даёт возможность таким людям войти в храм и пообщаться с православными. И я видел, как лица у людей менялись, как они смягчались душевно.

– Наверное, ваш опыт «Ночи музеев» подходит только для больших соборов, где есть что показать и за которыми стоит значимая для всей России история?

– Не согласен. Экскурсии можно проводить и в так называемых спальных районах, где есть церкви. Понимаете, люди новоначальные очень скованно чувствуют себя в храмах, потому что не ориентируются в происходящем, не понимают богослужения. А здесь очень просто – вот экскурсия, тебе всё покажут и расскажут. И потом на богослужение он придёт уже не таким скованным.

– Но что рассказывать в новых храмах, у которых никакой истории?

– Так ведь можно и о вере рассказать интересно. Я заметил удивительную вещь. Одно дело, когда об иконах, о Церкви я говорю здесь, в музее. И совсем другое – когда это происходит в храме. И слова правильные вдруг появляются, и чувства, интонации. Сам храм очень помогает рассказывать о нём. Потому что там всё сделано, чтобы человек мог обратиться к Богу. И у людей там, как я заметил, откуда-то возникает живейший интерес: всё хотят рассмотреть – росписи, иконы… И понять смысл всего.

– Можете назвать храмы, куда, на ваш взгляд, точно бы пришли экскурсанты?

– Да любой… Например, в Петербурге есть Спасо-Парголовский храм, а рядом с ним Александро-Невская церковь. Вокруг них огромнейший район. Там немало ближайших домов – это уже несколько тысяч человек. Думаете, в «Ночь музеев» никто не придёт туда на экскурсию? И храм-то исторический, никогда не закрывавшийся. И стоит на Шуваловском кладбище, которое само по себе является историей. Море интересной информации! Даже сельские кладбищенские церквушки – это кладезь прошлого, ведь жизнь России неотрывна от церкви. Сейчас у нас в Питере эти церквушки окружают огромные спальные районы – жители новостроек хоть узнают, на какой исторической земле они живут, кто до них был здесь. И там есть кому всё это рассказать – и священники способные, и прихожан много весьма образованных.

Знаете, сейчас такое время, когда проходит амнезия. Люди начинают оглядываться, где они всё-таки живут. Хотят осознанного бытия, хотят иметь связь с той почвой, которая их держит. Чью я жизнь здесь продолжаю? Чтобы проникнуться этим, недостаточно сходить в местный краеведческий музей, которого чаще всего и нет в новых районах. А храмы, оставшиеся от прежних сёл, они ведь хранят память о прежде здесь живших людях. Они зачастую единственные островки, которые дают человеку историческую почву.

* * *

По пути домой задумался: «А что я знаю о своём храме, в который хожу на богослужения?» Только отрывочные какие-то сведения. Может, предложить отцу настоятелю подключиться к этой самой «Ночи музеев»? Только кто этим будет заниматься? Не на каждом приходе есть кандидаты исторических наук. Хотя с чего-то же надо начинать…

← Предыдущая публикация     Следующая публикация →
Оглавление выпуска